Огненная лилия - А. Айнгорн

Она закрыла лицо руками. Тот, что увидел ее первым, размахивался томагавком. Он был страшен, в черных орлиных перьях, с раскрашенным воинственными знаками лицом. Она знала, что он не может промахнуться, как не промахиваются белые, когда подносят ложку ко рту. Для него это было так же естественно. Спустя секунду она была еще жива. Она с надеждой открыла глаза. Столь напугавший ее индеец лежал в двух шагах от нее с размозженной головой. Она не испытала ни страха, ни отвращения. Это был просто факт, двести фунтов мертвой плоти у ее ног. Она на четвереньках попыталась уползти в сторону, но ее грубо схватили сзади за платье и рывком подняли на ноги. Она оказалась лицом к лицу с индейцем. Он толкнул ее на землю и связал ей руки за спиной. Она яростно пнула его ногой, должно быть, очень чувствительно, потому что он со злостью прокричал что-то. Потом схватил ее за ноги, перебросил через плечо, как мешок с мукой, и понес. Она позвала на помощь, не рассчитывая на нее и с невыразимой горькой ясностью сознавая, что она одна здесь, единственная беззащитная белая женщина на добрых сто миль кругом. Она заметила Волка, которого опрокинули на землю и теперь тоже связывали. Он не устоял один против дюжины.

Ее несли, не реагируя ни на ее возмущенные крики, ни на ее отчаянные попытки вцепиться зубами в оголенную плоть. Онор уже не пыталась запомнить дорогу, она видела лишь каменистую тропу, качавшуюся маятником перед глазами. Наконец ее пренебрежительно швырнули на землю. Она поднялась на четвереньки, красная от стыда и бессильной ярости, и исподлобья глянула на обидчика. Индеец с выбритыми висками и огромным носом стоял перед ней, высокомерно прищурившись. Мгновение спустя к нему подошли еще двое краснокожих, схватили Онор, подтащили к дереву и крепко привязали к нему кожаным ремнем. Там уже был привязан и Волк. Онор рада была обнаружить, что не осталась одна в этой переделке, и плечом к плечу с Волком почувствовала себя увереннее. Она вздохнула и попыталась освободить руки.

Алгонкин замахнулся на нее томагавком, и она замерла, глядя на него, как кролик на удава. Тот прокричал что-то и отошел. На время их оставили в покое.

Онор попыталась сменить позу. Веревка стягивала ее тело, врезаясь в кожу, а руки, связанные за спиной, затекли.

— О черт, вот негодяи!

Она вздохнула и утешила себя тем, что с Волком обошлись еще жестче.

Он был связан крепче, чем она, и туго притянут к дереву. Из раны на руке текла кровь, она была насквозь пробита стрелой, но это не помешало индейцам заломить ее за спину. Ему было очень неудобно, но он даже не поморщился. Стрела мешала ему выпрямиться.

— Давай, я вытащу, — предложила Онор.

— Чем?

— Я попробую…

Она захватила ее зубами и попыталась вытащить. Но у нее недоставало решимости применить силу. Волк молча смотрел на нее, и Онор порозовела.

— Черт… Извини, Волк. Я смогу…

Она постаралась не думать о том, что стрела глубоко вошла в живую плоть, собралась с духом и резким рывком извлекла ее из раны. Кровь пошла сильнее, заливая ей платье, но индеец с заметным облегчением прислонился затылком к стволу.

— Сейчас перестанет, — сказал Волк, перехватив ее взволнованный взгляд. Действительно, постепенно кровотечение уменьшилось и, наконец, совсем прекратилось.

— Что с нами будет? — не выдержала Онор. — Я не понимаю, чего они хотят от нас.

Волк спокойно объяснил ей.

— Твою судьбу решат их вожди. Они могут приговорить тебя к смерти, но, скорее всего, они отдадут тебя в жены какому-нибудь воину.

— О Боже… — простонала она.

— Ты молодая, сильная. Они не станут убивать тебя, Лилия. Ты будешь для них работать, родишь им сильных детей.

— Как ты умеешь успокоить… — съязвила она. Ей стало беспокойно. — Ну, а ты? Что будет с тобой?

— Со мной? Как обычно, согласно нашему закону.

— А как — обычно?

— Ты что, не знаешь? Мне казалось, что… — он вдруг умолк.

— Нет.

— Если в плен попадает тот, с чьим племенем зарыт топор войны — его отпустят, наградив богатыми дарами. Но наши племена враги. Меня ждет столб сильных.

— То есть?

Волк помедлил. Он, казалось, был уверен, что Онор знает, о чем идет речь.

— Ты никогда не слышала об этом обычае?

— Объясни мне, в конце — концов, — нервно сказала Онор.

— Чтобы показать свое уважение к пленному, воины дают ему возможность проявить себя храбрым и мужественным. Это большая честь для воина — умереть у столба пыток. И чем больше уважают врага, тем дольше не дают ему умереть. И позор на все его племя, на весь его род, если хоть один вздох выдаст, каково ему приходится… Насмехаться над врагами да прославлять свое племя — вот все, что должен делать пленный. Это древний обычай.

— И ты так спокойно об этом говоришь?! Никакая инквизиция до этого бы не додумалась!

— Это честь для настоящего воина, возможность проявить себя.

— И умереть?

— Не сразу.

— О Боже! Кошмар!

— К этому готовятся с детства. Каждый ребенок знает, что опозорит отца, если кто-то услышит его плач или жалобы. Он должен расти мужчиной.

— Это садистский, жестокий обычай.

— Я не всегда понимаю обычаи бледнолицых, — заметил он.

— Но есть границы… Это уж слишком.

— Ты напрасно волнуешься, Лилия. К скво этот обычай не относится.

— А ты?

— А я поступил бы так же со своим врагом.

Онор смирилась. Она с ужасом представила себе этот варварский обряд.

По спине пробежала дрожь. Волк был безмятежен.

— Попробуй лечь, Лилия. Тебе понадобятся силы. Давай, веревка немного растянется, если ты постараешься.

Она с трудом сумела сдвинуться. Веревка врезалась в талию. Онор положила голову на колени к индейцу и попыталась расслабиться. Ее тело онемело. Она отчаянно дернула руками, пытаясь высвободить их, но у нее ничего не вышло. Но, к ее удивлению, она почти не ощущала страха, словно опасность не была реальной. Она вдруг поняла, откуда это чувство.

— У меня никогда не было такого друга, как ты, — произнесла она тихо.

Волк не отозвался, и Онор приподняла голову.

— Волк! А бежать из плена тоже позор для воина?

— Нет, наоборот. Его хитрость стала бы прославляться всеми. Поэтому пленных будут тщательно стеречь. А ты, Лилия, помни: тебя не будут связывать или открыто сторожить, но не беги. Если ты предашь их племя, тебя убьют.

Онор хотела спросить, почему же он сам не торопится убивать ее, но решила не напоминать ему об этом. Вдруг он просто забыл…

Красный Волк не собирался воспользоваться последней возможностью отдохнуть. Уголком глаза он следил за воинами-алгонкинами, которые ужинали у костра, словно позабыв о пленниках. Женщина, заснувшая около него, вздрогнула всем телом, и он перевел взгляд на нее, внимательно вглядываясь в побледневшее испачканное лицо.