Одна на Троих - Уля Ласка

– Никита Владимирович, – возмущённо пихается она, пытаясь отстраниться. – Почему вы ведёте себя, как какие–то школьники?

– Распустились в отсутствие учителя? – дразню её я.

– Мне удивительно, как с таким подходом у вас всё нормально функционирует.

– Потому что мы умеем работать?

– Так почему не научились нормально общаться?

– Ждали тебя, цветочек, – улыбаюсь тому, как забавно она злится.

– Не называйте меня так! – продолжает высказывать претензии она, уже спокойно вышагивая рядом, без моих принудительных манипуляций.

– Насколько я слышал, в фирме у Крапивина на практике тебя назвали именно так, и ты отзывалась.

Смущается, отворачиваясь, но поясняет:

– Это была практика, я не была полноценной частью команды. Сейчас бы они такое себе не позволили.

– Уверена? Не хочешь узнать, от кого у меня эта информация?

– Нет, – со скоростью света отвечает она.

А это значит, вера в безупречного Крапивина уже пошатнулась. Точно в плюс.

– Проходи, – пропускаю цветочка вперёд, открывая свой кабинет и специально оставляя лишь узкое пространство между собой и дверью.

Почти без труда протискивается, все же задевая меня ягодицами и вызывая непреодолимое желание вдавить ее в себя ещё плотнее.

И что это нахрен за мысли? Пытаюсь проанализировать я текущую ситуацию.

Да, хорошенькая, да, с характером, который точно ещё можно отформатировать, но зелёная до невозможности.

Не мой вариант!

Однозначно.

– Зачем тебе Кротов? – сразу приступаю к делу я, усаживаясь на свое рабочее место.

– Его навыки работы с документами, – ничуть не мешкая, приступает она к расхваливанию человека, с которым у меня оказались связаны не самые приятные мгновения моей жизни и тем, кем до сих пор поддразнивают меня мои европейские деловые партнёры. – Я, если очень постараюсь, смогу освоить кое–какие приемы, но это точно займет время, которого у меня и так немного.

– Оставайся насовсем, Маша, – предлагаю я, переходя чуть ли не на романтический тон.

А все потому, что хочу получить от неё положительный ответ и эту милую, игривую улыбку, которой она наградила Леху, когда тот расхваливал её кофе.

Ресницы взмывают вверх.

– Это навряд ли, – фыркает она, одним аккуратным движением, поправляя несуществующую, выпавшую из прически прядь.

– Спорим?

– Да вы шутите! – утыкается в свой планшет она. – Это заведомо проигрышный вариант.

– Я люблю рисковать!

В ответ она кривит губки, а я перегибаюсь через стол, обхватывая ее плечи, притягивая лицо как можно ближе.

– Вот так. . .

Цветочек жмурится, втягивая и пряча губы, мгновенно становясь похожей на какую–то экзотическую рыбу.

А меня прорывает, потому что это самая дурацкая реакция, которую я когда–либо видел на своё намерение поцеловать девушку.

Касаюсь своим носом её, замечая, как вздрагивают ресницы, а затем разжимаю пальцы, выпуская ее плечи из рук, откидываясь в кресле и давая волю эмоциям.

– Никита Владимирович, если у вас всё, то я пойду, – выдергивает меня, всё ещё подрагивающего от смеха, жесткий голос Аловой.

Ох уж этот навык перевоплощения в грозную училку. Опять возвращаюсь к воспоминанию в машине, когда она отчитывала меня за неправильный образ жизни, о котором не имела ни малейшего представления.

Удовольствие от забавной мелочи вмиг сменяется холодным раздражением.

– Нет, ты останешься, и мы доведём наш разговор до конца, – отвечаю ей в том же ключе. – Я не люблю ненадежных людей. Людей, которые могут воткнуть нож в спину ещё меньше. От тех, кто осознанно выбирает подобный путь, я избавляюсь.

Руки цветочка судорожно сжимают подлокотники, но она решается мне возразить:

– Никто не застрахован от того, что случилось с Анатолием, Илья Константинович рассказал мне, что произошло на самом деле.

– Да неужели? И с каких это пор вы так близки? – подкалываю ее я, при этом замечая, как внутри меня встряхивается и, кажется, планирует принять боевую стойку. . . ревность. . .

Ревность?! !

– Прекратите, это полностью деловое общение, и в отличие от вас, Никита Владимирович, он не переходит границ.

Звучит, как увесистый шлепок пощёчины. И это долбанное сравнение. Ненавижу!

– Мы разные, – с трудом сдерживаю себя, чтобы не пройтись по её поведению, которое при умелой интерпретации будет выглядеть еще непригляднее, чем моё.

С моим, кстати, не вижу никаких проблем, если бы не было того пламенного спича в универе, мы бы начали совсем по–другому. Ну а теперь, что имеем.

– Очень, – и то, как она произносит это слово, явно дает понять, что сравнение отнюдь не в мою пользу.

Хм. . . Поздно, детка, так или иначе, а тебе придется учиться со мной общаться.

– Я понимаю твою заинтересованность в. . . Алике. Но тебя. . . Маша, не смущает, как это будет выглядеть со стороны? Увольнение. Возвращение. И заметь, с подачи руководителя, то есть непосредственного участника того представления.

– Но это же бизнес, всё ради процветания компании, вашей компании, вам необходим такой работник! – находит цветочек самый простой, хоть и очень сомнительный аргумент.

Зря, Маша, зря, меня это, возможно, и проняло бы, но для тебя клетка захлопнулась! Расслабляюсь, расплываясь в удовлетворенной улыбке.

– Ты права. И не только мне, но и тебе. Верно?

– Я бы многому смогла научиться! – воодушевленно подхватывает мой настрой цветочек.

Похоже в моей жизни и правда началась светлая полоса, потираю я виртуальные руки. Вопрос с возвращением Алика был делом времени. Алова права, такими кадрами не разбрасываются, да и есть ещё одна причина. Пятьдесят процентов всех сделок в мире совершается на эмоциях. В ту "злополучную" встречу именно шоу Алика позволило нам получить самый выгодный контракт из когда– либо заключённых. И позже