316, пункт «B» - Эдуард Лимонов

Проследовав в свой кабинет, Дженкинс отослал «бульдогов» и принял душ.

— Вы — массовый убийца, доктор. Улыбчивый очкастый кретин, поставивший себя выше Господа. — Дункан О'Руркэ с неподдельным отвращением оглядел внезапно вспотевшего Розена. Капли пота текли у доктора вдоль ушей и капали с бровей.

— Доктор Розен — служитель Господа. В свободное от насилия над природой человеческой время доктор служит духовным пастором в церкви Святой Троицы в Лос-Аламос, куда ходят за духовным утешением такие же ученые головастики, как он сам. Там он служит под именем отца Вильяма…

— Не профанируйте, как вас там… Лук что-то… — Розен отер пот с бровей и щек ладонью. — Моя вера в Христа неподдельна…

— Как же вы можете, веруя в сына Божия, перенесшего муки на кресте за человеков и для человеков, работать над созданием «человека бесплодного»?

— Не вижу противоречия. — Розен поднял очки с носа, куда они сползли, и исподлобья взглянул на Лукьянова. — Вы что, хотите для человека судьбы полчищ саранчи, которая, выжрав все зеленые поля, подыхает без пищи в пустыне, в каковую она же и превратила эти зеленые поля, и отвратительно воняет, подыхая? Этого вы хотите? Этого хотите для человека? Мое христианство — творческое и разумное, ваше и этих людей вокруг, — Розен презрительно показал рукой на троих О'Руркэ и Кристофэра, — архаическое, догматическое и лишенное смысла.

— Сейчас ты у меня лишишься смысла. — Виктор вскочил со стула и угрожающе занес руку над доктором.

— Stop it,[54] Вик! — без энтузиазма остановил сына Дункан.

Виктор послушался и убрал руку в карман джинсов.

— Ублюдок!

— Вик! — Старший О'Руркэ отделился от железного шкафа, где он стоял, облокотясь спиной о дверки. Когда-то шкаф служил для хранения одежды рабочих, обслуживающих одиннадцатиэтажный дом: техников, слесарей и уборщиков, сейчас же доржавевал свой железный век, молчаливо наблюдая за секретными встречами семьи О'Руркэ. — Вик! Не трать на него энергию. Эта формула в штанах неколебима в своей уверенности, в правоте своего желания лишить человечество детей.

— Пап, позволь мне отрезать ему яйца! — тихо попросил вдруг Вик.

— Дункан, в самом деле, раз уж он так хочет, начнем с него, — Кристофэр сиял, как черное солнце в экваториальной Африке, только что поднявшееся над нефтяным месторождением.

— Я подумаю. — Дункан нахохлился. Было похоже, что он и впрямь думает. Очевидно, так и было.

Лукьянов вдруг понял, что среди всех, оказавшихся в бейсменте вместе случайно, Розен, бесспорно, злодей. Законченный и отвратительный. Что никакие вымогательства, грешки, даже убийства бандитов семьи О'Руркэ, никакие прегрешения Синтии, если они у нее были, а тем паче его собственные, не могут сравниться с этой механической логикой убийцы во имя прогресса.

— Пожалуй, стоит отрезать ему их, — сказал он неожиданно для самого себя.

— Во, правильно, Лук, ты становишься одним из наших, — просиял Виктор. — Пап, я отказываюсь от своей доли, дай мне его наказать…

Без особого испуга, но очень серьезно Розен посмотрел на них снизу вверх. Он сидел, а они стояли. Судя по его взгляду, он не очень сомневался в решимости этих людей совершить то, что они декларировали. Было видно также, что просить и молить их он не будет. Возможно, в глубине души он находил наказание за свою деятельность справедливым и даже неизбежным. Ведь не зря во сне он называл себя слугою дьявола.

Сверху, неясные, раздались резкие и отрывистые звуки. Вниз по ступенькам, было слышно, бежали многие тяжелые ноги.

— Сваливаем отсюда! — отдал скорее бесполезный уже приказ Дункан О'Руркэ, пятясь и отыскивая тот шкаф, который служил доступом в тюремную клетку.

Виктор с револьвером в руках метнулся за шкафы, вслед за сестрой и Кристофэром. В бейсмент уже вбегали по двое, в тактическом приеме растекаясь по обе стороны от входа, солдаты. Дункан О'Руркэ, Розен и Лукьянов, получив каждый удар прикладом автомата, были тотчас взяты в наручники. В глубине бейсмента, там, где покоилась штабелями старая мебель, слышны стали погоня, выстрелы, вновь звуки погони. Спустя некоторое время были приведены и присоединены к трем «обнарученным» пленникам трое оставшихся. Виктор и Кристофэр были ранены. Лицо Синтии пересекала рваная длинная рана, сочащаяся кровью.

Ругаясь, солдаты вывели пленников наверх. На протяжении недолгого пути Лукьянову досталось, он тяжело подсчитал, шесть ударов прикладом и один болезненный тычок дулом автомата.

На поверхности солдат оказалось еще больше. Очевидно, штурмовать подземную тюрьму банды О'Руркэ прислали батальон. Лукьянов подумал, что хватило бы и десятка солдат. Обнаружилось, что двое людей О'Руркэ убиты. По всей вероятности, безо всякой необходимости. Просто согласно плану проведения операции разрабатывавший план офицер написал, что должны быть убитые. Пленных посадили в блиндированный автобус, они зашли туда по очереди. Каждого тщательно обыскал у двери сержант. Когда их посадили в автобус на самые задние сиденья, а на передних устроились лицом к ним солдаты, направив на пленных дула автоматов, в автобус вошел молодой черноволосый лейтенант. Он подошел ближе к пленным. Лукьянов узнал Тэйлора.

Лейтенант также узнал его и ухмыльнулся.

— О, старый Лук! Опять ты… Как два влюбленных, мы никак не можем расстаться. Но на этот раз ты влип прочно, надолго и окончательно. Как ты полагаешь?

— Я полагаю, что вы правы, лейтенант…

— Связался с дурной компанией… сам виноват…

Лейтенант, кажется, оправдывается, подумал Лукьянов. С чего бы это?

— Я не из этой дурной компании. Я доктор Розен. Они меня похитили с целью выкупа. — Доктор встал и сделал шаг к лейтенанту.

— Сидеть, — сказал Тейлор. — Мы выясним, из какой ты компании и доктор ли ты или больной. А сейчас сидеть. Мне было приказано взять живьем, я взял. А кого взял — разберемся.

Доктор сел.

Лукьянов закрыл глаза. В автобусе воняло казармой, грязью, пылью, сапогами и оружием. «Наверное, так же пахнет ад, если таковой существует», — подумал Лукьянов, и ему захотелось в его захламленную привычными вещами и книгами квартиру, снять ботинки, пить кофе. Снять ботинки, вернулся он к первому желанию и понял, что устал от всей этой детективной истории. Устал до такой степени, что, если ОНИ проводят свое УНИЧТОЖЕНИЕ более или менее быстро и при этом не очень делают больно, он бы скорее хотел, чтобы его уничтожили, чем ехать в грязном автобусе с солдатами и бандитами, взятыми солдатами в плен, и с обливающимся потом головастиком, изобретателем бессемянного человека. А может быть, это и великое изобретение, неожиданно пришло ему в голову. Изобретение, избавляющее от автобусов с солдатами, от шестидесяти пяти лет, от боли в правой икре, где набух толстый варикозный узел… Лукьянов открыл глаза.

Ему тотчас же стало стыдно своих жалких мыслей. Скалил зубы, скрипя ими, в улыбке озлобленный раненый Виктор. Солдаты лишь позволили сестре перетянуть ему торс его же разорванной рубахой. Непонятно было даже, сидит ли пуля у него в подмышке правой руки или, сковырнув мясо, лишь проскребла по ребру. Залитый кровью Кристофэр сплевывал густокровавую слюну и ругался на страшном негритянском слэнге, посылая солдат выебать их собственных сестер и матерей, угрожая, что сделает это сам. Синтия держала платок у разрезанного лица, и платок уже был мокр кровью, как губка. Молчал невредимый, но униженный легкостью, с какой он и его люди были схвачены, Дункан О'Руркэ. Как главнокомандующий, оказавшийся в лапах врага, не причинив врагу никакого, даже малейшего вреда…

Было ясно, что в живых ОНИ их оставят ровно настолько долго, насколько это понадобится ИМ. Сквозь мутные и пыльные, заляпанные и запотевшие стекла военного автобуса едва пробивались куски Нью-Йорка. Фрагменты стен облупленных зданий, соседние военные автомобили, очевидно, под их эскортом автобус пересекал город, фрагменты чахлой нью-йоркской зелени. Лукьянов не узнавал улиц. Однако, когда они остановились и сопровождающие их солдаты занялись открыванием не открывавшейся почему-то двери автобуса, он узнал место, куда их привезли, и назвал его остальным громко и внятно:

— Метрополитен-музеум, братья. Нас привезли в Департмент Демографии.

— Ты таки добился своего, Лук. Они ликвидируют тебя, и очень скоро. Тебя и твоих друзей — бандитов.

— Меня по закону триста шестнадцать, «B», а что натворили они? Похищение личности с целью выкупа — серьезное преступление, пока еще не карается смертной казнью… — пробурчал Лукьянов. Им полностью овладело безразличие.

Они находились в той же дежурной комнате, в какой впервые столкнулись, когда лейтенант Тэйлор со знанием дела до полусмерти избил незнакомца в черном костюме, обнаруженного у вертолетов охраны с музейным пистолетом в кармане. Лейтенант подумал об этом и, посмотрев на человека, называемого им «старый Лук», передал эту мысль ему.