От первых проталин до первой грозы - Георгий Скребицкий

— Съела, весь огород съела! — в полном отчаянии проговорил Михалыч. Сколько работы, сколько трудов — и вот результат!

Я выскочил из-за стола и побежал взглянуть на всё своими глазами. Действительно, на месте нашего пышного огорода торчали какие-то жалкие, объеденные стебельки. Все гряды были перетоптаны, перемяты. Я с горечью поглядел на этот ещё недавно цветущий уголок. Увы, от него ничего не осталось.

Пришёл и Михалыч, закурил, молча стоял у открытой калитки.

— Да как же она сюда забралась? — недоумевал я.

— Забыл, я сам забыл запереть калитку, когда перед обедом сюда заходил, — мрачно пояснил Михалыч.

Так нам и не удалось собрать осенний урожай с нашего огорода.

Но корову Михалыч всё-таки не застрелил и даже очень скоро перестал на неё сердиться.

— А наши с тобой труды в огороде всё-таки не пропали даром, — однажды весело сказал он.

— То есть как не пропали?

— Очень просто: ты пьёшь молоко, ешь сметану, масло, а почему они такие вкусные, жирные стали? Потому что корова нашими овощами питалась. Это брат, совсем не то, что какая-нибудь трава-мурава.

Действительно, с тех пор как корова побывала в нашем огороде, мне стало казаться, что её молоко, и сметана, и масло стали особенно вкусные.

Мама тоже с этим вполне согласилась.

ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ ДЕНЬ

Лето кончалось. В зелёной листве берёз уже появились жёлтые прядки. Грачи и ласточки сбились в огромные стаи. Грачи целые дни разгуливали за рекой по скошенному лугу, добывая разных жучков, червячков. А ласточки с утра до ночи носились над тем же лугом, над речкой, над пустошью за городом, охотясь за мошками и комарами.

А иной раз будто тёмная тучка покажется издалека и быстро приближается. Но я хорошо знал, что это вовсе не тучка, а несметное скопище скворцов летит плотной стаей, чтобы с оглушительным криком, свистом и щебетом опуститься вдруг на кусты прибрежного лозняка, сразу укрыв их словно чёрной густой листвой.

А улетят птицы, пусто станет в лугах, пусто и в поле. Зато лес оставался всё так же хорош, даже теперь ещё лучше стал, потому что в нём появились грибы.

Собирать грибы и Михалыч и мама были большие охотники! А про меня и говорить нечего — мне бы лучше всего и совсем из леса не уходить. Поэтому каждое воскресенье, когда Михалыч не должен был идти на работу, с утра запрягали лошадь в тележку, и мы все отправлялись на целый день в лес.

Приедем, бывало, в деревню Ивановку, которая стоит на самой опушке Бековского леса, оставим лошадь в крайнем домике, кошёлки в руки — и на полдня за грибами. К обеду полны кошёлки наберём, отнесём их в деревню, выложим в свою тележку, отдохнём немного, закусим и снова в лес до самого вечера.

Особенно осталась у меня в памяти одна поездка.

Был уже конец августа. Денёк выдался пасмурный, даже порой слегка накрапывал дождик. В лесу на траве, на дорожках уже виднелось много опавших листьев. На полянах ярко краснели гроздьями ягод стройные рябины, с них с громким квохтаньем и трескотнёй тяжело слетали разжиревшие дрозды.

Мы разбрелись неподалёку друг от друга. Я держался поближе к маме. Она очень хорошо умела искать грибы и как, бывало, только найдёт грибок, сейчас же подзывает меня.

— Юрочка, ну-ка, подойди сюда, посмотри, нет ли тут ещё поблизости, а то я плохо вижу, как бы не пропустить.

Ну конечно, я со всех ног лечу на помощь. И обычно тут же, рядом с маминым, нахожу ещё и ещё грибы.

— Да как же ты его не видела?! — возмущаюсь я. — Ведь совсем рядом с твоим стоял. Как же ты не заметила?

Мама добродушно улыбается:

— Что поделать, Юрочка, глаза стали плоховато видеть, боюсь пропустить, тебя и зову на помощь.

А вот Михалыч никогда на помощь не позовёт. Если найдёт хороший гриб, особенно белый, всё кругом обшарит. Все грибы, что растут поблизости, сам соберёт.

Я не раз предлагал ему свои услуги.

— Нет, — говорит, — покорно благодарю. Ты уж мамаше иди помогать. Она, как придёт в лес, сразу начинает видеть плоховато. А я отлично вижу-сам управлюсь.

Ну, не хочет, и не нужно.

В тот день грибов в лесу было очень много, особенно подосиновиков. Крепкие, молоденькие, на толстых белых ножках, в красных картузиках, они повсюду весело выглядывали из пожелтевшей, завядшей травы.

А как хороши были белянки и чернушки, и те и другие на низеньких ножках! Шляпки широкие, как чайные блюдца, и во многих из них в самой серёдочке блестела дождевая вода.

Белянки и чернушки были очень похожи друг на друга, только белянки беленькие, а чернушки — тёмно-бурые, иные почти чёрные. А вот белые грибы попадались редко, и поэтому, как кто из нас находил такой гриб, с торжеством показывал его другим.

Я долго никак не мог найти самостоятельно ни одного белого гриба. Правда, мама уже раз пять просила прийти ей на помощь. Рядом с её грибами и я находил, но в тайне души я чувствовал тут что-то неладное и подобным находкам не так уже радовался.

Наконец счастье и мне улыбнулось: выхожу на полянку и вдруг вижу возле старой, давно не езженной дороги сразу два белых гриба. Да каких ещё! Шляпка у каждого чуть поменьше моего картуза. Срезал их аккуратно ножичком. Ножки толстые, крепкие.

Вот находка! Хотел было уже кричать, чтобы и мама и Михалыч шли глядеть на моих красавцев, да на всякий случай ещё разок огляделся по сторонам, огляделся-и обмер: ещё два почти рядом с моими растут, а немного подальше — ещё один. И все как на подбор.

После такой удачи я уж всю эту полянку ползком облазил. Но больше ни одного не нашёл. Ну что же, пять крупных и совсем свежих белых грибов на одной полянке, разве это плохо? Мама, как их увидела, прямо в восторг пришла. И Михалыч тоже похвалил. Только мне показалось, что он при этом как-то недовольно не то вздохнул, не то крякнул и поглядел на свою корзину. А там всего-навсего три белых гриба.

В этот день по части белых грибов я оказался, безусловно, победителем. Свою чудесную пятёрку я положил в кузовке поверх других грибов. Если кто взглянет, подумает, что у меня сплошь одни только белые.

Наконец, пробродив до самого вечера, усталые, но зато с полными корзинками, мы подошли к дому, где стояла наша тележка.

— Сейчас попросим хозяина лошадь запрячь и поедем, — сказал Михалыч. — Да вон и сам Фёдор Иванович у крыльца поджидает.

Увидя нас, хозяин домика, где мы оставили лошадь, быстро пошёл навстречу.

— Наконец-то пришли! — сказал он, обращаясь к Михалычу. — А я уж вас жду, жду, хотел даже в лес бежать искать.

— А что случилось?

— Да жена ребёночка родить собралась. А не задалось что-то. Так мается, так мается — страшно глядеть. Помогите, сделайте божескую милость.

— Лучше давай отвезём в больницу, — сказал Михалыч.

— А может, как-нибудь обойдётся и без больницы… — робко ответил Фёдор Иванович.

— Ну, сейчас посмотрю. Вынесите мне мыло, чистое полотенце: руки после грибов вымыть почище надо. Может, водка есть, протереть их.

— Всё, всё дадим, — засуетился хозяин.

Михалыч вымыл руки, протёр их водкой и ушёл вместе с хозяином в дом.

Мы с мамой остались во дворе возле нашей тележки. Распряжённая лошадь стояла тут же и не спеша, лениво жевала сено. Около неё расхаживали куры. Было тихо, спокойно, и приятно попахивало навозцем и свежим сеном.

Вдруг из дома послышался страшный крик.

— О господи! — вздрогнула мама.

Крик повторился ещё и ещё.

На меня напал такой страх, что я боялся двинуться с места, боялся даже пошевелиться.

«Ни за что, ни за что не буду врачом! — пронеслось в голове. — Как это страшно!»

А крики и стоны всё продолжались.

— Юра, пойдём на лужок, посидим там.

Я, как во сне, пошёл вслед за мамой. Но и вдали от дома крики и стоны были тоже слышны.

Случайные прохожие останавливались, прислушивались. Многие женщины набожно крестились.

И вдруг в доме всё смолкло.

— Мама, она не умерла? — в уносе спросил я.

Мама прислушивалась, не отвечала, и от этого становилось ещё страшнее, страшнее до жути. Ещё минута, и я, наверное, тоже бы закричал или лишился чувств. Но в это время дверь в домике широко растворилась, и на пороге появился Михалыч. Он махнул нам рукой. Мы подбежали.

Михалыч был весь красный, лицо всё потное, но такое весёлое.

— Ну как? — задыхаясь, спросила мама.

— Мальчишка! Да какой здоровый, прямо богатырь!

— А сама?

— Всё в порядке.

В это время из дома вышел сам хозяин. Лицо у него так и сияло от радости.

— Поздравляем, поздравляем с сыном! — улыбаясь, обратилась к нему мама.

— Покорнейше вас благодарим! — всё так же счастливо улыбаясь, ответил тот. — Может, в дом зайдёте? Я самоварчик сейчас поставлю, яички сварю.

— Не надо, не надо! — запротестовала мама. — Какой вам теперь самоварчик, яички… Вам за женой ухаживать надо. Вот если бы нам лошадку запрячь.