Заговор теней - Андре Олдмен

— Вы готовы ради этого отказаться от магической защиты кристалла?

— Готовы! За долгие годы, прошедшие после того, как Хохочущий Демон увлек наш талисман на дно пропасти, мы научились сражаться без его помощи. Достань камень, киммериец, и ты вернешь нашему народу самое ценное что есть на этом свете — свободу!

Если бы песьеголовый раджуб стал говорить о чем угодно другом, Конан еще сто раз подумал бы, прежде чем согласиться. Но свобода… Ее варвар ценил превыше всех драгоценностей и всего золота мира, ради нее он готов был отправиться в пасть к Нергалу или сразиться с самим Змеем Вечной Ночи.

Абдрасан попал в точку.

— А сказала ведьма, как мне спуститься вниз? — пробурчал варвар, делая вид, что всецело занят чисткой банана.

— Для этого есть только один способ.

— Какой же?

— Отдаться в лапы Хохочущему Демону. Только он обладает способностью видеть настоящий путь, ведущий вниз. Раз в год, в ночь полнолуния месяца меак, монстр вылезает из провала, и тогда кто-нибудь из нас добровольно приносит себя в жертву, надеясь вырваться из его когтей внизу и одолеть исчадие Тьмы. Увы, никому до сих пор это не удалось. Сегодня, когда стемнеет, ты можешь попытаться…

— Может быть, мне лучше сразу отрезать себе голову? Насадите ее на кол и будете пугать гадхарцев. Или леопардов.

— Ты зря так говоришь, северянин. Жрицы бога Луны не бросают слов на ветер. Вичитравирья сказала — у тебя есть нечто, что поможет одолеть демона.

— Ах, вот в чем дело. — Варвар даже хлопнул себя ладонью по лбу. — Какая смышленая старушка! Ну конечно, у меня есть Плод Желаний, только, говоря по чести, я обещал его не есть и не продавать, пока не принесу в Айодхыо.

— Плод кальпаврикши тут не годится, — спокойно возразил Абдрасан. — Он порожден деревом, находящимся под защитой Богини Смерти, и не станет действовать против существа, ею же порожденного.

— Тогда не знаю, о чем идет речь, — пожал Конан плечами. — У меня есть еще водоплавающий полип, но не думаю, что его свет напугает страшилище.

— Он не нужен, — кивнул песьеголовый, — камни на дне пропасти и так светятся. Может быть, у тебя найдется что-то еще?

Тут киммериец вспомнил о третьем орехе, обнаруженном в сумке. Сумку тут же принесли, плод был извлечен, паутина размотана. Верхушка ореха оказалась срезана, об разуя как бы небольшую крышечку, и когда ее сняли, внутри обнаружилась совершенно белая лягушка, покрытая отвратительными язвами. Песьеголовые разочарованно вздохнули.

— Это всего лишь куикка, — сказал один.

— Ее ядом болотники смазывают свои летающие колючки, — молвил другой.

— Но он слишком слаб даже для нас, не говоря уже о Хохочущем Демоне, — заключил Абдрасан.

— Откуда она взялась в моей сумке? — спросил варвар.

Оказалось, воины песьеголовых собрали валявшиеся в грязи орехи, полагая, что они принадлежат киммерийцу. Бородавчатый плод, выроненный, очевидно, одним из жрецов ыухе, оказался в их числе, но, увы, и он был сейчас бесполезен.

Раджуб песьеголовых предложил подняться на башню: быть может, рассмотрев получше провал, киммериец найдет решение. Стоя на круглой площадке, Конан узнал следующее. Камни, брошенные в пропасть, не издают звука. Быть может, тому виной чары Моррокана, быть может, что другое. Монстр, вылезающий из провала, хватает свои жертвы за руки, и тащит их в низ с диким хохотом, а на дне, очевидно, поедает. Лапы чудовища столь мощные, что и мыслить не стоит из них вырваться… А если вырваться невозможно, то какого беса лысого вообще затевать сие предприятие?!

Конан уже собрался сказать об этом раджубу (в конце концов, бессмысленная жертва чудовищу вовсе не входила в планы киммерийца), как вдруг вендийка, о которой он почти забыл, робко тронула его за руку.

— Кажется, я придумала, — сказала она, стыдливо поту-пясь.

— Я тоже, — огрызнулся Конан. — Прыгну в пропасть и попрошу Индру, чтобы у меня выросли крылья.

— Тебе не надо прыгать в пропасть, о храбрейший из млеччхов, — прошептала девушка. — Ты отдашься чудовищу, а на дне ускользнешь из его лап.

— Каким образом? Отгрызу себе руки?

— Нет-нет! — искренне ужаснулась Ка Фрей, словно и вправду поверила, что варвар способен на подобное безрассудство. — Ты сделаешь, как ящерица кашахша, которая, когда ее ловят, выскальзывает из своей кожи.

Она улыбнулась, полагая, что он сразу по достоинству оценит ее замысел. Конан представил, как выскальзывает из собственной кожи, ничего веселого в том не нашел и сердито буркнул:

— Сегодня один вонючий безумец уже собирался проделать со мной нечто подобное. Ты хочешь, чтобы демон довершил замысел людоеда?

Тем не менее он решил послушать, что там придумала вендийка. Когда Ка Фрей кончила излагать свой план, киммериец решил, что и женщины иногда могут кое на что сгодиться.

ГЛАВА 10. Аккасар. Роковой удар

а, старик, — сказал Конан, выплевывая куриную косточку, — твоя девчонка оказалась на высоте. Если бы не ее сметливость, не видать бы песьеголовым Моррокана, как своих мохнатых ушей. Думаю, и нас бы ты не увидел: не верю я, что потомки клинхов не ведают чувства мести, таких народов я не встречал. Как ни старался их раджуб казаться наибезобиднейшим существом, нет-нет да сквозили в его зеленых глазах искры гнева. Так что, Ка, считай, подарила свободу не только песьеголовым, но и себе — заодно с млеччхом, которого ты только что славно угостил своей курятиной.

Дядюшка Пу лишь кивнул: на его узкоглазом лице, обрамленном жидкой бородкой, не отразилось ни радости, ни печали. Старик сидел на циновке, поджав ноги, слегка покачиваясь, словно в полусне. Глаза его были прикрыты, худые пальцы перебирали костяные четки.

— Я очень испугалась, когда эта тварь вылезла из пропасти, — негромко сказала девушка. Она сидела рядом с киммерийцем на полу хижины, в которую привела своего спутника после того, как они переправились через реку, — О Бхайрави, спаси и защити нас от исчадий Тьмы!

Варвар вспомнил существо, появившееся из клубящегося серого тумана на краю площадки, окруженной каменным амфитеатром. Сначала из глубин провала донесся жуткий хохот и скрежет — словно сотни мечников вздумали царапать своими клинками огромное стекло. Потом колючие кусты на краю бездны вспыхнули, затрещали и обратились в прах. Массивная тень заворочалась, вздуваясь, как огромный гнойник, волны холода накатились на ступени амфитеатра, заставив зрителей оцепенеть в ожидании зрелища, виденного ими неоднократно, когда мужественные сородичи выходили на сцену, чутко ступая по растрескавшимся плитам, чтобы снова и снова с отчаянной безнадежностью исчезать среди клубящейся тьмы под плотоядный хохот чудовища.