Постоянная должность - Айзек Азимов

— Моя единственная аспирантка. Я узнал об этом позавчера.

— А не раньше, проф? Разве они держали свой роман в секрете?

— Очевидно, они не были уверены, одобрит ли мать.

Доуни усмехнулся.

— Это говорит о том, что ребята всего не знали. Его мать, оказывается, давно догадалась. Она-то мне и поведала. Мать сказала, что, когда девушка идет к парню поговорить о химии, может быть, это и химия. Но когда она ходит поговорить о химии один, а то и два раза в неделю, это уже не химия.

Брэйд нерешительно произнес:

— Любовь обычно не является мотивом для убийства, за исключением случая, когда имела место… ссора.

— Я в первую очередь подумал об этом же, — подтвердил Доуни. — Но мать все такое отрицает. Она говорит, что за день до того они были вместе и очень мило беседовали. Я проверил. Они часто заходили в соседнее кафе поесть мороженого или выпить лимонада. Бармен знал их. Он говорит, что примерно за неделю до убийства они были в кафе и вполголоса о чем-то сильно спорили.

— Да? — воскликнул Брэйд с внезапным интересом.

— Это звучит хорошо, а? Но причиной спора было только то, какой сорт мороженого купить. — Детектив улыбнулся. — Парень за прилавком говорит, что ему показалось, будто Ральф убеждал девушку отказаться от жирных пломбиров.

— Она действительно полновата.

— Что ж, но она все-таки победила. Бармен говорит, что она в конце концов взяла именно «фудж» с шоколадом. Он помнит об этом, потому что положил в мороженое немного сбитых сливок. Вы понимаете смысл всего этого?

— А здесь есть смысл?

— Конечно! Когда молодая парочка выходит из себя и беспокоится о том, какое мороженое взять, можете держать пари, они не собираются расходиться. Если бы он хотел ее бросить, ему было бы наплевать, что она проглотит несколько лишних калорий. Поэтому я считаю, что пожилая леди была права: все у них было о'кэй.

— Меня это не убеждает. Ральф мог просто воспользоваться любым предлогом, чтобы начать ссору и избавиться от Роберты.

— О, это, конечно, не доказательство для присяжных, — сразу же согласился Доуни, — но я и не сбрасываю девушку со счетов насовсем. Ну, а кто еще есть у нас, по вашему мнению, профессор?

Брэйд не мог больше вынести этого. С неожиданной грубостью он выпалил:

— Это вам не поможет, понятно?

— Что именно?

— Я знаю, почему вы пришли, и я не такой уж дурак, каким вы меня считаете. У вас есть свои предположения в отношении меня, но никаких доказательств для присяжных. Вы полагаете, что, действуя в этакой дружелюбной манере, вы сможете заморочить мне голову и я сделаю какую-нибудь глупость!

— Вы имеете в виду нечто вроде того, что вы уже сделали, рассказав о подделках в тетрадках?

Краска медленно залила лицо Брэйда.

— Да. Подобное. Только это правда, и я честно полагал, что она подтверждает самоубийство. Но вы не сможете добиться от меня ничего такого, что свидетельствовало бы о моей вине, потому что я не виновен. Я не возражаю против того, что вы подозреваете меня, — это ваша работа. Но я возражаю, когда вы пытаетесь заполучить от меня доказательства подобным образом.

Неожиданно на округлом лице детектива появилось крайне серьезное выражение:

— Профессор, не понимайте меня неправильно! Я мог бы, конечно, попытаться одурачить вас. Это тоже часть моей работы. Но я ведь этого не делаю. Я на вашей стороне, проф! И скажу, почему. Если бы вы убили парнишку, то сделали бы это лишь для того, чтобы спасти свою собственную репутацию башковитого человека, так? Но такое мог сделать человек особого сорта — этакий, знаете, кичащийся своими мозгами. Такой парень, для которого самое главное, чтобы другие его считали умником, даже если ему придется бросить людям их невежество в физиономию и размазать его по ней… Я говорил с вами в четверг вечером, профессор. Вы химик, а я ничего не смыслю в химии. Вам пришлось объяснять мне много всякой всячины. И вы сделали это так, чтобы я не считал себя слабоумным за то, что не способен с первого слова понять вещи, которым вам пришлось учиться двадцать лет. Парень, который может говорить с таким невеждой, как я, и не ощущать потребности заставить собеседника почувствовать свое невежество, — это не тот сорт человека, который может совершить убийство, чтобы люди не узнали, что и он не самый большой умник на свете.

— Благодарю вас, — сказал Брэйд.

— И я вас также.

Доуни встал и медленно пошел к двери.

— И все-таки я и люди — это нечто вроде того, как вы и химикалии. Я оказываюсь прав в большинстве случаев. Но иногда я ошибаюсь. Ну что ж, не буду вам больше надоедать.

Он поднял руку в знак прощального приветствия.

ГЛАВА 14

Вечером, когда Брэйд невидящим взглядом вперился в телевизор, Дорис подсела к нему и спросила:

— Ты ни о чем не хочешь мне рассказать?

Брэйд медленно поднял на нее глаза. Она была несколько бледнее обычного, но казалась спокойной. Он не переставал удивляться, что Дорис обошла молчанием стычку у Литтлби, хотя можно было ожидать с ее стороны резких упреков в безрассудстве. Но она ничего не сказала ни тогда, ни сейчас.

Не пытаясь ничего смягчить, Брэйд рассказал Дорис о всех событиях этого дня — о Роберте, тетрадях Ральфа, разговоре с Доуни. Когда он закончил, Дорис спросила:

— Что же ты теперь будешь делать, Лу?

— Искать убийцу.

— Думаешь, удастся?

— Я должен найти.

— В четверг вечером ты уже предполагал все это, а я своим брюзжанием только мешала тебе. А теперь я так боюсь, Лу!

Брэйд рывком опустился на колени у ее кресла.

— Что ты, Дорис? Нам нечего бояться. Я ведь не убийца, ты знаешь!

— Знаю. — Это прозвучало совсем тихо, каким-то несвойственным ей приглушенным голосом.

— Но если они заподозрят тебя?

— Нет, этого я не боюсь!

Внезапно он понял, что эти слова не просто утешение: он и вправду не боится. Страх, который еще три ночи назад угнетал его, теперь притупился.

— Нам надо все это пережить каким-то образом, Дорис, и мы переживем. Не плачь. Не плачь, пожалуйста!

Он взял ее за подбородок и приподнял ее голову:

— Ты ничем не поможешь мне, если будешь плакать.

Дорис слабо улыбнулась:

— Детектив, видно, славный, да?

— Он совсем не похож на детективов, какими я их себе представлял. Временами он просто на редкость разумен. Самое смешное, что его здравый смысл всегда меня ошарашивает, потому что с виду он ну просто комический полицейский из кинофильма.

— А я все думаю про его слова о том, какого сорта человек мог убить Ральфа: такой, который кичится своим умом. Так он сказал? — переспросила Дорис.