Координатор - Эндрю Йорк

— Кто-нибудь может вспомнить, что у Кристофера были зеленые глаза, — сказала она.

В гостиной уже ждали двое коридорных, которые подняли Уайлда с кровати и пересадили его в кресло-каталку. Ингер накинула ему на плечи пальто и укрыла ему ноги тремя одеялами и дорожным пледом.

— Я сама его повезу, — сказала она коридорным, с улыбкой обернувшись к ним через плечо. — Он не любит, когда его возит кто-нибудь другой. Но вы мне еще понадобитесь, когда мы будем садиться в такси.

Она покатила его вдоль по коридору. Горничная приступила к уборке номера. Менеджер гостиницы и портье ждали в нижнем холле.

— Мне ужасно жаль, миссис Морган-Браун, что это случилось в первую же ночь после вашего приезда, — сказал менеджер. — Мы поместили вас на самый спокойный этаж. Если мы можем еще что-нибудь сделать…

— К сожалению, есть вещи, которые невозможно предусмотреть, — холодно ответила Ингер. — Мы постараемся вернуться сюда летом и погостить подольше.

— Вы возвращаетесь домой, в Британию? Ближайший паром из Эсбьерга в Англию отправится не раньше вторника.

— Мы поедем поездом в Гамбург, а потом доберемся до Амстердама. Мне кажется, путешествия действуют на него благотворно. В конце концов, больше всего он страдает от своей нервозности. Видите, как он смотрит на вас? Его раздражает все на свете. — Она улыбнулась. — Разумеется, не считая меня.

— Может быть, я могу заказать места по телефону…

— В этом нет необходимости.

Она начала раздавать банкноты по десять крон всем, кто стоял поблизости.

— У нас билеты с открытой датой, и будет лучше, если я подберу места прямо на вокзале.

Она пошла впереди всех в заснеженный дворик. Коридорные толкали за ней кресло.

— Я сяду первой, а вы посадите мистера Моргана-Брауна рядом со мной. — Она улыбнулась Уайлду, когда он оказался в машине. — Ну вот, милый, все в порядке, теперь тебе не о чем беспокоиться.

Она сняла перчатки и провела пальцами по его ладони. Он не почувствовал прикосновения.

— Кресло можно сложить и убрать в багажник, — сказала она носильщикам.

Водитель завел мотор и выехал на улицу.

— Центральный вокзал?

— Сначала я хочу заехать на почту, — сказала она по—датски. — Мне надо отправить телеграмму.

Они остановились возле почты на Фаримагсгаде.

— Позовите меня, если мой муж начнет что-нибудь говорить, — сказала Ингер шоферу. — Он сейчас в очень возбужденном состоянии.

Взгляд Уайлда скользил по деревьям в саду Тиволи. В свой последний приезд в Копенгаген он провел там три безнадежных часа с девушкой по имени Лена и тремя неприятными молодыми людьми. Тогда он был уверен, что больше никогда не окажется в подобной ситуации — ни в Тиволи, ни где-нибудь еще. Но Лена не была гением.

Солнце поднялось уже достаточно высоко, чтобы освещать улицу, и Копенгаген никогда не казался более прекрасным. В городе усердно работали снегоочистители, но мир вокруг по-прежнему выглядел как зимняя сказка; на каждой крыше лежали пухлые пласты снега, время от времени плавно соскальзывавшие вниз. Машины бесшумно мчались на своих противогололедных цепях; даже трамваи скользили, не издавая ни звука. Пешеходы шли, спрятав руки в карманы и опустив уши на теплых шапках. Они шагали с целеустремленным видом, следуя куда-то за клубами собственного дыхания и пылающими носами, не обращая внимания на стоявшие у обочины такси. Уайлд подумал, что слово «целеустремленный» очень точно характеризует любого среднего копенгагенца, не важно, работает ли он или только делает вид, что занят. Его окружал целый океан помощи, и, чтобы привести его в действие, требовалось только вытащить затычку. Водитель смотрел на него в заднее зеркальце, но даже если бы Уайлд смог проартикулировать слова движением губ, его познания в датском были слишком слабыми, чтобы сообщить о положении, в котором он оказался.

— Он хорошо себя вел? — спросила Ингер, садясь в машину. — Вид у него стал поспокойнее.

Она подняла его очки и заглянула ему в глаза:

— Не волнуйся, дорогой, скоро мы будем уже в поезде.

Они поехали в сторону Банегаард. Утренний ветерок, со свистом налетавший со стороны бухты Кристианхавен, кажется, понижал температуру еще на несколько градусов. Ингер с помощью улыбки и щедрого вознаграждения заставила двух дюжих молодых носильщиков перенести Уайлда из машины в кресло-каталку. Она довезла его до буфета и оставила почти на полчаса, заведя разговор с продавцом в билетной кассе и только время от времени бросая на него через плечо небрежный взгляд, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. По обе стороны от него за маленькими столиками сидели люди, которые, медленно двигая окоченевшими на морозе пальцами, подносили к губам чашечки кофе, жевали сандвичи и обменивались односложными замечаниями. Некоторые, вставая, задевали его плечом и, взглянув на него сверху вниз, коротко извинялись. Две маленькие девочки в отороченных мехом анораках [7] и сапожках до колен стояли прямо перед ним, разинув рот, толкая друг друга и пересмеиваясь. Уайлд приоткрыл губы, но не мог издать ни одного осмысленного звука. Эту сцену прервала Ингер, вернувшаяся с двумя билетами и в сопровождении носильщиков.

— Как вам не стыдно издеваться над стариком, — сказала она детям. — Уходите отсюда. С тобой все хорошо, мой милый?

Она снова подняла его очки и заглянула ему в глаза:

— Ничего, еще немного, и мы будем в своем купе.

Она сделала знак носильщикам, и они потащили его кресло-каталку по коридору.

— Только не ставьте рядом с окном, — сказала она. — Он не любит сидеть у окна. Лучше разместите ближе к центру. Вот так, и как следует закрепите кресло.

В купе она села рядом с ним и взяла его за руку:

— Ну все, все, дорогой. Успокойся. Ты опять начал волноваться.

Она вновь провела пальцами по его руке; на этот раз он почувствовал легкое покалывание, и его пальцы непроизвольно дернулись. Ингер нахмурилась:

— Вы не могли бы поскорей принести багаж?

Носильщики закивали, с улыбкой глядя на него и на нее.

Уайлд попытался напрячь плечи, но безуспешно. Однако он чувствовал, что сила и способность к движению постепенно наполняют его руки от кисти до локтя. Ингер посмотрела на него, по-прежнему сдвинув брови и нахмурив лоб. Она сняла шляпу и положила ее на сетчатую полку, потом повесила на крючок норковое манто. Стянув перчатки, она подошла к окну и поправила прическу. Ее пальцы отбивали по деревянной раме мелкую дробь: это был единственный признак волнения, нарушавший ее холодную невозмутимость.

Дверь открылась, и носильщики внесли чемоданы. Ингер дала им еще две бумажки по десять крон.

— Вы не знаете, наш поезд отправится с опозданием?

— О да, мадам. Сами видите, какой снег. Но задержка будет небольшой, скоро поезд тронется.

Она выпроводила их вон, закрыла дверь и опустила шторку, закрывавшую купе со стороны коридора. Подойдя к окну, она стала смотреть, как люди ходят взад и вперед по платформе. Уайлд пошевелил правой рукой, и она увидела это движение, отраженное в оконном стекле. Она задернула шторку:

— Надеюсь, нам никто не помешает.

Она достала из сумочки свою косметичку.

Уайлд согнул пальцы. Но в его плечах все еще не было жизни.

Над ним затрепетало ее белое платье. Ингер прекрасно сознавала грозящую ей опасность. Она положила косметичку на соседнюю полку и, к его удивлению, вынула оттуда пудреницу. Это было изделие из серебра, необычно большое, не меньше шести дюймов в диаметре. Откинув крышку, Ингер посмотрела на себя в зеркальце и положила пудреницу возле косметички, оставив ее открытой. Потом она села рядом с ним, в руке у нее был подкожный шприц.

— Мне придется тебя перевернуть, — сказала она. — Но я могу сделать укол прямо сквозь одежду. Постарайся расслабиться.

Она взялась за его свитер. Уайлд сделал глубокий вдох, сдвинул свою правую руку и сомкнул пальцы на ее левом запястье. Они посмотрели друг на друга.

— Не будь идиотом, Майкл, — сказала она спокойно. — Я скупила все купе, и нет никаких шансов, что сюда кто-нибудь войдет. Отпусти меня.

Уайлд приподнял левую руку. Ингер попыталась встать, одновременно оттолкнув его к подушке и выставив вперед иглу. Уайлд с огромным усилием сдвинул плечи; игла прошла рядом и воткнулась в синюю обивку. Рука Уайлда скользнула за спину Ингер, поднялась по ее спине и вонзилась ей в подмышку; он сжал ее тело, и из ее ноздрей с шумом вырвалось дыхание.

— Ты делаешь мне больно.

Уайлду показалось, что он улыбнулся. По крайней мере, он хотел это сделать. Ингер глубоко втянула воздух, к ее щекам прилила кровь. Она попробовала вырвать свое плечо, но Уайлд усилил хватку. Она взмахнула правой рукой, шприц выскользнул у нее из пальцев и мягко упал на ковер; его зажим парализовал ей руку.