Леннар. Псевдоним бога - Антон Краснов

— Опусти глаза, отродье Илдыза! — рявкнул он. — Опусти глаза! Не смей врать! Я доподлинно знаю, что он был здесь! Обыскать этот вонючий хлев! — приказал он стражникам, стоявшим у него за спиной. — Ну!..

Повинуясь приказу Субревнителя, стражники рассредоточились по помещению и, поставив всех посетителей лицом к стене, проворно и умело обшарили трактир мастера Вахила. Хозяин, все так же угодливо ухмыляясь, следил за их действиями, а хмурый Субревнитель, нервно пощипывая себя за нижнюю губу, смотрел куда-то поверх его плеча. Стражники с грохотом расшвыривали мебель, роняли на пол столы и скамьи; один из них проник на кухню, и оттуда послышался визг поварих. По всей видимости, бравый муниципальный страж принялся искать беглеца у них под юбками.

— Никого…

— Никого, господин Ревнитель!

Последний стиснул зубы и, подняв глаза на хозяина кабачка, мастера Вахила, процедил:

— Ведь ты его вывел! Вывел тайным ходом, так, скотина? Ведь не зря же он ринулся прямо к тебе! Что молчишь?

— А что я могу добавить к словам высокочтимого господина Ревнителя?.. — вкрадчиво осведомился тот, и в его голосе брату ордена послышалась скрытая издевка.

Ревнитель выдохнул короткое проклятие, и его рука, вымахнув из-под одежды с уже зажатой в ней саблей, буквально выстрелила в направлении хитрой физиономии хозяина. Нет, Ревнитель не хотел убивать трактирщика. Он просто вознамерился приложить его эфесом по переносице, дабы сделать рожу кабатчика еще живописнее и привлекательнее для посетителей. Человек, имеющий представление об уровне боевой подготовки братьев ордена, не попытался бы и дернуться, чтобы уклониться от молниеносного удара Ревнителя. Но — крайне неожиданно для последнего — хозяин мотнул головой и, вскинув перед собой скрещенные руки со сжатыми кулаками, парировал выпад Субревнителя.

Это характерное движение — вскидывание перед собой скрещенных рук со сжатыми кулаками, отточенное и стремительное, — совершенно не вязалось с простецкой неуклюжей фигурой мастера Вахила, да и не походил этот кабатчик нисколько на человека, который способен отразить какой бы то ни было выпад Ревнителя. Брат ордена побледнел от гнева и выговорил:

— Так вот оно что… Ты… ты — сардонар! Еретик!. Условный знак сардонаров!.. Тебе известно, что положено за сопротивление мне, Субревнителю Благолепия?!

— Известно, — спокойно ответил тот, стоя с все так же скрещенными руками, недвижно и невозмутимо. — Конечно, известно, почтенный господин Ревнитель. Смерть.

— Смерть, — кивнул тот, возвращая себе привычное спокойствие, приличествующее всем храмовникам. — Ты сам это сказал, подлый сардонар…

— Осталось только выяснить, кто из нас умрет первым! — вдруг звонко и мощно выкрикнул мастер Вахил, и на его шее вздулись, заходили синеватые трубчатые жилы. — Вали их, р-ребята, пока они… н-не завалили нас!

Выкрикнув это, он сорвал со стойки кувшин с вином и бросил в лицо брата ордена. Тот слегка качнул головой, и кувшин, разминувшись с перекошенной от ярости физиономией Ревнителя, угодил в каменную стену и разбился. Тотчас же добрая половина посетителей трактира, расхватав ножи, посуду и даже скамьи, накинулась на стражников, с которыми справиться было, несомненно, легче, чем с прошедшим боевую школу ордена Субревнителем. Кто-то уже выдирал у стражника саблю, кто-то, сопя, размеренно и деловито резал горло, какой-то здоровяк, вскинув над головой тяжелую скамью, опустил ее на голову стражника. Голова бедолаги разлетелась, как гнилая тыква…

Стражники настолько не ожидали нападения, что не успели даже пустить в ход оружие. Лишь Ревнитель, оскалив зубы и размахивая саблей, рванулся к двери, вовремя сообразив, что если чернь рискует нападать на представителей власти, то она идет до конца, ибо терять уже нечего… Сразу трое бродяг кинулись наперерез, преграждая дорогу к выходу. Один тотчас же упал с раскроенным черепом, второй попятился и, навернувшись через валявшийся на полу кубок, грянулся оземь. Это спасло ему жизнь. А вот третий оказался менее счастлив в своем стремлении задержать Ревнителя. Он вскинул над головой закоптелый глиняный котелок, в котором обычно разогревают похлебку, и попытался оглушить Ревнителя. Сабля брата могущественного ордена упала сверху как карающая молния. Отточенное лезвие разрубило окованную металлическим обручем кухонную утварь, будто тростинку. Удар бы такой силы, что бедолагу развалило едва ли не до пояса. Выдирая клинок из тела своей жертвы, Ревнитель на мгновение замешкался, и подоспевший к нему с тыла хозяин кабачка вонзил ему в бок острый вертел, еще хранящий на себе следы жира и мясного соуса.

По телу Субревнителя прошла крупная дрожь, и он, выпустив рукоять сабли и оставив ее в теле босяка, медленно повернулся к своему убийце. Из угла рта потянулась тонкая струйка крови… Мастер Вахил улыбался почти ласково, и с все той же щербатой улыбкой он еще дважды погрузил вертел в распоротый бок Ревнителя.

— Вот так, — приговаривал он, — вот так… вот тебе Акил, вот тебе слово и дело сардонаров, пес проклятого Храма!..

И последнее, что проскользнуло в голове слабеющего и нежно закутанного в липкий предсмертный туман Ревнителя, — это мысль о собственной правоте. Правоте в том, что времена изменились, раз толпа черни смеет нападать на него, живое воплощение грозной власти Храма. Живое… Пока еще живое. Но нет!.. Проклятые бунтовщики… Еретики… Проклятый Лен-на…

Имя вождя Обращенных замкнуло жизнь Ревнителя, как ключ замыкает тяжелую дверь. И уже не успел услышать он, как хозяин трактира выкрикивает надорванно и хрипло:

— Во имя Ищущих! Уходя, Акил показал мне знаком, что всем, кому не чуждо наше дело, надлежит прорываться к центральной площади! Что вы медлите? Или боитесь? Боитесь — чего? Так знайте: у нас нет выбора! Мы убили нескольких стражников и брата ордена Ревнителей, а такого они не прощают и не простят никогда! И никто не станет разбираться, как убили Ревнителя и кто виновен в его смерти! Вас просто умертвят как свидетелей небывалого и кощунственного! Теперь всем нам остается либо умереть, либо победить, для чего мы и выйдем на центральную площадь, площадь Двух Братьев, как велел Акил! Нельзя терять времени: Храм подтянет свежие отряды Ревнителей или даже введет в город регулярную армию!

— Что же, мастер Вахил, ты собираешься своими толстыми ручками задушить Храм? Остановить армию, подчиняющуюся Верховному? — спросил перепуганный Гаар, даже протрезвев от потрясения.

— Я — нет! Но если нас будет много!.. Среди сардонаров немало умелых бойцов, даже тех, кто прошел подготовку в Храме и потом отказался от лживой проповеди блюстителей Благолепия и повернулся лицом к истинной вере!

— Ты просто оратор, мастер Вахил… — пробормотал Гаар, и затряслись, затряслись его серые толстые губы. «Что-то будет! Зреет бунт! И где, где — здесь, в самом сердце Храма, в благословенном Горне!»

— Выйдем черным ходом! — проревел мастер Вахил. — Дойдут не все, но мы последуем за Акилом, кто шествует рядом с пророком!

— На площадь!..

— На пло-о-ощадь!

— Времена меняются, — пробормотал толстый неуклюжий Гаар, увлекаемый толпой собутыльников и едва не закупоривший своей тушей черный ход, в котором один за другим исчезали возбужденные посетители трактира. — Меняются… Они даже забыли меня убить…

…И как символ того, что время действительно меняется, причина затевающихся в городе кровопролитий и провозвестье событий еще более грозных, жертва — лежал посреди площади Двух Братьев, на возвышении, облицованном тяжелыми базальтовыми плитами, страшный труп. Ничего подобного не приходилось видеть даже закаленным бойцам, принимавшим участие в войнах в Эларкуре, на Дне миров, и сражавшимся против свирепых наку и злобных чудовищ-мутантов, воссозданных к жизни ядовитым дыханием отравленных Желтых болот. Тот, кто еще недавно был молодым и полным сил Гозом, распростерся на постаменте, раскинув ноги и отбросив чудовищную конечность, вместо кисти представлявшую собой маленькую человеческую голову с потухшими стеклянными глазами. Мерцали ногти на второй руке, светились, словно желтый болотный туман, редкие волосы, а на страшном лице с узким длинным носом, затиснутым меж огромных одутловатых щек, мутнела молочно-белая полоска глазного яблока. Было в этой неподвижной изломанной фигуре что-то непередаваемо жуткое, словно Гоз, как ароматным терпким вином, был облит дымящимся первородным страхом, известным страхом человека перед окружающим его миром. Подле чудовищного трупа лежали обломки пустотелого Камня Примирения, а в нескольких шагах, замкнув тело Гоза в кольцо, бушевала, клокотала и бесновалась толпа, забрызганная кровью, ревущая, свирепая… Под ногами хлюпала кровь. Тут же, на площади, промеж беснующейся черни, валялись растерзанные останки тех, кто попытался остановить это людское море — нескольких Ревнителей, прибывших на помощь уже умерщвленным стражникам… Неподалеку от тела Гоза был воздвигнут своеобразный человеческий курган, живая башня: около двух десятков человек образовали круг, им на плечи встала еще дюжина, и так далее — до высоты в три человеческих роста. Именно на этой высоте стояли двое: уже известный нам Акил и второй, в мешковатой рыжей блузе, высокий, скуластый, желтозубый, с разноцветными глазами: один — серый, другой — мутно-карий, темный. Это и был так называемый пророк Грендам, бывший плотник, благодаря своим многочисленным талантам, хитрости и совершенной беспринципности ставший одним из двух вождей сардонаров. Он потрясал какой-то табличкой и, без труда перекрывая своим мощным голосиной гул толпы, ревел: