Отвергнутый дар - Салли Боумен

Официант исчез. Наступило неловко? молчание.

– Знакомство с вами для меня большая честь, – сдержанно произнес юноша. Он поклонился Изобел. Поклонился Эдуарду. Изобел взглянула на мужа и увидела, что он сжал челюсти, сердито прищурился и посмотрел через столик на Жан-Поля, но тот спрятал глаза и дрожащей, как подметила Изобел, рукой зажег новую сигарету. Предложил закурить юноше, однако молодой человек вежливо отказался. Он сидел, обводя их лица просительным взглядом. Изобел стало его жалко.

– Вы студент? Где вы учитесь? – обратилась она к нему.

– В Лионе, мадам. – Он помолчал и добавил с легкой ноткой самодовольства: – La philosophie et les sciences politiques[30].

– Однако. – Изобел лихорадочно искала что-нибудь подходящее, но ничего не могла придумать. Она не понимала, с какой стати Жан-Поль пригласил его за их столик.

– Я изучал эти же дисциплины, – решил помочь Эдуард. Он помолчал и добавил: – Вам нравится в Алжире?

– Очень нравится. – Юноша улыбнулся и снова обвел взглядом лица сидевших. – Оказывается, я здесь очень многое узнаю.

– Вы опаздываете к началу занятий, – продолжал Эдуард любезным тоном. – Университетский семестр начался в первых числах месяца.

Наступило молчание. Юноша покраснел и опустил глаза.

– Вы правы, – пробормотал он. – Но мне требуется еще немного поработать. Понимаете, нужны деньги на обучение. Наставник мне разрешил.

– Франсуа – парень умный, – поспешил вступить в разговор Жан-Поль. – Он говорил, что на своем курсе входит в пять процентов самых лучших.

Он щедро глотнул аперитива и подчеркнуто посмотрел на наручные часы. Если этот намек был рассчитан на юношу, то он не возымел действия: тот спокойно отхлебнул кофе.

Эдуард лениво барабанил пальцем по столешнице, что, как знала Изобел, было у него признаком раздражения. Жан-Поль, судя по всему, исчерпал себя как собеседник. Изобел поспешила прийти на выручку:

– Стало быть, вы тут работаете? И нравится вам работа?

– Не так уж плохо, – пожал плечами юноша. – Я работаю в отеле «Мариана», который выходит фасадом на залив. – Он замолчал, и Изобел заметила, как он украдкой покосился на Жан-Поля. – Служу лифтером, – продолжил он, развивая тему. – Жалованье, конечно, маленькое, но зато хорошие чаевые. Французы никогда не скупятся, когда бывают довольны.

Эдуард повернул голову и бросил на юношу холодный взгляд. Изобел в замешательстве обвела всех глазами. Она ощущала какую-то подспудную напряженность, но не могла ее объяснить. У Жан-Поля вид был взбудораженный и очень смущенный. Эдуарда, понимала Изобел, сжигало холодное бешенство. Один только юноша, казалось, держался теперь вполне раскованно. Он обернулся, посмотрел на висевшие над баром часы и допил кофе.

– Уже поздно. У меня сегодня вечерняя смена.

– Извольте. Не смеем вас задерживать, – ледяным тоном произнес Эдуард. Изобел удивленно на него посмотрела: совсем не в его стиле, она не могла взять в толк, почему он так груб.

– Может быть, Франсуа выпьет еще чашечку… – начала она, но осеклась. Юноша поднялся. Он покраснел, Изобел сделалось перед ним неудобно.

– Нет. Благодарю вас, мадам. – Он по очереди всем поклонился. – Я должен идти, а то опоздаю. Знакомство с вами для меня большая честь.

На секунду он встретился с Жан-Полем глазами. Юноша запустил пальцы в нагрудный карман и вытащил две скомканные бумажки.

– Франсуа, прошу тебя, в этом нет надобности. Я… Жан-Поль приподнялся, но юноша уже отошел и теперь пробирался сквозь толпу у бара. Жан-Поль пожал плечами и снова опустился на стул. Он сидел красный как рак, с чуть ли не виноватым видом. Интересно, почему, подумала Изобел. Эдуард встал.

– Пора ехать, – коротко сказал он. – Я пригоню машину. Где ты ее оставила, Изобел?

– На улице Паскаля. За угол направо, потом первый поворот тоже направо и…

– Найду. Я знаю; где это.

Эдуард вышел с застывшим от гнева лицом. Опять воцарилось неловкое молчание. От стойки донесся громкий смех. Изобел нахмурилась.

– Прости, Жан-Поль. В чем тут дело? Обычно Эдуард не бывает так груб.

– Одному богу ведомо. Он с утра зол на весь свет. На него, бывает, находит. Ты должна бы уже привыкнуть к этому.

– Вероятно. – Изобел пожала плечами. – Ну, ладно, бог с ним. Я только надеюсь, что твой знакомый не почувствовал себя оскорбленным.

Она замолчала – ей на глаза попалась тарелочка со скомканными бумажками. Она взяла их. разгладила.

– Посмотри-ка, Жан-Поль, твой знакомый ошибся. Спрячь-ка, потом отдашь ему. Здесь тридцать франков…

Она замолчала, увидев, как Жан-Поль внезапно побледнел и застыл на стуле.

– Ранец, – произнес он. – Ранец с книгами. Он его унес?

Изобел наклонилась и выпрямилась с улыбкой.

– Нет, ранец тоже оставил. Какой рассеянный молодой человек! Придется нам, Жан-Поль, взять с собой его ранец и…

Она замолчала – он вцепился ей в руку. Глаза у него округлились, на растерянном лице начала проступать догадка.

В этот миг сработал часовой механизм спрятанной в ранце бомбы.

Когда грянул взрыв, Эдуард находился в автомобиле у противоположного края площади. Эдуарда оглушило; в лицо ему ударила волна раскаленного воздуха, машину развернуло поперек дороги. Он посмотрел и в наступившей тишине, не менее оглушительной, чем сам взрыв, увидел медленно оседающие обломки, пыль, осколки стекла. Он выскочил из машины и побежал. Он несся к тому, что было кафе, тогда как все остальные бежали ему навстречу.

Внезапно всю площадь заполнили спасающиеся бегством люди. Он расталкивал их как безумный, глаза у него саднило от пыли. Он добежал и остановился. Взрыв уничтожил не только кафе, но и два этажа над ним. Торчали балки, зияли пролеты. У соседнего здания наполовину высадило фасад: он увидел в проеме остатки комнаты – железная койка, криво застывшая на провисшем полу, порванная занавеска. «Это я уже пи-дел», – подумал он, происходящее вес еще доходило до него с патологической медлительностью. Где? В Англии после бомбежек. Занавеска билась в голой раме без стекол. Перед ним громоздилась груда бетонных глыб, пыли, острых осколков, покореженного металла. Целая гора, высотой в пятнадцать-двадцать футов.

Желтая пыль постепенно оседала, обволакивая его удушливым облаком. Холм из каменного крошева высился перед ним безмолвно и неподвижно. Не было слышно ни стонов, ни охов, ни криков – ничего. Он смотрел во все глаза, застыв, отказываясь воспринимать то, что видел. Из-под тяжелой бетонной глыбы выглядывал обрубок мужской ноги, оторванной ниже колена. Черная штанина разодрана в клочья, но ботинок на месте, даже не поцарапан. Чуть дальше, словно часть расчлененной куклы, торчала верхняя половина женского торса; на месте головы зияла дыра, из которой лилась кровь; пыль прибивала лохмотья, оставшиеся от цветастого платья.