Властелин времени - Эдуард Скобелев

— Культ?.. Вообще-то, конечно, есть. Например, культ равноправия, культ истины… Пожалуй, прежде всего культ более совершенного человека. Вся наша жизнь здесь, в общине, сопряжена с любовью и уважением к более совершенным. И это соответствует традициям нашего народа.

— Какие традиции? — напирал американец. — У вас же интернационал!

— У нас равенство всех наций, — поправила Люся. — Но каждая община, насколько я знаю, имеет все-таки явно выраженное национальное лицо. Люди иной национальности, принятые в общину, чувствуют себя вполне комфортно, потому что общинная национальная культура ничуть не уступает высшим достижениям общечеловеческой культуры…

Перед двухэтажным зданием были аккуратно сложены вещи прибывших.

— Сейчас мы разместимся в жилом доме. Этот дом для общины на нынешнем этапе развития является стандартным. Он рассчитан на 24 взрослых человека. В нем 12 квартир, каждая квартира — две раздельные комнаты с лоджией, общей ванной, общей кухней, двумя раздельными душевыми и туалетами. В таких домах живут как семейные пары, так и холостяки. Вам выпала участь холостяков. Разберитесь по парам, отдельно — мужчины, отдельно — женщины…

Иосиф поселился с бородачом из Гамбурга Фрицем Кайзером.

— Я вас не обижу, — сказал немец. — Вы, кажется, забыли внизу свой багаж. Я спрашивал, все уже разобрали свои вещи…

Иосиф недоумевал: ну, хорошо, спиритуальная энергия вынесла его за пределы своего времени, но при чем здесь вещи?

Он вышел на крыльцо и поднял красный саквояж. «Если меня остановят, скажу, что обознался…»

Иосиф всегда жил стесненно. На его долю обычно доставалась раскладушка, а тут, сияя чистотой, ожидала просторная комната с видом на луг и лес. Все радовало глаз: диван-кровать, платяной и книжный шкафы, телевизор, кассетный магнитофон, репродукция картины какого-то знаменитого мастера — умиротворяющий, старинный пейзаж — пышная, вовсе не знавшая стеснений природа…

Вдвоем с Фрицем осмотрели выложенную цветным кафелем ванную, душевые за пластиковыми занавесками, кухню с газовой плитой и холодильником.

— Маловата кухня, — разочарованно сказал немец. — За стол могут сесть не более четырех человек. Хозяйке здесь не развернуться…

— Я слышал, никто из общинников не питается дома. Да и дети с трех лет живут отдельно.

— Это все проблематично, — сказал немец. — Впрочем, жизнь в нашей стране, пожалуй, тотчас же потускнела бы, если бы мы отказались от общины. Человек не должен жить и умирать среди чуждых себе людей…

Иосиф умылся, присел на диван, попытался привести в порядок свои мысли. Необходимо было отыскать главную мысль или задачу, тогда побочные тревоги рассеялись бы сами собой. «Расслабляясь волевым усилием, учимся концентрировать свою волю», — вспомнил он доктора Шубова.

Взгляд задержался на саквояже.

Все закрытое будит желание открыть, увидеть, убедиться — этот первоинстинкт глубже банального любопытства, и все наше воспитание сводится, пожалуй, к тому, чтобы расширить представление о закрытом…

В саквояже Иосиф обнаружил зубную щетку и записку. Записку от доктора Шубова! «К сожалению, я не смогу сопровождать тебя в этом путешествии, — говорилось в ней. — Поверь, оно особенно опасно. Есть этажи истории, где преломляются все силовые поля, там бушуют вихри злой воли. Опасайся „знакомца“…»

Иосиф сразу почувствовал усталость. «Выходит, и в этом райском уголке, где мужество, честь и знание так разумно устроили жизнь, продолжается преподлейшая борьба, которую я пережил недавно в стране обмана и тюрем?..»

Разумеется, он не впал в уныние и не раскис, зная, чем чревато ослабление воли и сомнение в успехе дела. Скорее всего, он просто задремал. Очнулся от включившегося динамика — женский голос приветливо повторял: «Уважаемые гости! Прошу выйти на площадку перед домом. Через пять минут отправляемся на обед!..»

Иосиф вспомнил про соседа, бросился предупредить его, но оказалось, что он давно одет и собирается спускаться вниз.

— Мой русский друг, — сказал он, — если даже все, что мы здесь увидим, окажется абсолютно негодным, я все равно поклонюсь отцам общины — за одно то, что они используют радио и телевидение в целях эффективного управления. Я не спал, нет, я слушал разную информацию… Община уберегает своих людей от унификации, от постоянной навязчивой пропаганды, вербовки, склонения к определенному, кому-то нужному выводу… Не секрет, кто преобладает в средствах пропаганды, тот влиятельнее всех в политической жизни…

Вышли на лестничную площадку. Фриц закрыл дверь.

— Вы не забыли свой ключ?

— Нет, не забыл, — взглянув на соседа, Иосиф подумал: «Не этот ли — „знакомец“, о котором предупреждал доктор?..»

Кажется, это был не он — не те ужимки, не та манера говорить. Но все же не исключались ни ловкая игра, ни притворство, и потому нужно было соблюдать осторожность.

— Знаете, — спускаясь по лестнице, говорил Фриц, — может, я не вполне современный человек, может, у меня свой комплекс, но я не приемлю телевизора, хотя и пользуюсь им. Люди думают, что этот цветной ящик с картинками развивает их, показывая им мозаику всего мира. Это не совсем так. Могу засвидетельствовать профессионально: это все пока арифметическая информация, которую очень легко трансформировать в выводы, не отвечающие свободному выбору. Только большая культура способна подавлять эту постороннюю агрессивную волю…

На крыльце, вдыхая воздух, чистый от недавних морозов, Иосиф услыхал петуха. Голосистой птице вторила другая, в переклич включилось еще несколько дальних голосов.

— Поют петухи, — сказала дама в брюках, глядя на экскурсовода.

— Наши петухи, — сказала Люся. — Доказано, что спокойные голоса животных более всего стимулируют жизненную энергию человека. Более того, ряд тяжелых заболеваний психики поддается лечению только с помощью этих голосов… Итак, мы снова идем пешком… Можно, конечно, воспользоваться велосипедами. Видите, это велосипедная стоянка. Каждому жильцу положена такая «машина» — для внутрихозяйственных сообщений. Экономично. Полезно для здоровья. Необременительно для среды…

Иосиф присматривался к экскурсантам. Ни единый не будил в нем подозрений.

По пути в столовую обогнули стадион. В разных концах его шли занятия — состязались в прыжках школьники, бежали по дорожкам дяди и тети среднего возраста.

— Зачем маленькой общине большой стадион? Окупить его не так просто.

— Не просто, — согласилась Люся. — Но все же дешевле построить надолго прочное сооружение, чем постоянно ремонтировать времянку… Когда-нибудь, может быть, скоро мы будем на этом стадионе собирать три-четыре-пять общин, проводя свои олимпийские игры… Пока рядом с нашей территорией нет ни одной общины, но километров за сто южнее уже открыта новая община. Ее основной профиль — разработка малогабаритной сельскохозяйственной техники. Люди там строят опытный завод. Мы подумываем уже о кооперации. Все-таки удобнее полагаться на партнера-единомышленника… Соборность, артельность, община — это формы социального быта, исторически сложившиеся в нашем народе, но затем насильно разрушенные врагами нашего народа. Нас лишили великих ценностей. Теперь мы вновь обретаем их.

— Скажите, а что это за терема?

— Детский сад-интернат. Посещение не предусмотрено: карантинный режим. Но если группа заинтересуется, я покажу… Пожалуй, именно детский сад более всего характеризует цели и смысл нашей работы: человек ведь входит в мир таким, каким создало его детство…

Общинная столовая поражала отнюдь не сельским размахом и в то же время уютом. Здесь питание считали первостепенным по важности делом. Кормили общинников три раза в день (детей и стариков — четыре), но один из залов работал постоянно, так что проголодавшийся всегда мог подкрепить свои силы: от самых дальних жилых корпусов столовая отстояла всего в десяти минутах спокойного хода.

Умывальни и туалеты отличались безукоризненной чистотой, холлы с креслами и высокими окнами, за которыми открывался великолепный ландшафт, собирали любителей передохнуть и перекинуться словом.

Преимущества коллективного питания были налицо. Общинники, как потом убедился Иосиф, были избавлены от всех форм изнурительного, дорогостоящего самообеспечения, вызывающего обычно нервотрепку, соперничество и «скользящую мораль».

Централизованное обеспечение позволило не только находить необходимые продукты, но и — что не менее важно — эффективно использовать пищевые отходы, значительная часть которых вовсе пропадает в современных городах и поселках.

Главными критериями работы столовой были гигиена, санитария и искусство приготовления пищи. Каждого человека кормили с учетом его желаний и здоровья.

Столы были снабжены специальными пультами. Посетитель выбирал необходимые блюда, корректировал величину порции (больше нормы, норма, меньше нормы, половина нормы); в раздаточной сразу же выполнялся индивидуальный заказ и все подавалось на специальной тележке.