Сорок изыскателей. Повести. - Сергей Михайлович Голицын

«Туточки! Вот коряга!» — закричал он и стукнул ее ногой.

Какой он молодец! Самый милый, самый замечательный из всех мальчиков на свете!

Мы отыскали в кустах топоры и ведра и снова пошли дальше.

Никто не хотел ни рассказывать, ни смеяться.

Папа мне шепнул, что в его рюкзаке не три кило, а три тяжеленных утюга. Он говорил: ремни, как железки, сдавили плечи, а ноги превратились в чужие деревяшки.

А я ему ответила, что ни капельки не устала.

Наконец мы перешли через мост и увидели вдали огоньки. Это был Золотой Бор. Теперь недалеко — осталось только два километра. По булыжному шоссе идти было ужасно трудно. Галя мне потихоньку призналась: еще немного, и она упадет.

На базарной площади остановились. Витя Большой щелкнул карманным фонариком. Папа посмотрел на часы и сказал:

«Два часа ночи!»

А Магдалина Харитоновна приложила руку ко лбу и сказала:

«Я сейчас в обморок упаду!» — А сама и не подумала падать.

Все мы разошлись по разным улицам.

И папа и я стучали, стучали к нашему волосатому хозяину. Наконец достучались. Другие-то ребята небось к своим родителям дубасили в ворота и кулаками и пятками, а мы постеснялись. Наконец хозяин услышал, отодвинул засов, открыл калитку и сказал:

«Полуночники!»

А больше я ничего не помню…

И понятно, что Соня ничего не помнит. Она заснула стоя. Я должен был сам стащить с нее джемпер и платье и уложить в постель.

А Магдалина Харитоновна красным карандашом написала в голубом альбомчике:

«Изложение хорошее. Придаточные предложения отделяются запятой. Вычеркиваю все, что относится к ненужному расхваливанию самого недисциплинированного мальчика в отряде — Вити Перцова. 4».

* * *

На следующий день все мы собрались в Доме пионеров за большим столом. Мне подарили целый рюкзак, туго набитый геологическими образцами.

Великолепно! Хоть одно изыскательское поручение было выполнено на сто процентов!

Совещание открыла Магдалина Харитоновна.

— Итак, можно подвести некоторые итоги наших туристских мероприятий. — По привычке она укоризненно взглянула на всех нас из-под очков.

После этих ее слов близнецы занялись мухами на потолке, Витя Перец — голубями на соседней крыше, а остальные просто вздохнули и опустили глаза.

Вскочила Люся.

— Магдалина Харитоновна, простите, я вас перебью. Ребята! — воскликнула она. — Что ж, нам сидеть и ждать, что напишет Номер Первый, когда расшифруют то письмо?

Ребята нестройно загудели:

— Сами, сами будем искать!

— Я не вижу никаких способов, которые увеличили бы шансы… — пожала плечами Магдалина Харитоновна; она обиделась, что ее перебили.

— Слушайте, — сказала Люся, — помните, есть такой изыскатель Номер Седьмой, который все хотел узнать, почему приезжал в Любец его папа — знаменитый художник Ситников? Может, Номер Седьмой что-нибудь расскажет о портрете?

— Это дело! — подхватил Витя Большой. — Поедемте на пароходе к Номеру Седьмому — смотреть Ситниковский музей.

Найдем мы в том музее следы портрета или не найдем, еще было неизвестно, но само путешествие за полтораста километров на пароходе вверх по реке казалось таким привлекательным!

— «Мы едем, едем, едем в далекие края!» — запел и заплясал Витя Перец.

— Завтра едем, завтра! — воскликнул один из близнецов.

— Ну да, завтра, чего еще ждать! — поддержал другой.

— Полагается три дня отдыха, — произнесла Магдалина Харитоновна.

— Мы теперь изыскателями заделались, мы не отдыхаем, — настаивали близнецы. — Найдем — тогда отдых.

— Магдалина Харитоновна, ну пожалуйста, согласитесь! Ведь на пароходе поедем. Это же нисколько не утомительно, — упрашивала ее Люся.

Та было поморщилась, повздыхала, но согласие дала.

— Доставайте яйца, молоко, хлеб — и завтра к шести утра налегке! — весело объявила Люся.

Глава двенадцатая

Клубок неизвестности запутывается все больше и больше

Ранним утром все мы — тридцать один изыскатель — шли по скошенному лугу к реке.

Солнце сияло на безоблачном небе, река и лесные дали были окутаны белесыми клубами тумана. Ура! Сегодня будет хорошая погода!

Маленький пароходик, беленький, словно только вымытый, под названием «Ракета», пыхтя и поднимая пенистые волны, развернулся и подошел к пристани. По дощатому трапу, толкая друг друга, мы взбежали на пароход и разместились на носу, на палубе.

Тут выяснилось нечто, по мнению Магдалины Харитоновны, неслыханно антипедагогическое: Люсе поручили покупку билетов, а она взяла только два взрослых, а всем ребятам — детские. Соне и Гале было по двенадцати лет, остальным еще больше, а самой Люсе целых восемнадцать.

— Будет контроль — нас оштрафуют, высадят на берег! — стонала Магдалина Харитоновна.

— Ничего не случится, зато мороженого поедим всласть! — защищалась Люся.

Да разве существуют такие черствые люди, чтобы нас штрафовать, высаживать, делать нам неприятности, когда вокруг так хорошо, так интересно!

Важный капитан с черными усищами сидит в своей будочке за штурвалом. На капитане форменная, настоящая морская фуражка с золотой эмблемой. Спасательные круги, ведра, выкрашенные в белую краску, развешаны вдоль палубы. На самом носу — свернутые кольцами канаты необыкновенной толщины. Матросы в полосатых тельняшках деловито проходят по палубе.

— Как на море! — восклицает Витя Перец; он уже успел обежать весь пароход, его только что выгнали из машинного отделения.

— Подумаешь — море! Качки нет, и берег под носом, — презрительно замечает Володя.

Ветерок слегка продувает. Пароходик плывет, рассекая реку, а мы глядим и на правый берег и на левый. То кусты, то широкий песчаный пляж, то вдруг высокий желтый обрыв круто подходит к воде, за обрывом деревня — домики едва видны из-за яблоневых садов, — сосновый бор смотрится в воду, коровы дремлют на водопое…

А река? Каждую минуту она меняется: то нежно-голубая, то перламутровая, то переливается на солнце тысячами блестящих перышек, то темно-зеленая от отражений лесных берегов. Белые чайки носятся над самой водой; одинокие рыбаки недвижно сидят в челноках. Вот старательный буксир потащил сразу четыре длинные баржи…

Настроение портят удивительные пароходные порядки. И кто это придумал такие штуки? Как тридцать километров — пересадка, вон из парохода и бегом на пристань в кассу за новыми билетами. А кассир выдает не просто — стук и пожалуйста. Нет, чего-то он там пишет, чего-то ножницами вырезает и только тогда