Вороний закат - Эд Макдональд

Солдат не выглядел мерзавцем, упивающимся жестокостью. Обычный гражданин и семьянин, пошедший под ружье из идейных соображений. Но на Границе обычных граждан удается перековать.

Солдат нерешительно посмотрел на товарища и сказал:

– Нам велели передать: если хочешь, оставайся в камере, но завтра тебе принесут руку фраканца.

Моя железная, стиснутая в кулак воля вмиг покрылась ржавчиной.

– Ты о чем?!

– Не знаю. Мне приказали – я говорю.

Наверное, он догадывался, что приказ нехороший, – солдатам таких поручений лучше не давать – и потому кривился и цедил слова, но пистолет держал ровно.

– На приказе – печать самого маршала. Советую подчиниться. Руки!

Ну да, кто такой Тнота для Цитадели? Всего лишь старый навигатор на пенсии. Я-то надеялся, что он продаст алмазы и удерет на запад. Но, видно, старый извращенец дожидался меня, а отчаявшись, решился спросить обо мне в Цитадели. Конечно, «рука фраканца» может оказаться и блефом. Но вдруг нет?

– Куда поведете?

– В другую камеру, этажом выше.

Я знал эти камеры. Над белыми были серые. Наверное, там и держали дыбу. Я посмотрел на кандалы: толстые наручники, соединенные не хлипкой цепочкой, а одним мощным звеном. Тренировки тренировками, а такие не разорвешь. На моих запястьях еще остались шрамы от веревок, которыми драджи связали меня у Хрустального леса.

– Давайте, – разрешил я, повернулся спиной и выставил руки назад.

Солдат осторожно приблизился. Увы, выход из камеры был один, и к тому же перекрытый людьми с пистолетами. Смерть одного невинного солдата мне бы не помогла. Кандалы щелкнули на моих запястьях, будто крышка гроба.

Казалось, я вышел из своей камеры впервые за много лет. Четверо шли передо мной, четверо – позади, с нацеленными пистолетами. Мы миновали узкий коридор, поднялись по лестнице, единственной ведущей к белым камерам. Затем вышли в другой коридор, где за дверьми, забранными толстыми решетками, содержались политические. Здесь не пытались свести с ума, эти камеры предназначались для ожидания смерти. Тюрьма – место шумное, с воплями и руганью, но тут сидели тихо – знали, что наружу выберутся лишь через виселицу.

Мы остановились перед массивной дверью.

– Туда!

Меня запихали в камеру. Я ожидал увидеть там глумливого палача подле машины из валиков и веревок, предназначенной разодрать меня на части. Но в камере оказались только соломенный матрац и уже знакомое ведро для справления нужды. Обычная камера – конечно, насколько могут быть обычными камеры смертников.

– За тобой придут утром, – сообщили через решетку.

Солдаты ушли, а я осмотрел временное пристанище. И зачем переводить меня в почти такую же конуру, разве что не белую и с матрацем? Ладно, хоть не холодный каменный пол.

Я уселся.

Через пять минут щелкнул замок, и в камеру заглянул местный охранник – суровый тип, наверняка привыкший иметь дело с опасными злодеями, – но даже он скривился при виде моего лица. За спиной охранника виднелась группка его коллег.

– Эй ты. Тебе повезло, переводят. Встать! Но никаких резких движений. Только удумай чего, и мы основательно попортим тебе жизнь и внешность.

Охранники зашли внутрь. И, что странно, – без пистолетов. Впрочем, мои руки были скованы за спиной, а у этих ребят имелись толстые, окованные сталью дубинки. Я позволил вывести себя в коридор и увидел другого узника, свирепого одноглазого головореза с татуированной рожей: пять криво набитых кинжалов – по количеству убитых им людей. Охранники втолкнули его в мою камеру и захлопнули дверь.

– Нескоро он отсюда выползет, – заметил охранник. – А ты, наверное, сумел кому-то угодить, правильное сделал. Немногие возвращаются из серых в бурые. Правда, в серых наплыв в последние дни. Верно, ты, дружок, хорошо поболтал.

Я промолчал. Охранник оказался из тех, кто любит говорить, но не слушать. Хотя тюремщики все одинаковые.

Мы уже почти поднялись по лестнице, когда встретили пару чиновниц Цитадели в черных мундирах. В узком пространстве нам было не так-то просто разойтись.

– Эй, постойте-ка, – сказала одна. – Это заключенный из тридцать девятой?

– Да, и что? – отозвался охранник.

– Ведете его в четвертую?

– Нет, в пятнадцатую, на буром уровне.

– Мы сейчас засадили кое-кого в пятнадцатую. А этого велено перевести в четвертую.

– У меня приказ из Отдела, и он пойдет в пятнадцатую, – заявил охранник, разозленный тем, что подобный разговор приходится вести на лестнице.

– У нас тоже, – буркнула чиновница и показала бумагу.

– Странно. Мне выдали приказ всего десять минут назад.

– Чертовски странно, – хмурясь, согласилась чиновница. – Может, ошибка. Но все камеры заполнены. Наводок пошло столько, что за последние дни мы взяли половину городских торговцев пыльцой. Послушайте, пятнадцатая занята, так почему бы не посадить этого в четвертую и не поговорить с Кассо? Там и разберемся.

– Кассо лучше не злить, – заметил охранник. – Смотрите, если выйдет дерьмо, оно – на вас.

Чиновница пожала плечами. У нее имелся приказ. Лучшей защиты и придумать нельзя.

Четвертая после тридцать девятой показалась почти комфортной, а уж по сравнению с белыми камерами – и вовсе роскошной. Белые даже не были пронумерованы. Здесь же стояли кровать, стул, стол. Скромнее, чем в солдатских бараках, но все-таки.

Меня заперли, я посидел на стуле минут пять, и тут снова в замке повернулся ключ.

Глава 13

Дверь открыла женщина в солдатской форме. Вид у тюремщицы был необычный: маленькая, с круглым широким лицом и угольно-черными волосами, скуластая – явно уроженка дальнего запада. Весьма серьезная женщина с тяжелым мешком на плече. Она глянула на меня, едва не распахнула в изумлении рот, но справилась с собой.

– Вы Рихальт?

Я кивнул.

– Вам же должно быть пятьдесят. Вы точно Рихальт?

– Вообще-то, да.

– Хотя по расцветке можно угадать, – заключила женщина. – Вставайте, я сниму с вас кандалы. Меня послал друг.

– Кто?

– Зима.

Я не знал, относить ли Зиму к друзьям, но для перевода человека из белой камеры в бурую нужно было изрядно похлопотать. Женщина выдернула штыри, смыкавшие кандалы, уложила их на стол, а мне протянула мешок.

– Наденьте это.

Первая смена одежды с тех пор, как меня сунули под фос-лампы. Синяя форма носильщика Цитадели. Удивительно, но села она хорошо. Обычно так не бывает.

– Вы отпустите меня?

– Не совсем. Поспешите, у нас мало времени.

– Кто вы?

– Можете звать меня Санг, – сказала она.

Красивое имя. Пусть даже и не настоящее. И, кстати, Санг была безоружна.

– Нахлобучьте шляпу поглубже, сгорбитесь. Постарайтесь выглядеть не таким большим.

Она выпустила меня в коридор, провела через пустую дежурную. Обычно за столом там сидел охранник и проверял всех, кто хотел пройти к камерам. Я за свою карьеру не раз и не два навещал арестантов, и порядок в Цитадели никогда не менялся. Конечно, грех было роптать на отсутствие охранника, но как же распустились в Цитадели: нанимают людей, пренебрегающих настолько важным постом!

Мы вышли из тюремного блока в центральный двор. Стояла ночь, но фос-лампы не горели. После белой камеры приятно было убедиться в том, что темнота все еще существует. Несколько техников с переносными фос-лампами и масляными