Часовой дождя - Татьяна де Ронэ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
P. S. Я вернулась в мамину комнату убедиться, что все в порядке. Она крепко спала, кажется, ее лоб был не таким горячим. Я посмотрела телефон и нашла там десятки эсэмэсок и пропущенных вызовов от какого-то «ДжефаВДХ». Ведь это бывший мамин жених, еще до папы, да?
Четыре
Сена, вся в зеленых и желтых переливах, более изменчивая, чем змеиная кожа.
Виктор Гюго. Собор Парижской Богоматери
В тот день, когда это произошло, на Сюзанне было светло-голубое платье, а волосы собраны в узел на голове, и я мог видеть ее затылок. Мы решили перекусить в домике на дереве, мы держались за руки и пели. Ее ладонь всегда казалась прохладной. Ночью была гроза. Наутро жара вернулась, но земля еще хранила влажность.
Тем летом умер мой дедушка, ему было семьдесят девять, мне казалось, он совсем старик. Мне не показали его тела, наверное, считали, что я слишком маленький. Никто не рассказал, что случилось. Думали, что я не пойму. Но я видел, как гроб выносят из комнаты и спускают по лестнице. Видимо, он был тяжелым, раз его несли четыре человека, ворча и обливаясь потом. Отец казался каким-то очень худым и усталым. Вокруг глаз залегли морщинки. В дом приходили чужие люди и тихо переговаривались. Один из них дал мне нугу, я стал жевать, и она прилипла к зубам. Все гладили меня по голове и говорили, что я хороший мальчик.
Дедушка был шумным и веселым. Мне сказали, что на его похороны пришла вся деревня. После его смерти в доме стало тихо и спокойно. Мне это не нравилось. Мне не хватало его шагов и громкого смеха.
Он особо не обращал на меня внимания, да мне это было и не надо. Не думаю, чтобы его вообще интересовали дети. Он любил сидеть на террасе и пить с друзьями кларет. У него был толстый живот и длинные усы, они кололись, когда он целовал меня в щеки.
Я не понимал смерть. Я не знал, что это такое.
Я только знал, что больше никогда не услышу, как смеется дедушка.
Я даже не подозревал, что увижу смерть совсем рядом. Что она так близко подойдет ко мне.
Потом, годы спустя, я все старался найти знаки, по которым ее можно узнать. Я никак не был готов к тому ужасу, который произойдет. Это был прекрасный летний день. И никаких знаков. Ни единого.
* * *
– Господин Мальгард… Простите… Господин Мальгард?
Линден с трудом разлепил глаза. Агата, портье, осторожно трясла его за плечо. Она спросила, все ли в порядке. Он растерянно смотрел на нее, потом, смутившись, понял, что уснул на диване и сейчас уже утро. Он встал, бормоча извинения. Уже девятый час. Должно быть, его вырубило от усталости.
Пришло сообщение от Мистраль: они обе проснулись, он может воспользоваться ванной комнатой. Как только брат пришел, Тилья стала расспрашивать, что он думает про послания Джеффри ван дер Хагена. Да ничего он не думает, с какой стати об этом думать. Но человек звонил десятки раз, настаивала сестра вполголоса, чтобы не слышала Мистраль из ванной. Линден что-нибудь слышал о том, что мать собирается встретиться с Джефом в Париже? Линден опять покачал головой. Почему Тилью это так волнует, какая, собственно, разница? Она ходила сегодня проведать мать? Да, ходила, мать выглядит не очень хорошо, все время кашляет, и температура держится. Надо бы опять вызвать врача.
После завтрака Линден проверил почту: Рашель интересовалась, не хочет ли он немного поработать. Она понимает, что с отцом все очень серьезно, но Сена сейчас на первых страницах всех новостных изданий, он не согласится сделать несколько фотографий, получится очень любопытно? Конечно, его никто не заставляет, но, может, он все-таки попробует? Что он об этом думает? Да, вода все поднималась. Пока ему снился тот кошмар, Сена вышла из берегов в Альфорвилле и Шарантоне, восточных пригородах. Все притоки в ее верхнем течении переполнены из-за дождей, их потоки стремительно надвигаются на столицу. Русло больше не может вместить ни единой капли, – прочел он в интернете. Закрыто около тридцати станций метро, в Седьмом и Пятнадцатом округах проводится эвакуация. Жителям настоятельно советуют уехать, но многие отказываются. Люди боятся мародеров, они предпочитают оставаться дома, чтобы защитить свое добро, даже если в доме нет ни воды, ни электричества, ни отопления.
В Инстаграме множество фотографий наводнения, и на каждой – разбухшая грязная река, пришвартованные баржи, болтающиеся на волнах на уровне тротуаров, берега, скрывшиеся под коричневатой водой, деревья и уличные фонари, торчащие из воды, как огромные и нелепые водяные лилии, и так везде: от Берси до Жавель. Самые удачные и впечатляющие воспроизводились на информационных каналах, а хэштеги #парижнаводнение и #зуав фигурировали в топе Твиттера. Несмотря на холод и дождь, было много туристов, которые просто наслаждались этой природной катастрофой. А уж сколько было селфи на фоне Сены. Он должен увидеть это своими глазами. Время есть, в отделение интенсивной терапии пускают только с трех. Он распихал по карманам несколько кассет с пленкой, а когда с «лейкой» в руках собрался уже выходить, услышал голос:
– Меня подожди!
Мистраль бежала за ним, она тоже хотела посмотреть на Сену. Неожиданная компания его даже обрадовала. Он так привык к дождю, что почти его не чувствовал. Воздух был влажным, наполненным испарениями. А вот холод, как и накануне, пробирал до костей, проникая под куртку и шарф. Линден с племянницей быстро прошли по бульвару Монпарнас, затем повернули на улицу Ренн. Движение было плотным, автомобилисты нетерпеливо жали на клаксоны. К Сене они вышли по узкой улочке Бонапарт. Множество пешеходов шагали в том же направлении. Выставленные полицией заграждения не давали машинам повернуть на улицу Жакоб и Университе. Линден сначала не понял почему, но, посмотрев вдаль, увидел, что тротуары залиты водой. Мост Искусств был закрыт, и вся толпа продолжала идти к другим мостам, к мосту Каррузель и Руаяль. Линдену еще не доводилось видеть такой сутолоки на набережных, со всех сторон угрожающе топорщились спицы зонтов. Мосты просто кишели людьми: тысячи зевак, раскрыв
