Передышка не бывает долгой - Юрий Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мрак взглянул на жаркое небо, небосвод чуть ли не плавится, накаленный воздух жжет плечи.
– Поквакай, – предложил он Хрюнде, – тебе что, нравится жара?
Хрюндя посмотрела на него в недоумении.
– Не ленись, – сказал он. – Все знают, жабы всегда могут выпросить дождь. Как заквакают – жди ливня.
Хрюндя обиженно отвернулась, это на жабью просьбу небо откликается дождем, а она не просто жаба, хотя пока еще как бы жаба, у нее великое будущее с таким замечательным папой, негоже ей уподобляться какой-то жительнице болот, что живет в камышах, а то и вовсе под корягой.
Мрак вздохнул, подумал, что вот то жарко, то холодно, а раньше не замечал. Был варваром из Леса, а сейчас в шкуре изнеженного тцара, такому все не так – то дождя хочется, то всемирного счастья всем племенам и народам, словно он не человек, а таргитай какой-то…
– Свинья ты, – сказал он, – а не жаба. Даже квакнуть лишний раз лень.
Хрюндя сладко и широко-широко зевнула, потянулась всем тельцем в сладостной истоме, тут же подобрала лапки, чуточку свернулась и моментально заснула.
Мрак зевнул еще шире, подумал сердито, что всегда зевает вслед за этим жабенком, хотя тот тоже подражает ему, и так идет по кругу, пока челюсти не заноют.
Правда, когда в зале на троне всласть зевает Мрак, то с ним зевает весь зал, но это другое, он же тцар, если зевнет, то зевнет, за ним еще как можно, а вот когда за этой противной зверушкой широко и мощно зевает тцар, как-то не совсем…
В дверь деликатно постучали. Мрак рыкнул:
– Открыто-о-о-о!
Вошел Хугилай, с неудовольствием посмотрел на всласть зевающего тцара, в руках целый ворох одежды, но когда развернул перед Мраком, тот узрел всего лишь одну одежку из дорогой ткани, не то плащ, не то балахон, а то и вовсе хламиду, как назвал подобное тот откопанный из-под камня.
– Ваше-е-е-е Величество-о-о-о-о, – произнес он сладко зевая. – Во-о-о-от…
Мрак спросил с подозрением:
– Эт че?..
– Ваше Величество, – ответил Хугилай с великим достоинством, – самая что ни есть тцарская одежка!
– В жопу эту тцарскую, – отрезал Мрак. – Мужчины такое не оденут. Срам один!.. Так скоморохи разве что, да и то не столичные. Воин должон быть воином, а мужчины – все воины, даже если и уродился тцаром. А я кем буду?
– Тцаром, – сказал Хугилай твердо. – Тцар, Ваше Величество, не может быть просто воином!.. Он тцар, это выше. Он воплощает все в своей стране: мужчин, женщин и даже скот. А так как скота больше, чем людев…
Мрак покачал головой.
– И не думай. Ты же видел Костобока?
Хугилай развел руками.
– Ваше Величество, он артанин. У них так принято. К тому же Костобок рожден в седле, с конца копья вскормлен, из шолома вспоен. А барбусцев не отличить от куявов, те же обычаи, та же одежка, те же дуралеи безалаберные.
Мрак подумал, покачал головой.
– Я не куяв, у нас разные традиции. Во мне проснулся дедушка-охотник. Или прадед, не упомню. А он и послов принимал не на троне, а на крыльце, пока ему седлали коня. Так что не спорь, а то удавлю. К тому же, Хугилай, нашу державу легко плащом прикрыть, стоит ли таким малым цеплять на себя все золото из казны, дабы чем-то казаться?.. Пальцем будут указывать и хихикать.
Хугилай с жалостью окинул взглядом парадную одежду.
– Как скажете, Ваше Величество. Увы, нарушение традиций тоже традиция в Барбуссии. Малым можно то, что низзя большим. Спишут на бедность.
– Не дави, – сказал Мрак грозно, – все одно не надену. Я тцар, а не вот это, что ты принес.
Хугилай произнес медленно, не отрывая от лица Мрака пристального взгляда:
– Тцару все позволено, как думают простые люди, но на самом деле ему еще больше не позволено.
– Да ну? – спросил Мрак. – Ну а я вот и простой, и тцар, тогда как?.. Ага, задумался!.. Пусть думают, что с придурью.
Хугилай в испуге отшатнулся.
– Ваше Величество!
– Да ладно, – сказал Мрак великодушно, – я прибитый пыльным мешком звездочет, что с меня взять?.. Мне как с большого гуся вода. Ты видел больших гусей?
Хугилай насупился.
– Ваше Величество, я в детстве их пас, знаю. Но зачем, чтобы о вас такое думали?
– Уже думают, – напомнил Мрак. – Давно. Не станем людев разочаровывать, пусть будут счастливы, что умнее тцара. Мы выше, у нас звездное небо под копытами!
Хугилай невольно взглянул на ноги Его Величества в сапожищах, не определить размер копыт, поднял взгляд на гранитоподобное лицо тцара.
– Как скажете, Ваше Величество! Но мы всегда рядом! Это насчет совета или…
– Насчет выпить? – договорил Мрак. – В этом вы молодцы.
– Я насчет слуг во дворце, – уточнил Хугилай. – Уже присмотрел, кого подкупить, чтобы все услышанное нам передавали.
– Действуй, – разрешил Мрак.
– Надо, – сказал Хугилай весомо, посмотрел на Мрака, как смотрит мудрый учитель на туповатого ученика. – Битвы ведутся не только на поле, Ваше Величество. Там только заканчиваются.
Мрак хмыкнул.
– Ты чё… А вообще-то ты сказанул такое, что в двери не влезет… Разве что в ворота поширше. В самом деле умный, да?.. А то я думал, что тебя в советники взяли за твой красный плащ с золотым подбоем.
Хугилай продолжил невозмутимо:
– А начинаются войны и сражения вот так с осторожных переговоров и торгов. И уже в них начинает литься кровь и греметь сталь.
Мрак поморщился.
– Как-то не по-мужски.
– Наверху нет мужчин, – пояснил Хугилай с некоторым превосходством. – Как нет и женщин!.. Только правители. А это, не к ночи будь сказано…
– Ну и не говори, – ответил Мрак. – Я все понял. Я же тцар, так что хватаю на лету.
– Мух?
– Орел мух не ловит, – сообщил Мрак. – А вот сокол уток бьет на лету.
Хугилай потрогал брюхо, так ли уж выступает, чтобы стать похожим на утиное, сказал строго:
– Смотрите, Ваше Величество, чтобы вас на лету…
– Как селезня?
Хугилай сказал осторожным голосом, словно страшился разбудить спящего великана:
– Или как муху. Есть тут такие.
– Хто?
– Знать бы, Ваше Величество. Просто чую, как нарастает злое и беспощадное. А для него все мы комары и мухи. Вы, правда, шершень, Ваше Величество!.. Но и шершень тоже муха, хоть большая и даже полосатая.
Глава 11
Он ушел в терем, забрав парадную тцарскую одежку, Мрак с тоской посмотрел на закатное небо: чем бы заняться – можно в город, но и там скучно, разве что дождаться ночи, а там перекинуться волком да побегать всласть, а то засиделся… ага, за картой звездного неба засиделся, надо же, а то все в седле и в седле, раньше и сам мог пробежать столько же…
Вернулся, еще из сеней, которые в Куявии зовут прихожей, услышал из-за двери комнаты, отведенной для его сопровождающих, жизнерадостный рев полдюжины сильных мужских голосов:
– Срибна чаша, крышталева крэш,
Пыти чы не пыты – все помреш!
Навстречу Мраку попался молодой парень с большим медным кувшином, горлышко заткнуто деревянной пробкой и залито застывшей смолой с оттиском тцарской печати.
Перехватив пытливый взгляд Мрака, сказал с осуждением:
– Ну, барбусцы… Упились, даже слова перепутали… А говорят, больше всех пьют артане.
– Теперь не разобрать, – согласился Мрак, – Все теперь разные. Но горячие головы хотят все повернуть взад.
– Ваше Величество?
Мрак пояснил:
– В единое племя.
Парень перехватил кувшин поудобнее, тяжеловат, ответил со вздохом:
– Было бы здорово, но не собрать.
– Почему? – спросил Мрак с интересом.
Тот сдвинул плечами, кувшин едва не выскользнул из рук, едва успел перехватить покрепче.
– Размеры… Пока тцарский гонец доскачет до дальнего конства, уже и сам забудет, что где-то есть пославший его тцар.
Мрак бросил на него внимательный взгляд.
– А ты точно слуга?
Слуга поклонился, произнес очень почтительно:
– Да, Ваше Величество. Сейчас я слуга. Самый младший.
Мрак усмехнулся.
– Ты хороший работник. Как зовут?
– Фуркан, Ваше Величество.
– Еще увидимся, Фуркан.
Пинком распахнул двери, за щедро накрытым столом пятеро знатных бояр Барбуссии, все солидные и представительные, как таких не послать на встречу, морды красные, будто только из бани, рубахи расстегнуты до пупа, все широкие и дородные, дескать, Барбуссия живет зажиточно и беспечно, всего хватает.
Хугилай уже с ними, хоть еще и не упился, судя по виду, у всех массивные чаши из горного хрусталя с серебряным ободком, под стенами молчаливые слуги с кувшинами в руках, на лицах готовность подбежать и снова долить вина.
Он вошел, мощно топая, темный и грозный, как ночь в чужом лесу,