Рождество для шпиона - Жан Брюс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он их не нашел, посмотрел вокруг соседних труб и вдруг понял.
– Вы что-то потеряли?
Он резко обернулся. Это был полицейский в форме.
– Нет, – ответил он.
– Вы можете нам показать точно то место, откуда он спрыгнул? – спросил полицейский.
– Охотно.
В последний раз посмотрев вокруг себя, но так ничего и не увидев, Данилов пошел к ограждению. Полицейский двинулся за ним. По лестнице поднялись новые люди, и теперь на крыше было достаточно много народу, для того, чтобы тот, кто, вероятно, поздравлял себя с самым сенсационным снимком за свою жизнь, мог затеряться в толпе...
Внизу, недалеко от входа в дом, неподвижно, словно изваяние, стояла красивая женщина, тупо и бессмысленно уставившись на большое тело унтер-офицера флота, разбившееся о мозаичный тротуар. Это была Марианна Моарес, оглушенная и потрясенная неожиданным поворотом судьбы, так стремительно и так грубо разрушившей этой смертью ее счастье, потерянное почти сразу же после того, как оно было обретено...
Полицейские положили труп на носилки и задвинули его в «скорую». Там уже находился труп Хосе Моареса. Марианна подошла к машине. Ни единого взгляда не бросила она на останки своего мужа; она видела только любовника. Он был в ней, она чувствовала его в своей плоти и крови. Ей казалось, что его губы ласкали ее; она слышала его шепот: «Все началось в рождественскую ночь, не забывай этого». Слишком долго сдерживаемое ею рыдание поднялось к горлу. Она бросилась к открытому кузову «скорой», поглотившему ее любимого.
– Рождественская ночь!.. О, мой дорогой! Мой дорогой!
Полицейские остановили ее и осторожно увели. «Скорая» уехала, увозя обоих – мужа и любовника, соединенных последним путешествием. Никто и не подумал, что предсказание в отношении Хосе Моареса исполнилось, правда, несколько неожиданным образом: роковым для него стал ресторан «Сертао»...
Эпилог
Энрике Сагарра перешагнул порог посольства совершенно спокойно, без малейшего неприятного предчувствия. Он часто играл неизмеримо более опасные партии, чем эта. Его ждали и сразу провели в один из кабинетов на втором этаже. Там уже находились два человека, один из них, он сидел за рабочим столом, был ему совершенно незнаком.
Чувствуя себя непринужденно, Энрике поклонился и сказал с улыбкой, в которой не ощущалось даже и тени иронии, она была простой и сердечной:
– Я уже имею честь знать господина... Бориса, но вот...
Дипломат слегка приподнялся со своего кресла и представился:
– Данила Монин.
Энрике поклонился.
– Очень приятно, – ответил он.
Все сели. Энрике очень элегантно, предварительно пригладив стрелку на брюках, закинул ногу на ногу.
– Мы вас слушаем, господин... Гимера.
Энрике улыбнулся дипломату.
– Я буду краток, – уверил он. – Я не мог это объяснить по телефону, но вы, несомненно, поняли, о чем идет речь?
Эти двое даже не пошевелились. Они казались спокойными и мало интересующимися происходящим. «Хорошие игроки», – подумал Энрике и продолжил:
– Мне очень повезло: я оказался на крыше в тот самый момент, когда господин... Борис слегка помог тому моряку сделать большой прыжок. Мне везло и дальше. Я запечатлел на пленку этот... памятный момент, причем с помощью аппарата, который господин... Борис почему-то ненадолго оставил, видимо, для большего удобства. Мне кажется, что эта фотография может произвести большую сенсацию... Я точно знаю, что одно крупное агентство печати предложит мне за нее кругленькую сумму... Я уж не говорю о том, что фото очень заинтересует полицию.
Двое мужчин спокойно слушали, но не больше того. Не смущаясь, Энрике продолжил тем же легким тоном:
– Господин... Борис, если мои сведения точны, работает на одно из самых известных международных агентств печати, и я подумал, что было бы честно оставить за ним приоритет и эксклюзивное право на публикацию фотографии.
Данила Монин спросил безразличным тоном:
– Мы можем ее увидеть?
Улыбка Энрике стала шире.
– Я подумал, что сначала нам лучше договориться в принципе.
Данила Монин заметил по-прежнему нейтральным тоном:
– Вы не лишены храбрости. А подумали ли, что вполне можете не выйти из этого здания живым?
Энрике сохранил улыбку.
– Да, конечно. Прежде чем прийти сюда, я оставил эту вещь в руках поверенного, которому велел отнести ее в полицию вместе с некоторыми необходимыми уточнениями, если я не подам признаков жизни через час.
Дипломат одобрил медленным наклоном головы.
– Прекрасно, – сказал он. – И во сколько вы оцениваете... ту вещь?
Энрике без колебаний ответил:
– В миллион крузейро.
Данила Монин иронично улыбнулся.
– Черт возьми! У вас большой размах!
– Что вы хотите... Я люблю деньги.
Дипломат принялся играть карандашом.
– Я это вижу. Но понимаете, господин... Гимера, агентство, в котором работает господин Борис, никогда не покупает фотографии в подобных обстоятельствах. Со снимков очень легко сделать копии, которые могут появиться затем в тот или иной подходящий момент...
Энрике поднял руку, успокаивая его.
– Я об этом подумал. Пленка не проявлена и по-прежнему находится в аппарате. Так что...
Вдруг Борис Данилов громко расхохотался. Монин тоже откровенно заулыбался, и Энрике вдруг почувствовал себя очень неуютно. Что-то шло не так, а он не знал, что. Немного успокоившись, журналист заговорил впервые с начала разговора:
– В действительности вам вовсе не так уж и повезло, как вы почему-то считаете, господин... Гимера. Я бы даже сказал, что вам очень не повезло. Ведь дело в том, что в моем аппарате не было пленки.
Энрике перестал улыбаться и почувствовал, что бледнеет. Каким бы хладнокровием ты ни обладал, выносить такие удары тяжело.
– Не было пленки?
– Нет, – объяснил Борис. – Аппарат со вспышкой в тот момент были для меня всего лишь камуфляжем, и я не счел нужным его заряжать. Поэтому-то нас так развеселила ваша история.
Теперь Энрике понимал, почему журналист не слишком-то трудился, чтобы найти свой фотоаппарат, когда понял, что он исчез. Данила Монин уверил очень светским тоном:
– В любом случае, господин Гимера, мы были очень счастливы познакомиться с вами.
Энрике тихо поднялся, поклонился дипломату и ответил слегка севшим, глуховатым голосом:
– Мне тоже было очень приятно. Простите, мне кажется, я заставил вас зря потерять время.
Он повернулся на каблуках и с большим достоинством направился к двери. Его визави не произнесли ни слова. Энрике взялся за ручку и повернул ее... Дверь была заперта на ключ. На мгновение он перестал дышать, слушая удары своего сердца. Ловушка... Он сам ведь бросился в нее очертя голову. Сагарра медленно, с улыбкой на губах, повернулся, но его черные глаза были холодны и жестки, как металл.
– Займите свое место, господин Гимера, – любезно пригласил дипломат. – Нам нужно поговорить.
Энрике стал дышать свободнее, сердцебиение вернулось в почти нормальный ритм. Он ожидал, что они выхватят пистолеты... Дипломат подождал, пока он снова сядет, и продолжил:
– Итак, вы любите деньги, господин Гимера?
– Да, из-за удовольствий, которые могу на них купить.
– Тогда мы, может быть, сумеем договориться.
Энрике сделал неопределенный жест, который мог означать многое. Борис Данилов спросил обычным тоном:
– Это вы свели счеты с Перо Кабралем, не так ли?
Энрике состроил осуждающую гримасу.
– Давайте не будем придираться друг к другу и сводить счеты по мелочам, – упрекнул он. – Вы сами пытались убрать меня.
– Мы вас ни в чем не упрекаем, – ответил Монин. – Не сомневаюсь, что вы только выполняли приказы. Тем не менее остается фактом, что из-за вас мы потеряли двух своих агентов из числа самых лучших. Вы, конечно, не сможете заменить моряка, но... Перо Кабраля?
Энрике почувствовал, что в нем что-то напряглось. Они просто-напросто предлагали ему классическую сделку; у него не было выбора, и они это отлично знали. Борис спросил:
– Кто погиб вместо вас на Такваре?
– Агент, постоянно живущий в этой стране, его дали мне для контакта.
Монин оценил:
– А вы хитрец!
– Какие приказы вы получили сейчас? – продолжал Борис.
Энрике ухватился за представившуюся возможность – надо было им немного помочь.
– Я проинформировал начальство, что с резидентом произошел несчастный случай, и предложил себя в качестве замены. Мое прекрасное знание бразилейро, несомненно, побудит их согласиться. Мне очень нравится Рио...
Монин продолжал играть со своим карандашом.
– Это не исключено, – сказал он. – Поймите: существуют два решения. Или мы вас ликвидируем, на что имеем право, принимая во внимание сложившиеся обстоятельства. Или вы согласитесь сотрудничать, и мы позволим вам жить в Рио, как вы того желаете.
Энрике поморщился.
– Этот вид спорта оказался не слишком удачным для Кабраля.