Исповедь бандерши. 100 оттенков любви за деньги - Рената Башарова

А в один из вечеров он радостно сказал мне:

— Собирай чемодан, мать. На море через неделю поедем!

У меня перехватило дыхание:

— Чемодан собран, — говорю. — Только на море мы не поедем… — Из глаз у меня брызнули слезы. Плача, я, наконец, выложила ему все. Что через четыре дня море я все-таки увижу. Но Средиземное. И что плясать буду. И что отказаться не могу, неустойку оплачивать нечем.

Теперь плакали мы на пару. Он утешал меня, говорил, что будет ждать, что ему, кроме меня, не нужен никто и т. д. и т. п.

Я даже плюсы начала искать. И деньги у нас будут, заодно любовь нашу в разлуке проверим. Мне почему-то показалось, что и он не против денег. Хотя говорил, что они ему и даром не нужны. Но что-то такое мелькнуло у него в глазах. А может, мне показалось?

В последнюю ночь перед отъездом мы не заснули ни на минуту. Пили вино, занимались любовью, плакали. Потом опять пили. Клялись в вечной любви и считали оставшиеся нам минуты.

Аркадий Амаякович провожал нас с Галкой на самолет. Торжественно вручил нам по русско-английскому разговорнику. Просил нормально работать и не позорить его, Аркадия Амаяковича, перед иностранными партнерами.

Настроение у меня было смешанное. И радостное, оттого что лечу в другую страну, и паршивое одновременно.

В глазах стояла моя мать. Она так плакала, когда провожала меня, как будто в последний раз видела. Так тянулась ко мне, а я даже не поцеловала ее на прощание. Сухо клюнула в мокрую от слез щеку. Постеснялась ее внешнего вида перед Амаяковичем. А садясь в машину, осознала, что эта женщина любила меня. Пусть по-своему, пусть неумело, но я была дорога ей. На душе скребли кошки от сознания этого.

— Юляха, нас ждут великие дела! — ликовала Галка.

Сначала медленно набирая скорость, потом все быстрее и быстрее, оторвался «Боинг» от земли. Секундное ощущение невесомости, а потом выше и выше, к облакам. Все дальше унося меня от моих родных и Максима.

— Я не знаю, как мы там по-английски будем говорить, — трещала Галка, — ничего не поймем, наверное, хотя по английскому у меня была пятерка, но одно дело учеба, а там…

— А по какому предмету у тебя четверка? — спросила я отличницу Галку. — Как-нибудь наловчимся!

— Вот-вот, не боги горшки обжигали, — кивнула она.

Через три часа объявили посадку. Самолет начал снижаться. У меня страшно затрещало в ушах. Смотрю, мужчина в соседнем ряду зажал нос и начал дуть. Мы с Галкой, не будь дуры, повторили маневр. Шум в ушах пропал. Вот, век живи — век учись.

Тут глядим, все припали к иллюминатору. Мы посмотрели вниз и онемели от такой красоты. Весь остров было видно как на ладони. Такой малюсенький фиговый листочек. Вокруг бирюзовое Средиземное море, просто чудо как красиво!

Мы вышли из самолета, и нас обдало влажным жаром Средиземноморья. В аэропорту, первым делом, мы увидели толпу наших соотечественниц. Тут мы уже точно уверились, что ни в какое рабство не попадем. Ну не могут же так массово в рабство отправлять! Мы с Галкой пристроились в очередь к паспортному контролю. Полицейский громко называл фамилию, и какая-то из девчонок проходила. А за стойкой этого контроля встречал импресарио.

— Калиниченко, Матвиенко! — громко провозгласил киприот, и мы подошли к окошку, ставить штамп.

На выходе нас встретил мужчина. Высокий, толстый, похожий на пирата. Почему-то с круглыми золотыми сережками в обоих ушах.

— Андреас, ваш импресарио, — протянул он руку.

Мы вежливо поздоровались и подали свои лапки.

Он говорил с нами по-английски, и мы, на удивление, понимали почти все.

Когда, дождавшись своего багажа, мы вышли из здания аэропорта, я удивленно завертела головой по сторонам.

Боже мой, да тут все было как игрушечное! Маленькие, чистенькие дороги, везде клумбочки. Даже машины ехали как-то тихонечко и лениво. Яркое солнце, синее-синее небо. Сухие желтые горы вдалеке. Классно!

Он подвел нас к машине, за рулем сидел еще один мужчина. Он представился боссом. Имя — Лакис. Совсем молодой, тоже смуглый, симпатичный, в жизни б не подумала, что такие боссы бывают.

Дорога до Лимассола заняла час. На дороге вместо разделителя были сплошные клумбы, по бокам горы, на которых тут и там видны были оливковые деревья, беленькие, чистенькие виллы с красными черепичными крышами.

Подъезжая к месту назначения, увидели, что дорога пошла круто вниз. К морю. И огромный город лежал как на ладони, расположившись вдоль береговой линии. А что самое удивительное — все дома были белые!

— Вот это город! — восхитилась Галка. Мы с ней были на седьмом небе от счастья.

Попетляв по узким улочкам, машина остановилась в каком-то обшарпанном районе. Грязные домишки, невзрачные вывески. И везде кабаре, кабаре, кабаре. Мы, разочарованные, вышли на улицу.

— Ну вот, — говорю. — Вот тебе и город. Какая-то «улица красных фонарей» просто…

— По-моему, мы попали, — испуганно прошептала Галка.

С клиентами выходить — надо!

Босс показал рукой на вывеску «Плейбой»: тут мы должны теперь работать.

Напротив кабаре располагалась сэндвичная. Нам купили по большому бутерброду, по банке холодного кофе и ушли, сказав погулять, осмотреться. Они, мол, документы наши оформят и вернутся.

Мы жевали огромные сэндвичи и накручивали себя, как могли.

— Ну вот посмотри на это кабаре! Дешевая забегаловка, Юся. А помнишь, как Амаякович расписывал? — причитала Галка, зыркая по сторонам выпуклыми зелеными глазами.

Операцию она все-таки сделала. Ну что можно сказать? Нос действительно получился на славу. Ровненький, тоненький, с аккуратными ноздрями. Но… Он теперь так не подходил к Галкиному лицу, атас! На фоне аккуратного носика еще больше казались глаза навыкате. И вид она имела просто устрашающий, совиный.

— Галка, давай убежим, пока не поздно! Пока не пришли эти сутенеры проклятые! Я представляю, что будет, — протянула я в ответ.

— Так ведь паспорта у них! Дуры мы, дуры. Дуры мы набитые-е, — травила душу Галка.

— Ладно, хватит! Не дуры! Дуры дома остались, бананами на рынке торговать! А мы с тобой умнички. Может, что-то у нас и получится, — убеждала я Галку и заодно саму себя. — Вот ты пробовала у нас дома такие сэндвичи? Нет? Ну вот видишь! Потихоньку начинаем познавать мир…

— Угу, — промычала подруга с набитым ртом. Да и что ответить, когда во рту такая вкуснотища?

Мы сидели, смотрели в большое пыльное окно кафе. Тут открылась дверь нашего кабаре, какая-то девица пересекла тротуар и зашла к нам. Не к нам, само собой, в сэндвичную. Купила еды и унеслась прочь.

— Вот, любуйся, а нам обещали еду бесплатную, — с претензией в голосе говорила Галка.

По площади — а это была площадь — тут и там бродили наши соотечественницы. Вид у них был вполне довольный, ошейников на шеях не болталось. Сэндвичная была окружена разнокалиберными кабаре и ресторанчиками. Наверное, не меньше двадцати. «Долли», а совсем рядом «Максим», дальше я прочитать не могла, но вывески были одна на другой.

Наконец за нами зашли и, подхватив наши пожитки, повели на место работы.

Квартира приятно удивила. Мы-то уже настроились на самое худшее. Двухэтажная, большая кухня, винтовая железная лестница вела наверх.

На кухне за столом сидели наши «коллеги». И, как положено, нелюбезно смотрели на нас. Конкуренция, она и на Кипре конкуренция.

Босс занес чемоданы в комнату, а мы с Галкой уселись за столик. Одна девица безостановочно болтала по телефону. По-английски. То сюсюкая, то требуя, то капризничая. Перевести ее беглую речь было трудно, но то, что она с клиентом болтает, было ясно как белый день. Знаем мы эти штучки! Вторая, помоложе, красила длиннющие ногти и приветливо улыбнулась нам. Остальные пили чай, а может, кофе, и почему-то говорили между собой на английском.

— Привет, девчонки! Вы откуда? — спрашивает та, наманикюренная.

— С Украины, — говорим.

— И я с Украины, из Донецка. Настя, — представилась она.

Перезнакомившись со всеми, мы выяснили, почему троица говорила между собой на инглише. Они из Румынии, как оказалось. Надо же, а на вид как наши!

Пока мы разбирали клунки [1], за нами пришел босс, позвал оформлять документы какие-то. Паспорта нам, на удивление, вернул. И мы спустились в кабаре, в котором и располагался офис Лакиса. Не соврал Амаякович!

Кабаре оказалось и вправду очень солидное. Большая круглая сцена, на три шеста. Внизу, по кругу стояли уютные клетчатые диванчики. Стеклянные столики. На зеркальных стенах изображения зайчиков-плейбойчиков. Зеркальные, как и стены, потолки, под ногами мягкое ковровое покрытие с арабским орнаментом. «Блеск!» — так бы сказала Эллочка-людоедка. А нам-то, колхозницам, слаще морковки ничего не едавшим, и подавно бар дивом казался!