Амалия и Белое видение - Мастер Чэнь

И именно по этой причине Стайна я боялась больше всех прочих полицейских, ведь мне к этому моменту уже хотелось выплакаться у кого-то на груди. А Стайн все-таки был относительно своим – в кабаре он наведывался постоянно, улыбался от моей музыки, с кем-то танцевал.

И вот сейчас он попросил джин пахит, уговорил меня сделать то же самое и начал мягко пугать вполне, прямо скажем, серьезными вещами:

– Дайте я расскажу вам, что сейчас происходит. Ежедневно, а то и дважды в день полицейские информаторы всех рас докладывают нам новости насчет того, не видели ли где шестифутового англичанина с волосами, как у фермера с американского Дикого Запада. Круглые сутки наряды констеблей делают то же самое – смотрят, расспрашивают. Знаете ли, у нас на острове официально живет лишь одна тысяча сто семьдесят четыре европейца. Включая женщин и детей. Не так уж легко среди них потеряться. Есть еще, правда, несколько сотен туристов ежедневно, но они все сосредоточены в весьма предсказуемых местах. Отели, рынки, храмы. Города типа Алор-Стара или Ипо я исключаю, потому что там европейцев и вообще по паре сотен, а туристов нет.

Он закинул ногу на ногу и поморгал глазами, почти лишенными ресниц. Кем он был, пока не начал становиться седым, подумалось мне: блондином или рыжим?

– Дальше к югу идет Куала-Лумпур, но он, как и Сингапур, отлично контролируется местной полицией. Еще есть плантации и оловянные шахты, но и там нет никакого труда узнать, не появился ли у кого-то в гостях загадочный англичанин.

– А вы не думали насчет Сиама? – сладко осведомилась я. – Это так близко – проехать немножко на север…

Стайн смущенно улыбнулся и, с моего позволения, зажег старомодную бирманскую черуту.

– Как же это – не думали? Первое, что было сделано, – это взяты под контроль порт и паромная переправа в Баттеруорт, к поездам. И сами поезда. На поезде тоже, кстати, не очень-то спрячешься. Чего вы не знаете – что искать господина Макларена мы начали сразу, еще ночью со среды на четверг, поскольку там были обстоятельства весьма особые – у него убили близкого друга (Стайн кашлянул), и нам нужно было Макларена быстро расспросить. А его нигде не оказалось. Но ночью корабли порт не покидали. Ну, а уж утром его искали все и везде, опасаясь худшего… В общем, сейчас я твердо уверен, что обычным путем Макларен город покинуть не успел бы. Остаются разве что маленькие сампаны, которые, конечно, могли бы довезти его до острова Пхукет… Ну, а тут уж надо быть своим человеком в порту.

Стайн устремил на меня взгляд бесцветно-серых глаз и добавил:

– И трудно представить человека женского пола, который мог бы так легко в этой соленой портовой компании сориентироваться… Но это так, между прочим. Главное же – поверьте мне, что к данному моменту каждый человек в городе, даже отъявленный преступник, знает, что ему выгоднее сообщить нам информацию о разыскиваемом англичанине, чем допустить, что потом мы узнаем, что он ее от нас скрывал. Включая всех, у кого есть даже самый слабый сампан. Нет такого тайного китайского сообщества в городе, чтобы мы не имели хоть какого-то доступа к нему. Сиам, вы говорите…

Тут Стайн перевел взгляд на потолок и вздохнул, будто вспоминая о прелестях Бангкока.

– Да, король Сиама – единственный персонаж в этих краях, который не подчиняется ни единому европейскому – как и азиатскому – властителю. Но полиция в Бангкоке не хуже нашей. И она, представьте себе, сотрудничает с нами. Госпожа Амалия, скажу снова и снова – речь идет о европейце. Нам всем здесь невозможно замешаться в толпе… Что касается кораблей – на кораблях есть капитаны, а у них есть телеграф, и мы умеем им пользоваться, как ни странно. Мы узнаем, что произошло. Рано или поздно. Но просим вас облегчить нам труд и сообщить то, что знаете.

– Вы так уверены, что я имею к этому делу столь прямое отношение, господин Стайн…

– Э-э-э, раскрою вам служебную тайну. Первое время отрабатывалась версия – одна из нескольких, – что тут идет речь о преступлении страсти. Что вы скрываете тело господина Макларена. Закопали его где-то в джунглях. Что попросту вы дошли до такого состояния… А свидетельские показания, с которыми вы знакомы, показывают, что в этой истории страсти горели мощным огнем. Да и сейчас, посмотрите на свое лицо, госпожа Амалия, – вы выглядите по-иному, чем пару недель назад, я же вас видел тогда неоднократно. Кстати, блестящий бэнд в вашем кабаре, будет жаль, если… Но не буду вас пугать. Для этого у нас в полиции есть другие, и они уже это делали с вами и делают.

Тут Стайн показал, чем он так притягивает людей: он улыбнулся, и улыбка его была великолепна – множество мелких морщин, мгновенно сложившихся в сетку на лице и так же быстро, застенчиво исчезнувших. Мне в голову пришла странная мысль: а что такое вообще возраст, не считая того, что это две цифры на бумаге?

– Так вот, я склонен считать, что более правильна другая версия. Вы спрятали его. Потому что решили, что иначе его тоже убьют. Кстати, вас можно тут понять. Да, да. Вы хорошо знаете город, у вас масса знакомств, и вы нашли какой-то остроумный способ это сделать. Поскольку разговор у нас частный, то я могу признать, что мы страшно провалились в деле защиты жизней четырех людей. Да что там – я провалился, потому что все это расследование свалилось в какой-то момент на меня… И сейчас нам следует продумать что-то вроде немедленной отправки господина Макларена домой, а не подвергать его непонятным пока что угрозам. Но мы выясним, что это за угрозы. И мы найдем способ защитить его. Вам дорога его жизнь? Нам тоже. Так давайте придумаем что-то вместе. Ну, поместим парня вот на тот миноносец, оттуда на лайнер и домой. Предложите что-то. И не сопротивляйтесь. Вы имеете дело с машиной, которая вас не просто сильнее, она намного сильнее. Мы попросту наблюдаем смешную картину – Амалия де Соза против Британской империи. Исход этой игры очевиден.

– Ваша империя, – сказала я и задохнулась. Перед глазами начали плыть круги.

– В данном случае – и ваша, не хочу напоминать о подданстве…

– Ваша империя погибнет, как погибли все прочие империи, – сказала я – до сих пор не знаю, почему; кажется, я дошла до того, что мне начали являться ангелы, а некоторые из них заговорили моим голосом. Левый глаз дергался немилосердно.

Стайн склонил голову набок. Веселые морщинки опять пробежались по его лицу и исчезли: я, кажется, доставила ему удовольствие.

– Вы читали Херберта Уэлса и теперь верите в марсиан? Ну, скажите мне, кто и что, кроме марсиан, может нанести удар первой империи мира. Давайте поиграем: вот я хочу, чтобы она погибла. Как я этого добьюсь? Конечно, мне не следует ожидать, что вы знакомы с неким Вашингтонским договором 1922 года…

– Моя работа – это цифры, господин Стайн, и что-то мне сейчас вспомнились такие цифры, как пять-пять-три, – скромно заметила я.

Стайн с удивлением поднял на меня свои бледные глаза и молчал с минуту. Мне показалось, что я чем-то его очень огорчила – если нет, то поразила уж точно.

– Мое восхищение, – сказал он после паузы. – Именно так. Пять линкоров у нас, пять у наших друзей и союзников – американцев и три у наших друзей и верных выучеников – японцев. Вы же знаете, что это мы сделали им флот и обучили моряков в начале века – чтобы держать в узде русских на Востоке – если уж вы слышали про пять-пять-три… А кроме этих трех держав – кто? Никаких боевых кораблей у проигравших германцев, да и страны такой считай что уже нет. Что там еще? Советы? Франция? Это смешно.

Стайн помолчал, глядя в стаканчик с джином, на стенках которого виднелись пузыри. С удовольствием сделал глоток.

– Давайте я рискну раскрыть вам строгий военный секрет – тем более что он на днях был напечатан в «Таймс». Новое поколение наших линкоров будет непотопляемым. Придумали что-то с переборками, якобы теперь торпеды уже не страшны. Ну, и после этого кто еще есть в этом мире, чтобы нанести Британии не то что удар, а даже укол? Кто?

Эти слова, как мне показалось, он произнес даже с некоторой печалью. Или с приятной усталостью боксера, которому больше некого побеждать.

Я закрыла на секунду глаза. С моей головой что-то творилось. Или Стайн действовал на меня гипнотически, или…

Я была птицей. Очень сильной птицей, чьи крылья легко подняли ее на громадную высоту, среди белых и серых башен облаков, пронизанных лучами. Облака были подо мной и надо мной, тяжелые, налитые влагой; по их тяжести и по серому цвету чешуи моря далеко под моими крыльями я понимала, что сейчас – сезон дождей, возможно, декабрь.

И тут внизу, на косой сморщенной поверхности воды, я увидела два громадных, как многоэтажные здания, корабля, одетых в тяжелую броню. Оставляя за собой расходящиеся усы, они шли куда-то на северо-восток, за ними следовали три корабля поменьше, видимо эсминцы. Два гиганта были непохожи друг на друга – один был приземист, с мощными надстройками, тупо скошенным к воде носом. Второй… он был больше, гораздо больше, я никогда раньше не видела таких кораблей: линии его корпуса были стремительны, нос нависал над водой. В нем ощущалась рвущаяся на волю мощь новой и непобедимой машины, а стволы немыслимо громадных орудий в прорезях башен сверкали свежей краской. «Непотопляем», – прозвучал в моей голове голос Стайна.