Питер - Шимун Врочек

— Ясно, — сказал Иван. — Так где его найти, говоришь?

Жилище святого человека напоминало усыпальницу фараона — при условии, что тот при жизни был завхозом какой-то богатой станции. Или падок на всё блестящее.

Обитал Дятел в перегоне от Маяковской до Плана — Площади Александра Невского, в заброшенном тупичке. Иван оглядел решетку, закрывающую ржавые циферблаты, надпись на стене гласила «НЕ ВЛЕЗАЙ, УБЬЁТ» и рядом — зелёным и красным сакральное «enigma хороший человек TM». Вторую надпись можно было встретить практически в любом месте метро. Легенды гласили, что самые древние диггеры — времен до Катастрофы — спускались в метро тайно, чтобы нанести эти знаки поклонения Изначальному Диггеру. А их ловили мОнтеры, слуги Изначального Монтера. В общем, такая байка для малолетних. Иван хмыкнул.

На решетке висели грудами блестящие побрякушки — частью из фольги, частью из стекла и камней. Крышки от бутылок, продетые на шнурок. Целые гирлянды из монет.

Пророк сидел в углу, на продавленном матрасе. Запах здесь стоял — вполне цивилизованный. Похоже, святому человеку кто-то регулярно стирает белье и одежду.

На маленьком столике перед ним горела спиртовка. Голубоватое пламя изгибалось и плясало на стенах.

Дятел поднял голову. Волосы заплетены в косички. Оглядел Ивана. Моргнул.

— Ты ко мне пришел?

— К тебе, — согласился Иван. Сел рядом и протянул руки к синему пламени. Тепло спиртовки обволокло ладони. Приятно. Иван неторопливо потянулся к сумке, выставил на стол бутылку мутной василеостровской сивухи, настоянной на японских грибах шиитаке. Убойная штука.

Взгляд пророка стал гораздо осмысленнее.

— Человече, — сказал Дятел проникновенно. — Ты действительно человече.

— Аминь, — подытожил Иван. Откупорил бутылку. — Стаканы у тебя водятся, святой?

— А як же! Обижаешь.

— Метро вообще страшная штука, — сказал Дятел. — Люди так этого и не поняли. Думаешь, это мы войну захотели? Нет, чувак. Вот ты хотел войну?

— Нет, конечно. То есть, мне всего шесть лет было… или пять…

— И я не хотел. Понимаешь теперь? — Дятел смотрел на Ивана, словно ждал от него правильного ответа. Как учитель на ученика, который оболтус, конечно, но иногда соображает и сейчас соберет остатки интеллекта и догадается. — Втыкаешь, человече?

— Не совсем.

— Никто войну не хотел. То есть, были выживальщики всякие, готы и прочие — но и они войны не хотели. Они просто чувствовали желание Его. — Дятел воздел руки, словно мусульманин на молитве. — Слабые люди, большая восприимчивость. Если желание сильное, оно кого хочешь загипнотизирует. Это Оно хотело войны. Оно, а не мы.

— Оно, это кто? — спросил Иван, хотя уже знал, что ответ ему не понравится. Вот и ещё один псих на мою голову. Чёрт.

— Метро, — сказал Дятел серьёзно. — Понимаешь? Все, кто ездил в нём, целые миллионы по всему миру. Метро ведь и в Москве, и в Лондоне, и в Нью-Йорке и даже в Мексике, говорят, было. Миллионы людей. Метро хотело этой войны. Оно жадное, но глупое… Хитрое, да, иначе бы у него ничего не получилось — но глупое.

Смотри дальше. Раньше люди уходили из него, а теперь оно сделало так, что уйти людям некуда. Они теперь всё время внутри него. И оно людей пожирает. Потихонечку съедает и не торопится. Мы все исчезаем, а оно нет.

— Метро? — Иван спросил ещё раз.

— Метро, — сказал Дятел. — Ты в двести первой ФВУ был?

— Не думаю, — сказал Иван. Вентиляционные шахты, особенно старые, до семидесятых годов, оснащались фильтро-вентиляционными установками — ФВУ, где целая система угольных фильтров, охлаждение воздуха и прочее. Эта, судя по номеру, одна из самых древних.

— Метро — оно же сгнить давно должно было, сгнить и развалиться. А оно как новенькое. И всё дело в двести первой ФВУ. Понимаешь?

— Точно, — сказал Иван. Поднялся. — Спасибо за гостеприимство. Говоришь, есть коллектор?

— Есть, — кивнул Дятел.

Развлекаемся, а потом падаем в омут сомнений.

Иван попробовал рукой стену коллектора. Влажная. Провел по шершавому бетону вниз, посмотрел на перчатку — да, влажная.

Этот коллектор, судя по плану, что набросал Дятел, ведет в обход путевого тоннеля, и выходит, скорее всего, в ту самую ВШ двести первую, что находится за Площадью Восстания, у станционной сбойки.

Будем надеяться, что патрулей там нет.

Они параноики. Они же москвичи. Иван усмехнулся. Мнение Шакилова о бордюрщиках со временем не изменилось, а скорее приобрело благородный дубовый привкус, как у старого виски. Но я предпочитаю водку.

Иван включил фонарь и лёг на пол. Если уж лезть в шкуродер, то обязательно ногами вперёд. Если застрянешь, так можно вылезти обратно. Если наоборот, то потом найдут (а скорее всего даже не найдут) твоё высохшее тело. Эти коммуникации строились чёрте когда, тут заблудиться можно. И сюда давно никто не лазит. Даже гнильщики.

Иван поморщился. Нашёл, о ком вспомнить. Гнильщики обитали на заброшенных станциях, в туннелях, в старых ВШ или забытых санузлах. Питались неизвестно чем, отбросами, грибами, растущими в туннелях, всем, что украдут или выпросят у жителей цивилизованных станций. Воровали. Ходили упорные слухи, что гнильщики едят человечину. Бред, наверное.

Иван вспомнил, сколько раз наталкивался на человеческие кости, разделанные и обглоданные, иногда разрубленные ударами чего-то острого. Сначала он думал — крысы. Может, и не крысы.

Может, и не всё бред — то, что говорят о гнильщиках.

Мол, они детей воруют и солят в бочках. На Фрунзенской, кажется, был настоящий бунт, когда выяснилось, что целый табор гнильщиков обосновался в заброшенной ТДП-шке. Народ разволновался, надавал по шее ментам и пошёл гнильщиков жечь.

Иван нахмурился…

И, кажется, сожгли.

…так и есть, плечо начало цеплять стену. Сужение.

Чёрт, только бы пройти… Только бы…

Ноги уперлись во что-то твердое. Иван изогнулся, подсветил фонарем… проклятье!

Тупик. Коллектор забит бетонной пробкой. Ясно.

Значит, план Б отменяется. В спальню Ахмета мы не попадем.

Остается план А. Сомнительный, но всё же…

Иван вздохнул и полез обратно.

— Помнишь, ты говорил про газовую атаку? — спросил Иван.

Сазонов мгновенно сообразил, круто развернулся. Полы бежевого плаща взлетели, опали. Глаза желтовато-серые, яркие. Красивый.

— Что придумал?

Иван посмотрел на него с весёлым прищуром.

— А ты как думаешь?

— Давай не тяни. Рассказывай, — потребовал тот. — Ну же!

— Слушай, Сазон. — Иван продолжал улыбаться, — а что у нас есть из противопожарных средств?

— Как что? — тот поднял брови. — Лопаты, багры, песок, вода, ведра, брезент — всё как положено. Сам не знаешь, что ли? Нафига тебе они?

Иван качнул головой.

— Да так, — он хмыкнул. — Есть одна идея… идея, идея, и де я нахожусь? — пропел он.

Иван никак не мог рассмотреть его лицо целиком. Взгляд легко выхватывал фрагменты: вот мясистый, чуть раздвоенный подбородок. Вот подстриженные волосы вокруг уха, частью седые, вот глаз — очень светлый, с тёмной каемкой вокруг, зрачок точечный, словно наколотый булавкой. Вот пальцы — волосатые, крепкие. Вот карман рубашки, армейской, выцветшей, камуфляжные пятна. По отдельности эти фрагменты виделись четко, и каждый вызывал раздражение и даже отвращение, но в целом образа не складывалось.

Закрыв глаза, как привык делать, тренируя зрительную память под руководством Косолапого, Иван попытался увидеть Мемова, собрать фрагменты в единый образ генерала Адмиралтейской. Но нет. Ничего не выходило.

Процесс внимания состоит из трех действий, говорил Косолапый. Первое действие: держать объект, второе — притягивать к себе, третье — мысленно проникать в него. Так учил Косолапый. Он говорил что-то про актерскую систему Чехова, но Ивану про писателя было не очень интересно, а вот про Блокадников — даже очень. Но тогда Косолапый про Блокадников ему не рассказывал…

А теперь вот Мемов.

Если рассмотреть его как следует, можно задавать вопросы. И образ человека будет отвечать так, ответил бы сам человек. Не словами — а покажет, чтобы он сделал.

Иван снова полностью расслабился и начал вызывать в воображении образ генерала.

Толстые пальцы, курчавые волоски. Пальцы лежат на столе — почему-то плывущее, как сквозь туман, нечеткое изображение.

Толстые пальцы с курчавыми волосками пробарабанили по столу. Остановились.

Мемов нахмурился.

— Так что у тебя за идея? Только коротко.

— Мох, — сказал Иван.

Густые брови Мемова удивлённо поползли вверх.

— Что? — генерал смотрел требовательно. — Какой ещё мох?

Иван усмехнулся.