Чужак в чужом краю - Роберт Хайнлайн

схеме, но совершенно иначе, чем на Земле. Земной биолог мог считать такое размножение половым, земной психолог — никогда! Все куколки на Марсе были женского пола, а все взрослые марсиане — мужского. Такое разделение существовало лишь с точки зрения биологической функции; социального разделения, определяющего всю жизнь человечества, на Марсе не было. Там нельзя было вступить в брак. Взрослые марсиане были огромными, как пещерные люди. Они были физически бездеятельны, но интеллектуально активны. Куколки были толстенькими пушистыми колобками, полными бездумной энергии. В психологии марсиан и людей не наблюдалось ничего общего. Полярность полов на Земле была одновременно и движущей, и направляющей силой всех человеческих поступков — от сочинения сонетов до создания атомной бомбы. Если кто-то сочтет это преувеличением, он может поинтересоваться, много ли в патентных бюро заявок на открытие способов стерилизации людей, много ли в музеях портретов евнухов?

Марсиане не обратили внимания на визиты земных кораблей. События, связанные с ними, были слишком недавними и поэтому не имели значения. Если бы на Марсе были газеты, то в одном их номере могли бы уместиться события целого столетия. Контакт с иной цивилизацией не был нов для марсиан: подобное случалось в прошлом, повторится и в будущем. Действовать же, с точки зрения марсиан, следовало тогда, когда соседняя цивилизация будет полностью осмыслена (а на это уходил примерно миллион земных лет).

Важным событием на Марсе считалось совсем не то, что на Земле. Дематериализованные Старшие Братья мимоходом решили послать гнездящегося на Марсе человека на Землю, чтобы он узнал о ней побольше, и возвратились к действительно важным делам.

Незадолго до того (на Земле это было время правления императора Августа) марсианский художник начал создавать произведение искусства. По земным меркам оно могло быть названо одновременно поэмой, оперой и трактатом; это были определенным образом организованные эмоции. Человек не способен представить себе подобное творение, как слепой от рождения не может представить закат. Поэтому неважно, к какому виду искусства принадлежало произведение марсианского мастера. Важно было то, что он дематериализовался, не успев закончить свой шедевр.

Внезапная дематериализация была редкостью на Марсе. Марсиане считали, что жизнь должна являть собой законченное целое, а физическая смерть — наступать в специально отведенный, подобающий момент. Художник же так увлекся работой, что забыл уйти с холода. Когда его обнаружили, тело было уже непригодно для пищи. Но художник не ощутил своей дематериализации и продолжал творить.

Марсианское искусство делилось на две категории: в первую попадали работы живых взрослых марсиан, яркие, часто радикальные и примитивные, во вторую — творчество дематериализованных Старших Братьев, консервативное, сложное по форме и содержанию. Работы, принадлежащие к разным категориям, оценивались по-разному.

По каким же критериям оценивать работу неожиданно умершего мастера? Ее начал живой, материальный марсианин, а закончил бесплотный Старший Брат. Художник же, рассеянный, как все художники Вселенной, не заметил своего перехода в новое качество и продолжал работу в прежнем, материальном стиле. Открыл ли он тем самым новую категорию искусства? Стоит ли в будущем практиковать дематериализацию в процессе творчества? Старшие Братья столетиями обсуждали захватывающие перспективы, а материальные марсиане с нетерпением ожидали окончательного решения.

Вопрос был вдвойне важным, потому что произведение являлось религиозным по содержанию (в земном понимании этого слова) и очень богатым эмоционально. В нем описывался контакт марсиан с населением пятой планеты — событие, произошедшее давно, но для марсиан памятное и важное в такой же степени, как для землян осталось незабываемым одно, казалось бы, самое рядовое распятие. Марсиане встретились с жителями пятой планеты, познали их и перешли к действую… В результате от пятой планеты[4] остались обломки… а также память и любовь марсиан. Это произведение являлось одной из многих попыток передать и обобщить прекрасный и сложный исторический опыт. Однако, прежде чем оценивать произведение, нужно было договориться, с какой точки зрения его оценивать.

А это было нелегко.

На третьей планете Валентайн Майкл Смит был занят другими мыслями. Впрочем, он и не знал ничего об эпохальном произведении. Его воспитатель и братья воспитателя не отягощали ученика тем, чего он не в силах был понять. Смит знал о гибели пятой планеты, как всякий школьник Земли знает о гибели Трои. Но ему не показывали произведений искусства, которых он не мог осмыслить. Смит получил нестандартное воспитание: он знал и умел гораздо больше, чем юные марсиане, но гораздо меньше, чем взрослые. Его воспитатель и братья воспитателя с прохладцей относились к программе обучения чужака. Они изучали его самого и узнали о людях гораздо больше, чем люди сами о себе знали.

Смит был счастлив. У него появился новый брат по воде Джабл и вместе с ним обилие новых друзей; новых впечатлений было так много, что он не успевал их осмысливать. Он их только запоминал, чтобы впоследствии оживить и переработать.

Брат Джабл сказал, что новое место можно познать быстрее, если научиться читать. Смит отвлекся от созерцания и целый день просидел с Джилл над книгой. Он даже не плавал в бассейне в этот день, а это была большая жертва, поэтому по ночам он тоже читал. На закуску к Британской Энциклопедии Смит предпочитал медицинские и юридические книги Джабла. Однажды брат Джабл, видя, как Смит листает книгу, остановился и стал задавать вопросы по прочитанному. Смиту это напомнило, как его экзаменовали Старшие Братья. Джабл, по-видимому, был недоволен ответами, и Смит решил, что книгу нужно обдумать. Он был полностью уверен, что отвечал теми же словами, что вычитал в книге, хотя не все слова ему были понятны.

Однако с бассейном не могло сравниться ничто, особенно когда с ним купались Джилл, Мириам, Ларри и все остальные. Смит не сразу научился плавать, но заметил, что умеет то, чего не умеют остальные. Он опускался на дно и блаженствовал там. Его вытаскивали и ругали, и если бы Смит не понимал, что все хотят ему добра, он уходил бы в транс.

Как-то он продемонстрировал свое умение Джаблу, просидев на дне очень долго; потом пытался научить этому Джилл, но она боялась, и Смит не решился настаивать. Когда Смит впервые понял, что новые братья могут не все, что может он, ему пришлось долго ломать над этим голову.

Смит был счастлив, чего нельзя было сказать о Харшоу. Джабл бездельничал, иногда отвлекаясь, чтобы понаблюдать за редким подопытным животным. Он не составлял для Смита какой бы то ни было программы умственного и физического развития, а пустил все на самотек. Организованное руководство осуществляла