Прайд окаянных феминисток - Ирина Волчок

Ощущение праздника крепло, пускало корни, ветвилось, цвело и пахло. И финик, бережно обмотанный жесткой пластиковой сеткой, оставшейся после строительства серой ванной и случайно не выброшенной, лежа ехал на крыше машины, шлейфом расстилая по ветру длинные узкие листья, больше всего похожие на сумасшедших размеров овсюг. Прохожие оглядывались на этот трехметровый овсюг, показывали пальцами, из машин, которые они обгоняли, народ тоже пялился. Пулька показывала народу язык, Вера-Надя совершенно синхронно смеялись, Любочка улыбалась покровительственно и снисходительно, яблочная кошка говорила по телефону… То есть не то, чтобы говорила, говорила-то как раз мало, но чуть ли не каждые пять минут отвечала на звонки и слушала, слушала, слушала… Бэтээр посматривал на нее в зеркало заднего вида, по выражению ее лица и коротким репликам пытался угадать, кто звонит и с какими такими новостями, подозревал, что ничего особо радостного ей не сообщают, сочувствовал и переживал, замечая, как от некоторых звонков она расстраивается, придумывал, как ей помочь, не имея ни малейшего представления о том, в чем ей помогать и нужна ли ей вообще его помощь… И все это — на фоне мощно разросшегося ощущения праздника, который уже начинается и будет продолжаться долго-долго…

Но начало праздника Бэтээр проспал. То есть в самом что ни на есть буквальном смысле. Успел только выгрузить из машины баулы, тюки, сумки и коробки, отволок все это добро туда, куда ему указали, установил финиковый овсюг в доме стариков возле лестницы на второй — «чердачный» — этаж, а то в других местах финиковому овсюгу потолки мешали, а потом пошел в отведенную ему желтую комнату, свалился кверху пузом на разложенный диван, закрыл глаза и принялся планировать свою неоценимую помощь яблочной кошке. И по хозяйству, и вообще… Вот, хотя бы огород прополоть, а то ведь действительно зарос до изумления. Воду починить. Сколько можно за водой к соседям бегать? Крышу надо посмотреть, кажется, не очень крыша-то… И вообще дом расширять надо, перестраивать, достраивать… Или уж сразу новый строить? И Любочку удочерить — вот что самое главное. Или уж хотя бы опекунство…

Он проснулся от того, что Любочка гладила его лицо маленькими теплыми ладошками. Не открывая глаз, попытался ухватить ее пальчики губами и сонно спросил:

— Что, уже пять утра?

— Семь! — Любочка пошлепала его по щекам и тихонько засмеялась. — Вечера! Бэтээр, просыпайся скорей, нас ужинать ждут!

Бэтээр открыл глаза, рывком сел и потряс головой. Помощничек… Ой, мама дорогая, и это в первый же день! Показал, называется, свои лучшие стороны!

— Тетя Наташа сказала, что тебя не надо будить, потому что ты устал, — говорила Любочка, вылавливая из-под дивана его кроссовки и деловито подсовывая их ему под ноги. — А я подумала, что ты кушать захочешь. Ты ведь хочешь кушать? Так что пойдем скорей, там опять все очень вкусное… А бабушка Настя еще пирожков нажарила. Много! Можно сколько хочешь есть, и хоть с чем, даже без спросу… Я пирожки с капустой люблю. И с мясом тоже люблю. И с яблоками. И с вареньем… Бэтээр, а ты меня на шее покатаешь?

И он повез Любочку на шее к дому яблочной кошки, по-детски радуясь, что хоть этим может оправдать свое пребывание здесь. Действительно, у кого еще здесь есть такая подходящая шея, на которой Любочке было бы так удобно кататься? Вот то-то и оно. Так что какая-никакая польза от него все же происходит уже сейчас.

За большим квадратным столом за домом яблочной кошки собралось нынче много народу — не только кошка со своими котятами и примкнувшая к ним Пулька, но и Анастасия Сергеевна со своим Степаном Михайловичем, и оба Михаила Медведя. И еще несколько табуреток вокруг стола стояли, похоже, кроме Любочки и Бэтээра ждали еще кого-то.

— Тоська с Нюськой сейчас приедут, — объяснила Пулька, заметив его взгляд. — И менты обещали подойти, но попозже. Садись уж давай, мы никого специально ждать не будем.

Ишь ты, «мы»!.. Пулька, кажется, здесь на самом деле своя, совершенно своя, и хозяйничает за столом вон как привычно, просто правая рука тети Наташи. И почему это он целый месяц как последний дурак пропускал мимо ушей Пулькины ежедневные восторженные рассказы об этой тете Наташе?

Бэтээр снял Любочку с шеи, уселся на одну из свободных табуреток и посадил ребенка на колени. Яблочная кошка следила за каждым его движением очень внимательно, но ничего не сказала. И ямочками не сверкала. Ничего, привыкнет постепенно…

Буквально через несколько минут появилась эта нахальная парочка, Тоська с Нюськой, и сразу обнаружилось, что обе они никакие не нахальные, а очень даже милые, очень даже воспитанные девочки, которые всех здесь знают и любят, а тете Наташе просто в рот смотрят. На Бэтээра они тоже смотрели, причем не как всегда, а вроде бы даже с уважением. Он не сразу понял, что это из-за того, что Любочка сидит у него на коленях, пьет из его чашки, время от времени разламывает очередной пирожок пополам и протягивает половину Бэтээру.

Менты пришли чуть позже, уселись за стол, как у себя дома, — заметно было, что для них это дело привычное. Но на Бэтээра посматривали с интересом, как на незнакомого, хотя знакомились еще вон когда, да и отношения вроде бы тогда же определились…

Нынешний их интерес был тоже вызван тем, что Любочка сидела у Бэтээра на коленях и кормила его пирожками.

И Анастасия Сергеевна со Степаном Михайловичем смотрели на него прямо как на родного сына — не просто с симпатией, а вроде бы даже и с гордостью, переглядывались, пихали друг друга локтями, улыбались и значительно поглядывали на сидящих за столом: вот, мол, какой Тимоша у нас золотой, даже Любочка не кого-нибудь, а именно его пирожками кормит! Все заметили? Вот так-то!

И Пулька смотрела на него с гордостью, которую, впрочем, очень старалась не показывать. Что уж тут особо гордиться-то? Ну да, вот такой Бэтээр у нее исключительный. Ну и что? Она уже давно привыкла. Это вы его лучшие стороны еще не видели… И подливала ему чаю, и протягивала полотенце, чтобы он вытер Любочке руки, и пододвигала вишневое варенье… Впрочем, она и всем остальным подливала чаю и пододвигала варенье. Нельзя сказать, что его она выделяла как-то особо. Так ведь в том-то и дело! Нисколько не выделяла. А раньше обязательно выделила бы — и чаю не налила бы, и пирожка не положила бы, и упавшую ложку не поменяла бы: сам не маленький. А за упавшую ложку, чего доброго, еще и обругала бы.

И яблочная кошка смотрит на него по-другому. Или нет? Все-таки по-другому, наверное. Уже не так таращится своими круглыми честными глазами. Сейчас глаза у нее спокойные, но немножко усталые и печальные. И она эту усталость и эту печаль от него не прячет. Ни от кого из присутствующих не прячет, потому что все здесь свои. И он свой. Это хорошо. А чтобы он был не просто одним из своих, а одним своим, одним-единственным, — это потом. У него еще есть время, Васька отвел ему целую неделю, за неделю можно все свои лучшие стороны показать… Черт, а какие стороны у него лучшие? Надо у Пульки потом спросить, а то сдуру покажешь что-нибудь не то… Водопровод починить! Это он умеет, и это наверняка может считаться одной из самых лучших сторон. Вот прямо после ужина и начнет показывать.

Но показать одну из самых лучших своих сторон Бэтээру не удалось. Оказывается, водопровод починили еще днем, пока он таскал коробки и баулы из квартиры в машину и заворачивал финиковый овсюг в жесткую пластиковую сетку. Менты постарались — пригнали слесарей, которые вот уже три дня никак не могли дойти до дома номер двенадцать, и те, косясь на пятнистый камуфляж, черные шапки-маски, засунутые за ремни, и особенно — на наплечную кобуру, которую один из ментов очень кстати забыл снять, быстренько и аккуратненько починили водопровод, проверили напор, поменяли подозрительный вентиль, закопали разрытую несколько дней назад канаву и даже о бутылке не заикнулись. Менты рассказали все это между прочим, нисколько не ставя починенный водопровод себе в заслугу, и даже повинились: и чего бы раньше не догадаться заехать в это домоуправление в форме и при оружии? Ну, или хотя бы при кобуре. Вон как оно действует, главное — даже не специально, Витек эту кобуру на самом деле просто снять забыл.

— Ну да, конечно, — сказала яблочная кошка, склонив голову к плечу и на миг показав ямочки на щеках. — Я знаю, Виктор, ты не нарочно. Ты с самого детства такой забывчивый, такой забывчивый… И всегда это получалось как-то очень кстати, правильно?

— Тетя Наташа! — возмущенно заорал двухметровый Витек гулким басом. — Да я правда не нарочно! Я их пугать не хотел! Что я, маленький, что ли?!

— Ты уже большой, не буду я тебя в угол ставить, — успокоила его яблочная кошка. — Тем более, что на этот раз никто не пострадал.

Витек покраснел и забормотал что-то вроде того, что и в тот раз никто особо не пострадал, да и вообще никто ни разу не страдал, если уж по большому счету… Сидящие за столом хором засмеялись — все, похоже, знали про забывчивого Витька что-то такое, от чего Витек краснел и сердился. Яблочная кошка постучала ложкой по блюдечку, сделала губы утиным клювиком, строго сказала: