Постсоветская молодёжь. Предварительные итоги - Екатерина Кочергина

страхов – это не осознанная и рациональная реакция на какие-то вполне определенные угрожающие обстоятельства, которые можно рассматривать как обоснованные причины для волнения и переживания страха и ужаса, но реакция на неопределенность обеспечения наиболее важных условий повседневного существования, субъективное переживание зависимости от внешних сил. Поэтому первые позиции в списке или рейтинге тревог занимают самые общие и отвлеченные факторы беспокойства – война, экология, болезни (что для молодых и вполне здоровых на фоне старших возрастных групп населения кажется иррациональным) и теракты. Не конкретные социальные страхи – снижение доходов, угроза безработицы или ограбления и физического насилия, – а именно самые отвлеченные и наименее рационализируемые и контролируемые отдельным человеком страхи. Поэтому социальные страхи, фиксируемые в анкете молодежи, выражены слабо.

Тревожность находится в обратной корреляции с наличием социальных ресурсов – высшим или специальным образованием, большими возможностями в крупных городах, и особенно в Москве, наличием социального опыта. Так, в Москве общий уровень тревожности ниже среднего показателя на 20 %, в то время как в малых городах он выше среднего на 8 %.

Уровень тревожности у молодых людей ниже, чем у населения в целом (то есть у старших возрастных групп), за исключением двух моментов: страха перед мировой войной и безработицей (табл. 19). Все показатели страхов населения поднялись в последние годы, но особенно это заметно в отношении опасений повторения массовых репрессий: в 2018–2019 годах показатели такого рода составляли 39–40 %, «произвола властей» – 50–51 %. Молодежь, мало что знающая о жизни в советское время, не воспринимает угрозы такого рода всерьез. Меньше всего молодые люди боятся преступников, публичных оскорблений и унижения, а также загробного воздания за грехи.

Сама по себе структура страхов у молодежи и населения в целом схожа, что говорит о воспроизводстве основной картины реальности, но в силу возрастного оптимизма и отсутствия накопленного опыта насилия и жизненных неудач, разочарований, неоправдавшихся ожиданий, характерных для взрослых людей, интенсивность некоторых видов тревог у молодежи снижена. Как и старшие, молодые люди больше всего боятся «болезни близких, детей» (55 %; у населения этот показатель в среднем за много лет составляет 83 %, расхождения отчасти объясняются тем, что дети есть только у половины молодых опрошенных), затем «мировой войны» (46 %). Подчеркнем, что оба этих индикатора страхов не являются выражением актуальных и реальных угроз: и то и другое – априорные условия оценки всех жизненных обстоятельств, высшие значения ценностной шкалы, ее предельные значения, отношение к происходящему (жизнь детей и близких, тотальная война на уничтожение), с которыми сопоставляются все прочие ценности текущей повседневной жизни. Поэтому «война» (или в другом выражении – «все можно перетерпеть, лишь бы не было войны») – это горизонт оценки происходящего, предполагающей снижение значимости ценностей повседневной жизни и повышение значимости коллективного единства, символов национальной мобилизации для защиты страны, необходимости жертв ради обороны страны.

По понятным причинам молодые меньше боятся собственной смерти (она далеко), болезней, мучений. Для нас гораздо важнее слабая выраженность социальных страхов – угрозы нападения преступников, возврата к массовым репрессиям (о которых молодые люди не имеют представления) или произвола властей, опыта публичных унижений и оскорблений, что в большей степени присуще старшим поколениям, по себе знающим жизнь в советское время.

Таблица 5. Ранги тревожности и страхов у населения в целом и у молодежи

Материальное положение, межпоколенческие отношения

Сравнивая свое социальное и материальное положение с положением своих родителей (то есть со старшим поколением, а значит, с основной массой российского населения), молодые люди, опрошенные в 2020 году, чаще оценивают его как более высокое (38 %) и благополучное (46 %) или по крайней мере «такое же, что и у них» (соответственно 44 и 32 %). «Неудачников», то есть снизивших свое положение и благосостояние в сравнении с родителями, насчитывается от 12 до 17 % (то есть явное меньшинство; даже если включить сюда и затруднившихся с ответом, для чего есть определенные основания, то таких респондентов в среднем получается не более 20 %).

Таблица 6. Как бы вы оценили свое общественное и материальное положение в сравнении с тем, какое было в вашем возрасте у ваших родителей?

Опрос молодежи, 2020 г.

Таблица 7. Почему вы считаете, что жизнь ваших родителей сложилась неудачно?

Опрос молодежи, 2020 г. Респонденты могли дать несколько ответов: А – % от числа давших подобные ответы (N = 598), Б – % к общему количеству ответов. Ответы ранжированны.

На восприятие себя как «успешных людей» сильнее всего оказывает влияние такой фактор, как доходы (но не образование или сфера занятости, а именно доходы, влияющие на самооценку своего потребительского статуса, возможностей и тем самым на самоуважение): среди бедных и нуждающихся респондентов «успешными» называют себя 50 %, среди «обеспеченных» – 75 % (среди предпринимателей таких – 77 %, среди менеджеров среднего звена – 74 %, среди специалистов – 71 %, среди квалифицированных промышленных рабочих – 66 %; но даже среди неквалифицированных рабочих таких – 54 %, среди учащихся и студентов, еще не способных получить какое-то социальное признание, – таких даже 71 %, а это значит, что критерии оценки лежат во внутригрупповых, а не внешних социальных отношениях). Однако доходы – не единственный и, может быть, даже не решающий, хотя и очень важный мотив считать себя «успешными» и достойными самоуважения. «Путинское поколение», или «поколение эпохи стабильности», отличается от поколения 1990-х годов, пережившего тяжелый кризис идентичности, период институциональной трансформации и связанной с этим социальной аномии, оптимизмом, несокрушимой верой в непрерывность роста благосостояния, реставрацией сознания национального превосходства и объективной необходимости сопротивления западному влиянию. Это новое поколение обладает очень высоким мнением о себе в сравнении с поколением своих родителей. Впрочем, и жизнь своих родителей молодые люди оценивают в массе своей либо как «очень удачную» (14 %), либо как «довольно удачную» (49 %). Неудачниками своих родителей считают менее трети опрошенных (31 %), что, в свою очередь, может считаться довольно весомым фактором повышения собственной самооценки.

Основные причины, объясняющие вынесение таких оценок, – крах жизненных планов у старшего поколения, нереализованность надежд родителей на материальное благосостояние, отсутствие социальной мобильности и продвижения, в целом перевешивающие причины психологического и личностного характера, несовместимости характеров и т. п. Респонденты из самой старшей возрастной группы (30–34 года), а значит, более образованные и обеспеченные, несколько чаще считают жизнь своих родителей «неудачной».

Личные, или психологические, мотивы «неудачной жизни» родителей составляют сравнительно незначительную долю среди всех объяснений «неудач» (в сумме менее 15 %). Чаще всего объяснения сводятся к социальным и внешним по отношению к родителям (старшему поколению) причинам. Среди самой этой