Кризис и Власть Том II. Люди Власти. Диалоги о великих сюзеренах и властных группировках - Михаил Леонидович Хазин

Однако не будем забывать, что потенциальные «вассалы» были в первую очередь «старыми большевиками», для которых существовала «революционная целесообразность», но не существовало «личной преданности». Наилучшим образом это отношение выразил Троцкий, сформулировавший в ходе борьбы за власть 1928 года: «Со Сталиным против Бухарина — да, с Бухариным против Сталина — никогда». Дело здесь было не в личных симпатиях, а в трезвой оценке «политического веса».

Поэтому посмотрим, как оценивали свои отношения сами участники нашего анализа. Летом 1926-го, начиная борьбу с «зиновьевской» оппозицией, Сталин пишет письмо всем тогдашним союзникам:

Молотову, Рыкову, Бухарину и другим друзьям.

Я долго думал над вопросом о «деле Лашевича» [Сталин, Письма, 1996, с. 72–73].

Двое из трех явно названных здесь «друзей» (Рыков и Бухарин) — независимые игроки, входившие в тогдашнюю правящую коалицию. Из трех самых близких друзей через два года «другом» остался только один!

Летом 1928 года, когда борьба между Сталиным и будущей «правой оппозицией» была уже в полном разгаре, Бухарин и Сокольников так описывают расклад сил:

Среда 11/7 9 час. утра. Разговор с Сокольниковым. Изложение: дело зашло гораздо дальше, у Бухарина окончательный разрыв со Сталиным. Вопрос о снятии поставлен был конкретно: Калинин и Ворошилов изменили…

Через час (11/7, 10 ч. утра)… явился… Бухарин… Ворошилов и Калинин изменили в последний момент. Я думаю, что Сталин держит их каким-то особыми цепями. Наша задача постепенно разъяснять гибельную роль Сталина и подвести середняка цекиста к его снятию[70] [Фельштинский, 1993].

Из сказанного следует, что на каком-то из июльских заседаний Политбюро «был поставлен» вопрос о снятии Сталина с должности генерального секретаря, согласованный ранее с большинством членов Политбюро, — и лишь «измена в последний момент» Ворошилова и Калинина не позволила провести этот вопрос большинством голосов! Получается, что «правые» до последнего момента рассчитывали на Ворошилова, хотя тот по формальным признакам должен был быть стопроцентно человеком Сталина.

Отношения внутри Политбюро оставались олигархическими и после этого решающего (на наш взгляд) столкновения. В августе Сталин продолжает «подбирать ключики» к Куйбышеву:

Ни в коем случае нельзя дать Томскому (или кому-нибудь другому) «подкачать» Куйбышева или Микояна. Не можешь ли прислать письмо Томского против Куйбышева? [Большевистское руководство, 1996, с. 9]

А сторонник Сталина Орджоникидзе и в ноябре 1928 года искренне желает примирения в Политбюро:

Я тебя прямо-таки умоляю взять на себя примирение Бухарина] со Сталиным]… По-видимому, отношения между Сталиным] и Бухариным] значительно испортились, но нам надо сделать все возможное, чтобы их помирить. Это возможно… Положение неважное, но выправимое [Большевистское руководство, 1996, с. 58].

И даже летом 1931 года Сталин пишет Кагановичу о ситуации в уже полностью «сталинском» Политбюро:

5) Тяжелое впечатление производит записка т. Куйбышева и вообще все его поведение[71]. Похоже, что он убегает от работы. С другой стороны, все еще плохо ведет себя т. Орд[жоникидзе]. Последний, видимо, не отдает себе отчета в том, [что] его поведение (с заострением против т.т. Молотова, Куйбышева) ведет объективно к подтачиванию нашей руководящей группы, создает опасность ее разрушения [Большевистское руководство, 1996, с. 51].

Как видите, и проверенные «сталинские» кадры, такие как Куйбышев и Орджоникидзе, позволяли себе вольности, совершенно недопустимые для реальных вассалов. «Старые большевики», даже полностью разделявшие сталинские взгляды на пути развития СССР, все равно оставались «рыцарями-одиночками», привыкшими иметь собственное мнение. Ими нельзя было командовать, их можно было только убедить в правильности поддержки определенной линии и повести за собой. При этом следовало учитывать, что при малейшей оплошности эта самая «линия» может быть истолкована как ведущая к расколу партии и повлечь за собой окончательное поражение.

Таким образом, тактика политической борьбы диктовала Сталину крайнюю осторожность. С одной стороны, для привлечения сторонников необходимо было обозначить свою собственную позицию (индустриализацию через коллективизацию, то есть ликвидацию независимых крестьянских хозяйств). С другой стороны, эту позицию нужно было продвигать таким образом, чтобы ее невозможно было истолковать как явный «уклон»[72]. Признаки такого «уклона» должны были проявиться в ответной критике со стороны политических оппонентов.

Как видите, постоянно упоминающиеся в литературе «восточная хитрость» и «макиавеллевское коварство» Сталина были всего лишь необходимым условием победы в этой непростой политической ситуации. Любая попытка действовать прямо — «я прав, а вы все неправы» — закончилась бы быстрым и окончательным поражением.

Читатель. А я вот не понял. Получается, что у Сталина вообще не было вассалов к 1928 году? Он был волк-одиночка?

Практик. Это впечатление обманчиво и появилось лишь по той причине, что до сих пор мы ограничивались в нашем анализе только членами Политбюро. За его пределами, в своей собственной вотчине — Секретариате ЦК — Сталин располагал по меньшей мере несколькими верными людьми. К их числу относились заведующий Секретным отделом ЦК Товстуха, бывший личный секретарь Сталина Мехлис, бывшие секретари ЦК Андреев и Шверник. Скорее всего, именно Товстуха провел в начале 1928 года наиболее важную операцию — поиск компромата на колеблющихся членов Политбюро:

Благодаря новым документам мы знаем, что именно в 1928 г. в архивах департамента полиции были найдены, но не пущены в ход компрометирующие материалы на М.И. Калинина и Я.Э. Рудзутака [Хлевнюк, 2022, с. 155–156].

Как видите, наличие у Сталина собственной группировки оказалось совсем не лишним: «измена в последний момент» со стороны Калинина, возможно, была хорошо подготовлена преданными вассалами. Однако основную часть работы — заявление собственной позиции и формирование вокруг нее большинства Политбюро — предстояло проделать самому Сталину. И он приступил незамедлительно.

Теоретик. 9 января 1928 года опросом[73] Политбюро принимается решение о «поездках на места по делам хлебозаготовок» — Орджоникидзе в Сибирь, Молотова на Урал и так далее 14 января Сталин заменяет заболевшего Орджоникидзе, рассылает «Директиву ЦК ВКП(б)» с характерной формулировкой «нажать зверски на наши парторганизации», после чего 15 января выезжает в Сибирь. 18 января Сталин участвует в заседании бюро Сибкрайкома ВКП(б), обеспечивая внесение в его решения формулировки «чтобы ряд кулаков был обязательно подвергнут репрессивным мерам… (арест, судебные процессы и проч.)». Выступая[74], Сталин впервые излагает свою стратегическую платформу:

Этих мер [принудительного изъятия хлеба по государственным ценам под страхом осуждения по 107-й статье] достаточно будет для того, чтобы выправить положение в этом году… Чтобы поставить хлебозаготовки на более или менее