Месть мажора (СИ) - Фарди Кира
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Там, на щите! Куртка с оформлением, которое придумала я. Видишь?
Картинка меняется, я разочарованно опускаю руки.
– Какое оформление? Ты о чем?
Матвей пожимает плечами и направляет машину в поток.
– Я в тюрьме занималась дизайном одежды, – тихо говорю ему.
– Ты? Дизайном? – он косится на меня, потом прыскает в кулак и вдруг начинает хохотать.
– А разве это запрещено?
– Ой, не смеши меня! Дизайн в тюрьме? Вот повеселила! Ты робы для уголовников придумывала? Ха-ха!
– Нет, почему робы? – оправдываюсь я. – Мы шили джинсовую одежду по заказу компании «Глории джинс».
– Фу, как противно! Я теперь на эти магазины и смотреть не смогу! Как представлю, чьи руки держали эти вещи, так вздрогну.
– Зачем ты так?
Обида кислотой сжигает все внутри.
– Ну, допустим, вы шили. Слышал, что в колониях уголовники учатся и работают. Но! – он поднимает вверх палец. – Где твоя профессия учителя начальных классов и где дизайн модной одежды: небо и земля!
– Я всегда хорошо рисовала, вспомни, – упавшим голосом отвечаю ему.
Доказывать уже ничего не хочется. Матвей с высоты своего положения видит меня трудолюбивым муравьем, не способным добиться успеха.
– Рисовала, и что? Не каждый стихоплет становится известным поэтом, не каждый графоман – писателем. Не говорю уже о художниках или дизайнерах. А чтобы его модели размещали на рекламных щитах и массово продавали, тем более.
– Зачем ты обижаешь меня?
– Солнышко, – Матвей треплет меня по щеке, я отшатываюсь: прикосновение настолько неприятное, словно змея лизнула языком. – Будь реалисткой! Если ты так талантлива, твое имя уже давно бы гремело на просторах интернета.
– А ты лично много знаешь модельеров? – огрызаюсь сердито, не понимаю, почему любимый мне не верит.
– Ни одного, но о брендах с некоторых пор наслышан, в новинках разбираюсь.
– С каких пор?
Матвей бросает быстрый взгляд на меня и замолкает, а я не знаю, как реагировать на его слова. Любимый ведет себя подозрительно, полон секретов. Конечно, за пять лет много изменилось, но не настолько, что я не узнаю родного человека. Уже наметилось две темы, на которые он предпочитает отмалчиваться.
Первая тема – мама, Матвей почему-то старательно уходит от ответов на мои вопросы. И вот теперь еще и мода. Он раньше никогда не интересовался ею. Всю одежду ему покупала Алевтина Николаевна, далеко не всегда угадывала с цветом или фасоном, но сын не спорил, носил то, что приготовили на выход.
Я присматриваюсь: сейчас он одет стильно и модно, словно сошел со страницы журнала. Кто-то явно контролирует гардероб, и это точно не его мать.
– Ариша, не цепляйся к словам. Ты стала слишком недоверчивой. Я стал обслуживать вип-пациентов, нахватался от них. Ты даже не представляешь, насколько они далеки от нас по уровню жизни.
– Конечно, не представляю, – обиженно поджимаю губы я. – Пять лет просидела за решеткой.
– Ну, солнышко, не начинай! Давай посмотрим правде в глаза: ты сама сунула голову в эту петлю. Если бы сделала, как я просил, все обошлось бы.
– А что ты предлагал? Не помню.
Мне все хуже становилось это этого пустого разговора. Казалось, что за эти пять лет между нами выросла огромная пропасть. Я встретила другого Матвея, свободного, уверенного в себе и своих силах. Неужели место так меняет человека? Или и раньше он был меркантильным карьеристом, вот только я, влюбленная дура, ничего не замечала.
Опять на ум приходят слова Марго. Трясу головой, прогоняя дурные мысли. Нам просто нужно заново привыкать друг к другу, вот и все.
– У тебя так волосы отросли, – замечает Матвей. – Нужно сходить к стилисту.
– На какие деньги?
– Погоди, ты же говоришь, что занималась дизайном одежды. Значит, должна много заработать за пять лет колонии.
Матвей меня уже пугает. Он ни разу не спросил, как я жила эти годы, сколько мне пришлось страдать. Ни разу! Зато, как только услышал о деньгах, сразу включил голову. Или он все еще смеется надо мной?
– Ты же понимаешь, что деньги шли мимо моего кармана, – осторожно говорю ему.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})– Погоди, погоди! Вот козлы! На каком основании они использовали тебя? Так, у меня есть знакомый адвокат, надо сходить к нему на консультацию.
– Матвей, остановись, – шепчу я. – Никто не нужен. Со мной расплатились иначе.
– Как? Что ты получила за свои художества?
– Освобождение по УДО.
С трудом выжимаю из себя слова. И зачем я ляпнула о своей работе? Чтобы он ерничал и издевался надо мной? Вижу по его глазам, что он ни на йоту не поверил в мой рассказ.
– Ты и так бы вышла через два года, какой смысл был соглашаться?
Он равнодушно пожимает плечами, а я не могу прийти в себя от шока, Что я только что услышала? Пальцы сами сжимаются в кулаки. Никогда не была агрессивной, предпочитала решать проблемы словами, сейчас впервые в жизни испытала дикое желание заехать кулаком по этим красивым губам, с которых капает яд.
– Матвей, ты понимаешь, что говоришь?
– А что? Хотя бы заработала побольше. Все польза от твоего бессмысленного поступка.
– Бессмысленного, – голос внезапно сипит, отказывается подчиняться. – Сверни, пожалуйста, к моему дому.
– Может, передумаешь?
– Нет.
– Понимаешь, – Матвей сворачивает на боковую улицу и останавливается. – Твоя мама в больнице…
Глава 18. Эрик
Я смотрю на обнимающуюся парочку и не могу пошевелиться. От шока забываю, как дышать, ходить, думать…
Мозг будто взрывается, один за другим сменяются в голове вопросы: «Что это? Как это? Откуда здесь доктор из клиники?»
И тут же на ум приходит фамилия, на которую была записана бронь домика. Стрельников! Вот почему она мне показалась знакомой! Какой же я недалекий утырок! Озарение адреналином врывается в кровь: «Меня провели! Самым бессовестным образом провели вокруг пальца».
Васильева не человек, она зло во плоти! Именно такое зло, каким его рисуют в книжках. Ее изворотливость и коварство снова поднимает в душе цунами ненависти.
Захлопываю дверь машины, делаю шаг к парочке, но в кармане вибрирует телефон. На автомате вытаскиваю его: Санек.
– Д-да, слушаю.
– Что с вами, Эрик Борисович? – голос помощника вибрирует от тревоги.
– Я узнал, с кем встречалась пять лет назад Васильева.
– Погодите, вы где? Неужели…
– Не могу разговаривать, я их… убью…
– Стойте! Не делайте ничего!
Санек кричит в трубку – я его не слушаю: решительно направляюсь к машине доктора. Но подлецы оказываются шустрее, они садятся в автомобиль и уезжают. Бегу к Ауди и несусь за ними. Ярость такая, что больше не думаю о себе, хочу уничтожить, стереть с лица земли эту ненавистную парочку.
Несколько раз наезжаю, чуть не касаюсь бампером чужой машины, но что-то внутри не позволяет ударить так, чтобы оба автомобиля оказались в кювете. Не знаю, это инстинкт самосохранения срабатывает, или есть другая причина, но, нажав на педаль газа, я сразу отпускаю ее.
Доктор замечает преследование, и тут же с азартом включается в гонку. Его джип легко уходит от меня, но и моя Ауди – машина экстра-класса. Я мигом догоняю, прижимаю врага к краю трассы, и снова рвусь вперед, потом торможу, вынуждая Стрельникова уклоняться от столкновения.
Он сдается первым: вдруг съезжает на обочину и останавливается. Первый порыв – сделать то же самое и разобраться на месте – душу на корню. В работу включаются мозги. Я снова чувствую себя живым, вижу цель и получу максимум наслаждения от мести.
Убираю ногу с педали газа и медленно проезжаю мимо. Успеваю выхватить взглядом растерянное лицо Васильевой, показываю ей средний палец и прибавляю скорости. Пусть знает, что она по-прежнему у меня на крючке. Не сорвется рыбка, не уйдет от ответственности.
– Санек, найди мне адрес Васильевой, – прошу помощника.
– Эрик Борисович, может, не надо? Только вы успокоились.
– Знаешь, кто встречал эту гадину из колонии? Знаешь?