Атлантида - Андре Лори

— А я благословляю богов за ниспосланную мне счастливую кончину, — проговорил старик, — и молю к послать вам долгие и счастливые дни! Однако я забыл о материальных вопросах, а силы мои все уходят. Слушайте же, дети, мои последние наставления.

Больной замолчал, видимо, собираясь с силами; затем едва слышным голосом продолжал:

— Мне не нужно другой могилы, кроме этого ложа, на котором я умираю и где испустили дух все мои предки…

— Сын мой, Рене, я тебя прошу принять ради твоей жены драгоценности, которые ты найдешь в сундуке из слоновой кости, стоящем у меня в изголовье. Они составляют приданое, достойное дочери атлантов, и могут быть без труда увезены отсюда. Я желаю, чтобы вы уехали немедленно после моей смерти!

Голос Харикла так ослаб, что Рене и Атлантис едва могли расслышать, что он говорил. Однако он продолжал с усилием:

— Мне остается вам указать…

Но слова замерли на его устах, лицо подернулось мертвенной бледностью и стало совершенно неподвижно.

Атлантис, с отчаянием склонившаяся над отцом, старалась отыскать своей дрожащей рукой его сердце. Рене схватил зеркало и поднес его к бледным губам старика.

— Он дышит! — воскликнул он. — Посмотрите, как затуманилось зеркало! Не будем же отчаиваться! Мой друг спасет его!

ГЛАВА XVIII. Первый звон

Но несмотря на все усилия, употребляемые Рене и Атлантис, им не удалось вывести Харикла из его бессознательного состояния. Им оставалось одно утешение — сознавать, что он жив, что в этом сне, похожем на смерть, он, может быть, почерпнет новые силы и здоровье. Кроме того, они помнили наставление Харикла не предаваться отчаянию, а их личное счастье было настолько велико, что заставляло временами забывать о грустной действительности. Они не отходили от больного, сменяя друг друга около него для принятия пищи и короткого сна; остальное время они проводили вместе в бесконечных разговорах, которые соединяли их все теснее и теснее.

Прошло между тем уже семь дней со времени отъезда Кермадека. Рене не сомневался, что матрос прекрасно исполнит свою миссию и возвратится вместе с Патрисом, на преданность которого Рене мог вполне рассчитывать. Весь вопрос заключался только во времени их прибытия, которое могло быть задержано разными непредвиденными обстоятельствами. Рене был оптимистом по натуре, и его вера в собственные силы действовала гипнотически на окружающих, которые никогда не могли противиться его желанию.

Так проходили часы около изголовья больного, как вдруг тишина была нарушена сильным звоном. Рене бросился к входу и с невыразимой радостью различил корпус «Титании». С бьющимся сердцем повернул он рычаг, открывающий шлюз. Дверь приоткрылась, вода залила внутреннюю комнату, — и «Титания» свободно проникла в нее. Наружная дверь снова заперлась, и с помощью насоса осушилась вся нижняя комната, так что «Титания» очутилась на сухом песчаном дне. Нетерпеливой рукой открыл Рене дверь, ведущую в эту комнату, и бросился к судну, ожидая увидеть перед собой Патриса или Кермадека…

Вместо этого он очутился в объятиях своей матери!

Последовали восклицания, объятия, слезы.

Мадам Каудаль не в силах была оторваться от сына и с радостными слезами обнимала его, беспрестанно повторяя, что не надеялась больше увидеть его. Она то бранила его за безрассудство, то восторгалась его храбростью, осыпала ласковыми словами, которыми привыкла называть его в детстве.

— Тетя! — вмешалась наконец Елена, — было бы недурно, если бы вы уступили на минутку и нам вашего Рене. Мы тоже не прочь обнять его!

— Ты должен благодарить ее! — проговорила мадам Каудаль, освобождаясь от объятий сына.

— Я решилась приехать сюда только благодаря ей. Она внезапно остановилась, как будто пораженная каким-то невиданным зрелищем. Кермадек, тоже стоявший лицом к двери, раскланивался с самой любезной улыбкой. Присутствующие обернулись, и у всех вырвалось невольно восклицание удивления и восхищения: на пороге показалась Атлантис. Привлеченная шумом и веселыми голосами, она остановилась в изумлении перед неожиданной картиной. Такое многочисленное общество было, конечно, непривычно для молодой отшельницы, но более всего ее внимание было приковано к Елене, которая в своем светло-сером дорожном костюме была в высшей степени грациозным существом.

Прислонившись к косяку двери, прижав руку к сильно бьющемуся сердцу, молодая гречанка прислушивалась с волнением к бессвязному потоку слов любви и ласки, которые вырывались у мадам Каудаль. В эту минуту она поняла, какое тяжелое горе быть сиротой, не испытать никогда материнской ласки и любви. Она была так поглощена созерцанием, что не замечала того, что сама служит предметом всеобщего внимания.

Одетая в белые одежды, ниспадавшие широкими грациозными складками, которым позавидовал бы сам Фидий, красавица производила впечатление богини. Вместе с тем ее лицо выражало такую детскую наивность и желание принять участие в общей радости, что она сразу завоевала всеобщую симпатию. Елена тотчас поняла ее настроение и первая бросилась к ней с неподражаемой грацией:

— Атлантис, — проговорила она, — я давно знакома с вами: Рене так много рассказывал мне о своем приключении, что я уже искренне полюбила вас.

Две слезы, как росинки, засверкали на длинных ресницах красавицы.

— Я также знаю и люблю вас, Елена!

Затем голосом, в котором слышалось и почтение, и боязливая нежность, она спросила:

— Это его мать?

Ее голос, ее взгляд ясно выражали: «О, если бы эта женщина могла меня полюбить!»

Рене молчал. Его сердце также билось усиленно от волнения и ожидания; он знал доброту своей матери и рассчитывал, что эта доброта победит все предрассудки. Его надежды были не напрасны. Мадам Каудаль с теплым участием смотрела на молодую красавицу, отгадав под наружной красотой душу одинокого ребенка, жаждущую любви и опоры.

Она протянула к ней руки.

— Придите ко мне, дитя мое! — проговорила она.

С криком радости бросилась Атлантис к матери своего жениха и упала к ее ногам, стараясь поймать ее руку для поцелуя, но мадам Каудаль подняла ее и нежно прижала к своей груди.

Елена и Патрис обменялись с Рене быстрым взглядом. Они поняли, что в эту минуту решалась их собственная судьба.

Между тем, желая исполнить обязанности гостеприимства, Атлантис предложила своим гостям отдохнуть после утомительного путешествия, но доктор Патрис отказался и попросил проводить его к больному, чему молодая хозяйка очень обрадовалась. Поручив Кермадеку проводить дам для отдыха в маленькую, предназначенную для этого комнату и подать им завтрак, Атлантис в сопровождении доктора Патриса направилась к отцу; Рене, по знаку матери, последовал за ними.