Андрей Капица. Колумб XX века - Михаил В. Слипенчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Геофак занимал тогда весьма скромное помещение: верхний этаж небольшого 4-этажного здания в глубине университетского двора на Моховой улице. Три нижних этажа принадлежали геолого-почвенному факультету (так он назывался до переезда в новое высотное здание в 1953 году, когда почвенное отделение присоединили к биологическому факультету). В подвале располагался общий для обоих факультетов туалет, так что нам на переменках приходилось пробегать вниз и вверх 4 этажа (что, наверное, было полезно для здоровья). В этом же подвале находилась комната, так называемая фотолаборатория, где бывший фронтовик, студент 4-го курса Борис Беклешов помогал желающим первокурсникам реализовать существовавший в то время (и многие годы спустя) лозунг: „тот не географ, кто не фотограф“…
Сейчас, придя на 4-й этаж нашего бывшего корпуса, я с трудом мог себе представить, как мы могли там поместиться (в настоящее время весь этот корпус вместе с помещениями в других местах занят факультетом психологии). Несмотря на скудость помещений геофака, преподавательские силы здесь были собраны весьма значительные. В том числе здесь работали авторы школьных учебников того времени: Н. Н. Баранский („Экономичская география СССР“) и И. А. Витвер („Экономическая география капиталистических стран“). В школе они представлялись нам какими-то мифическими существами, а оказались вполне реальными людьми. Кроме того, на факультете трудились и другие крупные ученые, в частности, геоморфолог И. С. Щукин, палеогеограф К. К. Марков, климатолог Б. П. Алисов, картограф Л. А. Салищев, геоботаник В. Н. Сукачев и так далее…
Самым любимым лектором на 1-м курсе был профессор Борис Павлович Орлов (позже мы узнали, что он является вице-президентом созданной в те годы Академии педагогических наук). Б. П. читал нам „Введение в физическую географию с основами астрономии“. Главную часть этого предмета составляла история географических открытий, то есть сама по себе тема увлекательная и ее изложение было блестящим. Уже своим внешним видом Б. П. воплощал наше представление о профессоре — довольно тучная фигура, окладистая борода, лысина. Очки, глаз с шутливым прищуром. Во время лекций для передышки студентов он любил включать различные юмористические истории. Слушать его было одно удовольствие. При переходе из других зданий, где у нас проводились занятия (физика, химия), некоторые студенты (в том числе и автор этих строк) бежали бегом, чтобы занять места поближе к лектору…»[153]
На Бориса Борисовича Родомана, известного теоретика географии, автора концепции «поляризованной биосферы» и публициста, поступившего на факультет в 1950 году, Б. П. Орлов на первом курсе тоже произвел cамое большое впечатление: «Для всех первокурсников существовал один яркий лектор — Борис Павлович Орлов. Он был человек с таким как бы морским уклоном, гидрометеорологическим… Его держали, потому что он очень ярко говорил, его слушали все как зачарованные. Его лекции были как сказки. Слушали его с огромным удовольствием. Говорил он смачно, красиво. У него был недостаток с точки зрения деканата: он никак не мог написать ни одной научной работы, которая нужна была хотя бы для того, чтобы поддерживать свою докторскую степень или чтобы получить ее, и я не помню, когда он стал доктором. (Стал доктором в 1936 году, а академиком Академии педагогических наук в 1947-м. — Прим. авт.) В общем, с ним общаться было приятно. Я помню, когда сдавал ему экзамен, может быть, по гидрологии, он спросил меня: „Что такое ‘озеро’?“ Я сказал, что это углубление в земной коре, заполненное водой. Он спросил: „До краев ли заполненное?“ Я сказал: „Нет, конечно, не обязательно до краев“. В это время он сосал какую-то конфетку. Он кивнул, поставил мне пятерку. Много говорил терминов из морской жизни: „приглубый“, „мористее“ — и что „ветер всегда дует в компа`с“… направление ветра — откуда он дует. А течение — куда. Поэтому есть такая тонкость…. Моряк не случайно говорит „компа`с“, потому что по-латыни „компа`сум“ произносится…»[154]
В. А. Скорняков продолжает: «На 2-м курсе Б. П. читал лекции по общей гидрологии (для всех студентов кроме гидрологов), но такой популярностью, как на 1 курсе, уже не пользовался… Тогда же я узнал, что в самый критический для Москвы военный период в 1941–42 годах Б. П. исполнял обязанности ректора не эвакуированной части университета. Нередко ночевал в здании МГУ и во время налетов был среди дружинников, призванных бороться с пожарами от зажигательных бомб.
Во втором семестре „звездой первой величины“ был Николай Николаевич Баранский, известный как участник Таммерфорсской конференции РСДРП в 1905 году. Нам он читал лекции по курсу „Введение в экономическую географию“. Внешне Н. Н. олицетворял сибирского богатыря с пышной седой шевелюрой и усами. Читал своеобразно, стоя с закрытыми глазами. Отдельные его высказывания отличались выразительностью и нередко резкостью. Научный сотрудник Института географии МГУ Ю. К. Ефремов (в новом здании зав. отделом Музея землеведения), известный своими стихотворными характеристиками сотрудников факультета и остроумными эпиграммами, в поздравлении Баранского с юбилеем написал, в частности, такие слова:
И хочется пролепетать, —
Пусть не смутит Вас лесть невинная, —
Все царственное вам под стать:
И львиный рык, и грива львиная,
Сибирский богатырский торс…
Цыц тявкать, моськи, мелочь куцая!
Такого видел Таммерфорс!
Таких ваяла революция!
Мои однокурсники-экономикогеографы говорили, что при выборе ими специальности Н. Н. высказался так: „Если вы выберите экономическую географию зарубежных стран, то вы сможете много читать и потом писать об этих странах, но никогда не сможете их увидеть. Если вы выберете экономгеографию СССР (географию `народного хозяйства`. — Прим. авт.), вы сможете много увидеть и узнать о своей стране, но никогда не сможете написать об этом“. (Довольно смелое высказывание для тех лет, но Баранский мог себе это позволить.) <…>
Не могу не рассказать еще об одном профессоре, который читал нам лекции на 3-м курсе по предмету „океанология“. Это контр-адмирал Николай Николаевич Зубов, который однажды рассказал, что он, будучи мичманом, участвовал в Цусимском сражении 1905 года, где получил ранение, и осколок снаряда так и остался на всю жизнь в его теле. „Таким образом, — заключил он, — меня можно считать живым музейным экспонатом“. Внешний вид Н. Н. и манеры отличались аристократичностью. Курил он папиросы, которые сам набивал табаком „Золотое руно“ в смеси с каким-то другим ароматным сортом. Это был единственный случай, когда папиросный дым был для меня приятен. Выходя из аудитории на перерыв, Н. Н. клал
