Лирика Древнего Рима - Катулл

Ты же, предпримешь ли путь в Ионию нежную или

В Лидию, где по полям воды Пактола текут,

По сухопутью ль пойдешь или пустишься морем на веслах

В край, который под власть жребий тебе отдает, —

35 Если в какой-нибудь час ты вспомнишь меня мимолетно,

Будь убежден, что живу я под жестокой звездой.

Понтик,315 в то время, когда ты пишешь о Кадмовых Фивах,

О смертоносных мечах братоубийственных войн,

И — поклянусь головой! — состязаешься с вечным Гомером

(Судьбы да будут вовек ласковы к песням твоим!) —

5 Мы, как обычно, поем о сердечных своих увлеченьях,

В поисках, чем угодить грозной своей госпоже.

Не для ума я пишу, а ищу утоления скорби

И вспоминаю, грустя, жизни тяжелые дни.

Так я досуг провожу и тем добыл себе славу.

10 Пусть же я имя свое в этих прославлю стихах.

Пусть обо мне говорят, что один я был мил поэтессе,

Понтик, и гнев я терпел несправедливый ее.

Пусть же прилежно меня неудачный любовник читает,

Пусть пойдет ему впрок знание бедствий моих.

15 Если же мальчик Амур поразит тебя меткой стрелою

(Боги такую беду да отвратят от тебя!),

Будешь скорбеть ты о том, что тобой воспеваемый лагерь,

Семь полководцев твоих в полном забвенье лежат.

Тщетно пытаться начнешь сочинять ты любовные песни:

20 Знай, запоздалый Амур уж не подскажет стиха.

Будешь тогда ты считать меня превосходным поэтом;

Рима мудрейших сынов славою я превзойду.

Мимо гробницы моей не пройдет молодежь молчаливо:

«Спишь ты, великий поэт наших кипучих страстей!»

25 Нет, берегись презирать надменно любовные песни:

Явится поздний Амур — пеню заплатишь ему!

Ты не с ума ли сошла? До любви моей нет тебе дела?

Или тебе ледяной хуже Иллирии я?

Или настолько тебя пленил другой, — кто б он ни был, —

Что без меня ты уплыть с ветром готова любым?

Ты ли способна внимать свирепому ропоту моря,

5 Можешь на жесткой лежать ты корабельной доске?

По снегу сможешь ли ты ступать изнеженной ножкой?

Ты ль непривычный мороз, Кинфия, сможешь терпеть?

Пусть же удвоится срок зимы леденящей и бурной,

10 Пусть же восхода Плеяд316 век не дождется моряк,

Пусть никогда твой корабль от Тирренских песков не отчалит,

Пусть не развеет мои ветер враждебный мольбы

И не увижу я, нет, что утихла великая буря

В час, когда волны помчат твой уходящий корабль!

15 Я же останусь один стоять на пустом побережье,

Злой называя тебя, тщетно грозя кулаком.

Но, как бы ты ни была, изменивши мне, виновата,

Пусть Галатея тебя не покидает в пути,

Чтобы, когда обогнешь ты удачно на веслах Неравны,317

20 Орик318 тебя приласкал тихою влагой своей.

Не соблазнит меня, знай, ни единая женщина, чтобы

Я на пороге твоем, жизнь моя, жалоб не лил.

Надоедать буду я морякам, обращаясь с вопросом:

«Где же, в заливе каком милая медлит моя?»

25 Вот что скажу: «Пусть она теперь хоть в краях Атракийских319

Или в Элиде живет, все-таки будет моя!»

Здесь она, здесь поклялась остаться. Пусть недруги лопнут!

Я победил: не снесла долгих молений моих.

Жадная зависть, отбрось свою бесполезную радость:

30 Кинфия, ставши моей, новых не ищет путей.

Дорог я ей, а со мной и Рим ей дороже вселенной;

А без меня, говорит, был бы немил и престол.

Хочет со мною всегда делить даже узкое ложе,

Вечно, во всякой судьбе жаждет остаться моей,

35 Хоть бы и отдали ей все царство Гипподамии

Или Элиды дары, древних ристалищ плоды.

Хоть он и много дарил и сулил подарить еще больше, —

Ради объятий моих жадности не поддалась.

Вовсе не золотом, нет, нет, не индийских морей жемчугами, —

40 Мне удалось победить вкрадчивой песней ее.

Есть, значит, Музы еще и мил Аполлону влюбленный:

Дали они мне тебя, Кинфия, счастье мое!

В высях могу я теперь попирать небесные звезды:

Ночью ли, светлым ли днем вечно ты будешь моя.

45 Нет, нерушимой любви ни один не похитит соперник:

Даже седины мои славой покроет она.

Я ведь тебе говорил, насмешник, что влюбишься скоро,

Будут не вечно звучать вольные речи твои.

Вот ты сражен и с мольбой отдался на милость любимой,

Сам ты попался теперь в рабство к рабыне своей,

5 Знай же, точнее меня не предскажет Хаонии320 голубь, —

Девы какие пленят юношей тех иль других.

Скорбью и горькой слезой по заслугам умножен мой опыт:

Если б, любовь позабыв, стать мне опять новичком!

Жалкий, что пользы теперь тебе в возвышенных песнях

10 Иль в погребальных слезах вкруг Амфионовых стен?321

Песни Мимнерма322 в любви ценнее, чем строки Гомера:

Нежно-певучих стихов требует кроткий Амур.

Их находи и слагай такие же грустные строфы.

Пой о том ты, о чем девушкам хочется знать.

15 Не о чем разве тебе стихи сочинять? Да теперь ты,

Стоя по горло в реке, ищешь, безумец, воды!

Не побледнел ты еще и в жарком огне не сгораешь:

Ты только искрой задет, вестницей будущих зол.

Легче ты стал бы терпеть соседство армянской тигрицы,

20 Легче бы ты перенес пытку подземных колес,323

Чем без конца ощущать в груди своей мальчика стрелы

И не дерзнуть отказать гневной своей госпоже.

Крылья одною рукой подставляет Амур человеку,

И в то же время его держит другою рукой.

25 Не восторгайся же в час, когда дева тебе отдается:

Ставши, о Понтик, твоей, злей она скрутит тебя;

Трудно уж будет тебе оторвать от нее свои взоры,

И не позволит Амур делом заняться другим;

Он незаметен, пока не дойдут до костей его руки.

30 Кто бы ты ни был, беги от увлечений любви!

Может податься и дуб и кремень обольщениям этим;

Что ж говорить о тебе, о легкомысленный дух?

Если ты честь не забыл, поскорее сознайся в ошибке, —

Тайну страданий открыв, можно любовь облегчить.

О, благодатная ночь, когда, как близкий свидетель

Первой вашей любви, с вами я слезы делил!

О, благодатный покой — вспоминать эту милую полночь!

О, сколько раз я хотел снова ее пережить!

5 Видел я, Галл, тебя умиравшим в объятиях девы,

Помню я, как прерывал ты свою страстную речь.

Хоть тяготил тогда сон мои утомленные очи

И в высоту вознеслись яркие кони Луны,

Все же от ваших забав никак я не мог оторваться:

10 Так упоителен был пламень взаимных речей.

Но, уж если тогда ты доверился мне без боязни,

То благодарность мою за наслажденье прими:

Я ведь не только молчать о страданиях ваших умею,

Я обладаю, мой друг, большим, чем верность тебе.

15 Снова сумею свести разлученных раздором влюбленных,

Снова упрямую дверь гневной открыть госпожи;

Другу смогу залечить его незажившие раны:

Верно лекарство мое, хоть и словами лечу.

Кинфией я научен, чего мы должны добиваться

20 И опасаться чего. В этом помог мне Амур.

Остерегайся же впредь с раздраженною милою спорить,

С ней говорить свысока или упорно молчать.

Если попросит чего, не отказывай, брови нахмурив,

И не считай пустяком нежных и ласковых слов.

25 Будет сердиться она, заметивши пренебреженье,

И, оскорбившись, твоих правых угроз не простит.

Но, чем смиреннее ты и покорнее будешь Амуру,

Тем ты скорей для себя сможешь добиться добра:

Счастлив будет лишь тот со своей единственной милой,

30 Кто, о свободе забыв, будет ей верным рабом.

Кинфия, помнишь ли ты, отдыхая в Байях приморских,324

Где Геркулеса тропа вдоль берегов пролегла,

Морем любуяся там, омывающим царство Феспрота,325

Или смотря на залив у знаменитых Мизен, —

5 Помнишь ли ты обо мне, о ночах, проведенных со мною?

В сердце остался ли след нашей взаимной любви?

Или неведомый враг своею притворною страстью

Кинфию дерзко украл из песнопений моих?

Пусть бы уж лучше сейчас, доверена маленьким веслам,

10 Тихо качала ладья в водах Лукринских326 тебя

Или пленяли струей тевтрантские мелкие воды,327

Что поддаются легко взмахам ладоней пловца,

Чем обольщал тебе слух соблазнительный шепот другого,

На побережье пустом к неге ленивой клоня:

15 Сторож исчезнет, — и вот уж пала красавица, клятвы