Бюрократия, Запланированный хаос, Антикапиталистическая ментальность - Людвиг Мизес

Капиталистическая разновидность конкуренции состоит в том, чтобы превзойти других на рынке, предлагая лучшие и более дешёвые блага. Бюрократическая разновидность заключается в интригах при «дворе» власть предержащих.

При дворах всех деспотических правителей было достаточно лести, подхалимства, раболепия и низкопоклонства. Но всегда находилось, по крайней мере, несколько человек, которые не боялись сказать тирану правду. В наши дни дело обстоит по-другому. Политики и писатели превосходят друг друга в лести верховному правителю – «простому человеку». Они не рискуют нанести ущерб своей популярности, высказывая непопулярные идеи. Придворные Людовика XIV никогда не заходили так далеко, как некоторые наши современники, восхваляющие вождей и их опору – массы. Они, похоже, полностью утратили здравый смысл и самокритичность.

На одном из съездов Коммунистической партии писатель Авдеенко обратился к Сталину с такими словами: «Пройдут века, и будущие поколения коммунистов будут считать нас самыми счастливыми из всех смертных, когда-либо живших на этой планете, потому что мы видели Сталина – гениального вождя, Сталина – мудреца, улыбающегося, добродушного и совершенно простого человека. Когда я видел Сталина, даже на расстоянии, я весь трепетал от его мощи, обаяния и величия. Мне хотелось петь, кричать, вопить от счастья и восторга» <цит. по W. H. Chamberlin Collectivism, a False Utopia, New York, 1937, p. 43>. [Авдеенко А. О. (1908 г.) – автор популярной в своё время книги «Я люблю» (1933 г.) о перевоспитании подростка-беспризорника в советском трудовом коллективе. Славословие не уберегло его от сталинской опалы, впрочем, по тем временам довольно мягкой. На съездах партии он не выступал. Цитируемое Л. Мизесом из вторых рук высказывание – выдержка из речи Авдеенко на I съезде писателей СССР. В настоящем издании оно приводится по опубликованной стенограмме съезда.] Бюрократ, обращающийся к своему начальнику, от которого зависит его продвижение по службе, говорит менее поэтично, но ничуть не менее льстиво.

Когда на праздновании бриллиантового юбилея Франца Иосифа некий статистик поставил в заслугу императору то, что после шестидесяти лет его правления в стране появились многие тысячи километров железных дорог, тогда как в начале правления их было гораздо меньше, все присутствовавшие (а, возможно, и сам император) просто посмеялись над этим образчиком раболепия. [Франц Иосиф I (1830–1916) – император Австрии и король Венгрии (с 1848 г.). По католической традиции (с XV века) юбилейные годы кратны 25. Бриллиантовый юбилей – распространённое название 75-летия.] Но никто не смеялся, когда на Всемирной выставке в Париже Советское правительство в цветистых выражениях похвалялось тем, что тогда как в царской России вообще не было тракторов, четверть века спустя Советская Россия уже смогла повторить это новое американское достижение. [Всемирная выставка в Париже, на которой советский павильон был одним из самых представительных, состоялась в 1937 г.]

Никто никогда не считал, что патерналистский абсолютизм Марии Терезии и её внука Франца мог быть оправдан тем, что Моцарт, Гайдн, Бетховен и Шуберт написали бессмертную музыку. [Мария Терезия (1717–1780) – с 1740 г. эрцгерцогиня австрийская, королева Венгрии и Богемии. Её правление характеризовалось укреплением абсолютизма, усилением государственной централизации, частичной заменой феодально-сословного суда государственным, созданием чиновничьего аппарата управления и т. п. Мария Терезия проводила патерналистскую (покровительственную) политику по отношению к промышленности и торговле. Внук Марии Терезии Франц (1768–1835) был императором германским под именем Франца II (с 1792 г. по 1804 г.), а затем австрийским (с 1804 г.). Отличительной чертой его внутренней политики было резкое усиление полицейско-охранительного аппарата.] Но симфонию современного советского композитора, которого, возможно, забудут уже через несколько лет, приводят в доказательство преимуществ советского тоталитаризма.

Вопрос заключается в том, какая система эффективнее – бюрократического контроля или экономической свободы. На этот вопрос нельзя ответить только при помощи экономических доводов. Простая констатация того факта, что сигареты, произведённые Табачной монополией французского правительства, не были настолько плохими, чтобы заставить французов бросить курить, не является доводом в пользу государственного управления этой отраслью. Равно как и тот факт, что сигареты, произведённые Монополией греческого правительства, были наслаждением для курильщиков. Вовсе не заслуга греческих бюрократов, что климатические и природные условия их страны делают выращиваемый крестьянами табак изысканным и ароматным.

Каждый немец считал само собой разумеющимся, что сама суть и природа вещей делают необходимым государственное управление университетами, железными дорогами, телеграфом и телефоном. Для русского мысль о том, что человек мог бы жить без паспорта, должным образом выданного и зарегистрированного в полиции, всегда казалась парадоксальной. В условиях, сложившихся за последние тридцать лет, граждане стран континентальной Европы превратились в простые дополнения к своим удостоверениям личности. Во многих странах стало опасно выходить на прогулку без этих документов. <Так, досье департаментов полиции многих европейских городов содержат полную информацию о временном месте пребывания каждого жителя и каждого приезжего, а также все изменения адресов за последние сто или даже сто пятьдесят лет. Поистине бесценный и интенсивно используемый источник сведений для биографов!> В большинстве европейских стран человек не имел права остановиться где-либо на ночь, немедленно не сообщив в полицейский участок о месте своего пребывания и любом изменении адреса.

Не исключено, что такая строгая регламентация может принести какое-то благо. Но от неё, конечно, мало пользы для борьбы с преступностью и для розыска преступников. Скрывающийся убийца не побоится нарушить закон, требующий сообщать о любом изменении адреса. <Американцам кажется очень забавным, что в Европе на многих судебных процессах присяжных просят ответить на два следующих вопроса: Во-первых, виновен ли подсудимый в убийстве жертвы? Во-вторых, виновен ли подсудимый в том, что он своевременно не сообщил об изменении своего адреса?> Защищая свою систему, бюрократы впадают в мелодраматический тон. Они вопрошают, каким же образом бедные брошенные дети смогут вновь обрести своих бессовестных родителей. Они не упоминают о том, что их мог бы найти сообразительный сыщик. Более того, тот факт, что существует некоторое число негодяев, не может считаться достаточным основанием для ограничения свободы огромного большинства честных людей.

Предприятия, стремящиеся к получению прибыли, опираются на добровольный выбор потребителей. Им не выжить, если у них нет большого числа покупателей. Но различные бюрократические управления насильно приобретают себе «постоянных клиентов». То, что в учреждение обращается множество людей, не является доказательством того, что оно удовлетворяет насущные нужды этих людей. Это свидетельствует только о том, что учреждение вмешивается в дела, которые играют важную роль в жизни каждого человека.

Исчезновение критического чувства является серьёзной угрозой сохранению нашей цивилизации. Оно облегчает шарлатанам возможность обманывать людей. Примечательно то, что образованные слои более легковерны, чем необразованные. Наиболее восторженными сторонниками марксизма, нацизма и фашизма были представители интеллигенции, а не простые люди. Интеллигенция никогда не была достаточно проницательной для того, чтобы заметить явные противоречия в своих убеждениях. Популярности фашизма не наносило ни малейшего вреда то, что Муссолини в одной и той же речи воспевал итальянцев как представителей самой старой цивилизации Запада и как самую молодую из цивилизованных наций. Ни один немецкий националист не имел ничего против того, что темноволосый Гитлер, тучный Геринг и хромой Геббельс превозносились как блестящие представители высоких, стройных, светловолосых, героических арийцев – расы господ. Не поразительно ли, что миллионы людей за пределами России твёрдо уверены в том, что в Советском Союзе существует демократический режим, даже более демократический, чем в Америке?

Это отсутствие критического отношения позволяет убеждать людей, что они будут свободными в системе всесторонней жёсткой регламентации. Люди представляют себе режим, при котором все средства производства принадлежат государству, а правительство является единственным работодателем, царством свободы. Они совершенно не учитывают возможности того, что всемогущее государство их утопии может преследовать цели, которые они абсолютно не одобряют. Они всегда молчаливо предполагают, что диктатор будет делать как раз то, чего они от него ожидают.