Территория войны. Кругосветный репортаж из горячих точек - Роман Бабаян

— Точно?

— Точно. Не успели. Ваши люди отобрали у нас камеру.

На самом деле наш оператор снял и деревню Донья Бочинья во время проезда через неё, и разрушенные сёла вокруг. Плюс, пока я пытался заговорить с афганцем, оператор снял и его, и других моджахедов.

— Хорошо, — говорит он. Я сейчас это проверю. Только хочу вас предупредить. Вы видели лесопилку на въезде в деревню? Если мы обнаружим у вас на кассете хотя бы один кадр, то распилим на части. Поняли?

Деваться всё равно некуда. Я как можно беспечнее отвечаю: «Хорошо. Давай смотри».

Вот что происходит дальше. Камера «Бетакам», профессиональная, панель управления магнитофоном закрывается специальной крышкой. Чтобы её поднять, нужно нажать кнопочку и сдвинуть крышку в сторону. Тот, кто не знает, как обращаться с такой аппаратурой, сделать этого не сможет. А он сразу нашёл нужную кнопку, поднял крышку — значит, для него всё это привычно, обмануть не удастся. Перемотал кассету на начало и стал смотреть. А там у нас съёмки из Сараева — мечеть, тот самый саудовский гуманитарный фонд и так далее.

Я понял — это конец. Надо что-то делать — а что тут сделаешь? Пока араб смотрел в камеру, я тихо спросил оператора: «Саша, ты много снял?» Он молча кивнул головой. Посмотрел на ребят — предлагайте выход. Андрей Бинёв — бывший муровец — сказал: «Надо прорываться». А как? Он говорит: «Сейчас я бью первого от меня. А ты, Рома, ударишь того, кто рядом с тобой. Пусть каждый ударит хотя бы одного. Они замешкаются, и кто-нибудь из нас успеет добежать до машины. А там — за руль и вперёд! Может быть, успеем помощь привезти».

Я всё понял и сказал ребятам: «По моей отмашке бить тех, кто рядом, — и в машину». Кто-то всё же прорвётся. Короче, приняли решение прорываться. Шансов, конечно, практически не было — но лучше так, чем ждать, пока нас как баранов поведут на лесопилку и положат под пилу.

Араб все это время продолжает отсматривать картинку.

Я уже скомандовал: «Раз! Два!» Даже почти замахнулся… И тут произошло чудо. Иначе назвать это никак не могу. Не нахожу объяснений…

«Раз, два…» И в эту самую секунду араб в пиджаке повернулся и сказал: «Вам повезло, что вы на самом деле не успели ничего снять. Отпускаем вас. Больше здесь не появляйтесь». Выключил камеру и протянул ее нам.

Потом он так же не глядя вытянул руку в сторону, ему вложили в ладонь наши паспорта. Их он тоже протянул мне.

Мы взяли паспорта, камеру, отошли к своей машине, сели в неё. Я так и не мог понять, что произошло. Ребята тоже.

Бог любит телевизионщиков

Поехали опять в сторону Маглая. За речным изгибом увидели полицейскую машину — ту самую, что была в деревне. Полицейские остановили нас. Тот, что дрожащими руками переписывал наши имена, сказал: «Следуйте за нами. Вас ждёт наш начальник. Хочет с вами поговорить».

Поехали. Прибыли в отделение полиции города Маглая. За столом сидел полицейский в звании майора. Вид у него был ошарашенный. Спросил меня: «Вы кто?» Я ему всё объяснил, рассказал, что с нами произошло.

— Вы вообще-то нормальные люди? — вдруг произносит этот майор дрожащим голосом. — Понимаете, что вы сделали и что могли сделать с вами? Ну куда вы заехали? Ведь это моджахеды! Туда даже миротворцы — и те не суются. Здесь зона ответственности американцев, так они боятся там показываться и патрулируют территорию только с воздуха.

Я вспомнил, что пока мы были в деревне Донья Бочинья, над нами несколько раз пролетали вертолёты, но разглядеть с земли их опознавательные знаки было невозможно. А боснийский майор продолжал:

— Когда вы только въехали в город, мне сразу об этом доложили. Но мы не знали, кто вы, и я отправил полицейский экипаж, чтобы вас разыскали.

Я уже говорил, что машина у нас была приметная — белого цвета, да ещё с хорватским номером, на нём шашечки, как и на флаге Хорватии. Поэтому заметить её было нетрудно. Оказалось, этому майору доложили, что нас захватили моджахеды, но он открыто признался, что ничего сделать для нас не мог.

— Мы вообще ничего с ними сделать не можем, — жаловался начальник маглайской полиции. — Они все поголовно вооружены и ведут себя очень агрессивно, непредсказуемо. То, что вас отпустили, — это что-то невероятное. Вы христиане? Тогда езжайте в ближайшую церковь и поставьте большие свечки за своё чудесное спасение. Вам просто повезло.

Потом майор, правда, добавил: ещё не факт, что моджахеды отпустили нас окончательно, насовсем:

— Они невероятно коварные. Когда вы будете возвращаться из Маглая на трассу Сараево-Добой, вас могут запросто обстрелять из гранатомётов. Там вокруг дороги очень густые заросли, так называемая «зелёнка». Возможно, этот тип, который у них за главного, отдал приказ устроить там засаду.

В конце разговора боснийский майор всё же выразил надежду, что всё будет хорошо, и велел своим подчинённым сопроводить нас до трассы.

Когда мы ехали в машине по дороге на трассу, я спросил своего оператора: «Саша, ты можешь мне объяснить, что происходит? Почему этот араб нас отпустил? Ты в самом деле снял что-нибудь? Ведь ты мне сказал, что снимал? Почему же он не увидел?»

Оператор пожал плечами: «Я всё сделал, как мы договорились. Снял и разрушенную деревню, и того афганца, с которым ты разговаривал. Даже успел немного зацепить эту толпу, пока они только нас окружали».

— Что же получается — он всё увидел и после этого нас отпустил? Пожалел? Вы сами в это верите? Не может этого быть! Остаётся только одно — у тебя съёмка не получилась.

Я включаю камеру и вижу, что заканчивается картинка в Сараево и начинается ГЦП — вот эти цветные полоски, которые мы часто видим на экране, называется генератор цветных полос, или «барс» по-английски. Это означает, что дальше видео больше нет. Я говорю: «Где кадры? Это же конец плёнки!» «Я все снял», — в очередной раз повторяет оператор.

— Ну, тогда покажи.

— Я все снял. Ищи сам.

Начинаю искать. Отматываю кассету снова на начало. Тридцать с лишним минут смотрю на кадры Сараево и всего остального, что мы сняли по дороге в Донью Бочинью. Опять начинаются эти полоски, а картинки деревни с моджахедами нет. И тут я на него начинаю уже просто орать. Получается, мы только что ушли, что называется, с того света, и все это — вхолостую, съёмок у нас нет.

— Короче, — говорю. — Едем сейчас по трассе назад, поворачиваем на другой берег реки, напротив деревни, где мы были. Там, я видел, стоит хорватское село, в нём костёл с колокольней. Забираемся на колокольню и на дальнем фокусе снимаем этих отморозков и весь их гадюшник. Я должен их обязательно показать, пусть даже издалека. Другого выхода нет.

Тут ребята стали меня отговаривать — мол, не стоит второй раз в течение одного часа испытывать судьбу. Такое везение редко повторяется. Главное — уйти живыми, а там что-нибудь придумаем. Если эти головорезы заметят нас на колокольне с камерой, могут запросто перейти речку — она шириной всего около трёх метров, и тогда уже точно никого не отпустят.

Я согласился. Выбрались на трассу. Слава богу, никто в нас из гранатомёта не стрелял. Примерно часа через полтора были в городе Баня-Лука, это столица Республики Сербской. Зашли в кафе выпить чашку кофе, напряжение немного спало. Но мне всё же было непонятно — куда делась картинка деревни?

Решили отсмотреть кассету еще раз.

Опять идёт этот барс — генератор цветных полос, так называемый ракорд. Я говорю оператору: «Посмотри, Саш, ничего нет». Он встал и пошёл ко мне. И вот за то время, что он шёл, я вдруг увидел, как пропали цветные полосы и пошла картинка — деревня, афганец!!!

Для тех, кто незнаком с операторской работой, поясняю. Телевизионщики никогда не прописывают этот генератор цветных полос в середине кассеты. Да это практически и невозможно — съёмка прервётся. Этот барс, или ракорд, всегда ставят в самом начале — он занимает три или четыре минуты в зависимости от того, в каком состоянии кассета. Обычно в начале кассеты самая изношенная пленка, вот и устанавливают ракорд, чтобы избежать брака. Но в середине… Невероятно!

Я говорю: «Саша, когда ты успел прописать здесь ракорд, можешь объяснить? И главное — зачем?» Он отвечает: «Я его не прописывал». «Но он здесь есть! Откуда?» — «Не знаю».

Короче, араб в пиджаке увидел ракорд, решил, что на этом съёмка закончилась (как всегда и бывает), и выключил камеру. Если бы он этого не сделал и камера продолжала бы работать, то через несколько минут пошёл бы видеоряд, сделанный в его деревне. И тогда нам пришёл бы конец — добро пожаловать на лесопилку. Но этого не случилось.

И вот потом профессиональный оператор не мог мне никак объяснить, почему так получилось. Этот ракорд возник на кассете словно сам по себе.

И мы сообща подумали-подумали и решили, что это Провидение Господне, Бог нас спас. Никакого другого варианта придумать было невозможно.