«Красин» во льдах - Эмилий Миндлин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Намерения авиатора Чухновского, который управляет трехмоторным «Юнкерсом» на лыжах, попытаться, как только позволят метеорологические условия, спуститься в непосредственной близости к группе и вслед за тем взять членов группы Вильери, которые благоволят приготовить сигналы и выставить их, чтобы показать наиболее благоприятное место спуска, длину площадки и толщину льда. Наиболее удобное место для спуска должно быть обозначено знаком Т.
Сигналы должны быть четырех родов: первый — направление ветра, второй — условия посадки, третий — толщина льда, четвертый — размер площадки.
Сигналы должны иметь длину и ширину не меньше метра.
Борис Чухновский
Настоящая инструкция сбрасывается в двух экземплярах, каждый в отдельности.
Анилиновые краски, сброшенные нами, должны служить для сигналов.
На самолете с «Красина» обозначены красные советские звезды.
P. S. Нам известно, что за последние два дня вы не имели связи с «Читта ди Милано». Не тревожьтесь — это результат общего явления.
2—3 часа, 9/VII 1928 г.»
— Письмо и вещи мы сбросим в первом полете, — пояснил Чухновский. — К следующему нашему полету они приготовят сигналы, и мы попытаемся сделать посадку на льдину.
Джудичи тотчас же засадили за его машинку с латинским шрифтом: он перевел письмо на итальянский язык и тут же его напечатал.
Наступило утро, которое мало чем отличалось от ночи. Мы легли спать.
Черные отроги Кап-Платена исчезли в тумане. Туман висел на мачтах и тросах судна. Казалось, мир погребен в этой белой, молочной жиже. Чухновский лететь не мог. 9 июля мы все так же стояли во льдах к северу от Кап-Платена, одинаково бессильные как одолеть ледяную твердь, так и выпустить самолет. Всех донимало вынужденное безделье.
Джудичи ходил по кают-компании, потирал руки и поминутно восклицал, что он счастлив быть самым северным итальянцем в мире.
Березкин пришел с сообщением, что за последние сутки льды сдвинули ледокол на восемь с половиной миль к северо-западу.
Днем обнаружилась новая порча руля. Водолаз Желудев и старший помощник командира Пономарев спускались в воду и в зеленой воде видели сломанную петлю, соединявшую руль с его рамой. Пономарев, поднявшись на борт, тихо сказал капитану:
— Если мы лишимся руля, то не следует удивляться. Мы должны ждать, что лишимся руля!
И сто тридцать шесть человек красинской экспедиции знали, что рискуют оказаться в ледяной пустыне с почти бездействующим рулем, с ежедневно тающими запасами угля, при ухудшавшейся с каждым днем радиосвязи с внешним миром.
Солнце, исчезнувшее было в тумане ночью, вновь наполнило кают-компанию желтым светом. Туман то открывал, то застил черные отроги Кап-Платена.
Березкину приходилось выслушивать сотни вопросов, обращенных к нему:
— Есть ли надежда? Ну хоть какая-нибудь надежда?
Березкин разводил руками:
— Да какая надежда!.. Честно говоря — никакой. Разве вот только, что пришел в движение туман. Конечно, то, что он движется, — к лучшему, Может быть, и разойдется, но только…
И Владимир Александрович поджимал губы, как бы желая сказать:
«Нет, знаете, лучше нам не надеяться!»
И все же надежда была. В тумане появились просветы. Хотелось верить.
Под утро стало известно, что Чухновский вылетает через несколько часов. С этим кончалась неизвестность, терзавшая нас в течение многих дней.
В половине восьмого утра буфетчик Миша появился в кают-компании с пирамидкой консервных банок в руках:
— Вставать! Вставать! Вылетает Чухновский!
В круглой раме иллюминатора был виден длинноногий кинооператор Блувштейн. Он хлопотливо бегал вокруг треножника своего аппарата.
Завтракали наспех. Впрочем, как ни торопились, летчики оставались спокойны.
В кают-компанию они всегда входили все вместе. Каждый появлялся с баночкой молока и порцией сахара в белой бумажке. У Страубе, второго летчика, про запас — бутылка с клюквенным морсом. Каждое утро Страубе уговаривал поочередно каждого из соседей попробовать «ну хоть капельку этого морса».
После завтрака, дожевывая на ходу жесткую колбасу, Шелагин спустился на ледяную площадку и, пренебрегая лыжами и оставляя в снегу глубокие следы, побежал к самолету на противоположном конце площадки. Когда Чухновский, Страубе, Алексеев и Федотов на лыжах приблизились к самолету, средний пропеллер «Юнкерса» уже рвал воздух.
Чухновский смотрел вокруг с неудовольствием. Туман опять застил и черные выступы Кап-Платена и крошечный треугольник Карла.
До шестнадцати часов длилась тягучая неизвестность: вылетит ли Чухновский?
Чухновский вылетел так неожиданно, что даже те, кто с первой минуты приготовления не отходил от «ЮГ-1», спрашивали друг у друга: верно ли, что Чухновский полетел? То есть совсем, а не в пробный полет? «Юнкерс» взлетел после кратчайшего разбега. Двадцать или тридцать человек на лыжах с поднятой кверху головой посреди ледяного поля смотрели ему вслед. Самолет рванулся сначала к югу, в сторону, где за туманом были спрятаны Кап-Платен и обледенелые берега голой земли Норд-Остланда. Затем, описывая неправильный круг, он взял курс к востоку, далее снова свернул на север и спиралью поднимался над растаявшими в тумане мачтами «Красина». Никто не сомневался, что Чухновский пойдет на снижение. Казались тщетными попытки найти свободный проход в тумане. Никто не видел такого прохода.
— Сядет!.. Не сядет!.. Дальше идет!.. Чухновский летит, летит!
И Чухновский летел, в последний раз описав круг над белой площадкой. Впереди на востоке он видел узенькую полоску света и летел к этой полоске.
Самолет, четко выделяясь на фоне светлой полоски неба, шел в сторону острова Карла. Дальше был Брок. Мы следили, как черная точка приближается к острову Карла Двенадцатого. Но это длилось недолго. Волнами ходил в пространстве туман. Волна поднялась и закрыла светлый проход на востоке, погребла черную точку «ЮГ-1». Самолет исчез, и в белой пустыне остался корабль, прикрепленный к большой ледяной площадке.
Чухновский взлетел с шестичасовым запасом бензина. Не более шести часов оставалось нам провести в неизвестности. Не спеша, на лыжах пересекая ледяную площадку, мы направились к «Красину».
Шесть часов тревоги
Площадку окружали торосы, мелкие льдины. Да и площадка не была сама по себе надежна. Голубели на ней проталины. Лыжи поминутно попадали в воду и хлюпали по морозной жиже. Во все стороны тянулся белый, молочный мир, и, только вглядевшись, человек мог поверить, что в самом деле окружает его океан. а не степь, не твердь, покрытая белым.
