Прямой наводкой по врагу - Исаак Кобылянский

На открытом лугу перед балкой сотни наших солдат, это те, кто еще вчера воевал на высотах. Оглядываюсь на противника — с обоих танков почему-то одна за другой взвиваются сигнальные ракеты, а сами танки пятятся в разные стороны. Смотрю вверх — на нас пикируют «юнкерсы». Все пространство перед балкой — кромешный ад, редкая бомба не находит жертвы. Уцелевшие бегут к балке в надежде укрыться под обрывами. Появился Тетюков с панорамой в руке, он и другие застрявшие рядом с усадьбой дождались начала бомбежки, когда танки разъехались, открыв путь сюда. Мы вместе добегаем до балки, минуя по пути много трупов и падая всякий раз, когда слышим свист очередной бомбы. Вот уже и речка, на ее поверхности вздувшиеся до размеров бегемота конские трупы,а в это время очередная девятка пикировщиков выбрала целью вход в балку. Бомбы рвутся совсем рядом. Страх толкает под обрыв, в воду, рядом с убитым конем. Но вот бомбежка кончилась, отряхиваемся от воды и вместе с другими уцелевшими медленно идем в сторону, где раньше находились наши тылы. Помогаем раненым, встречаем несколько однополчан. Наконец появляются организованные группы солдат и офицеров, занимающие оборону. Встречные рассказали, что сюда прибыл заградотряд. Началась сильная гроза, теперь, слава богу, бомбить не будут.

Вскоре нас встречают Винокуров и Камчатный. Ваня обнимает меня, ведь двумя часами раньше здесь появился наш ездовый Суюнов, чудом прорвавшийся с передком из полуокруженной зоны. Он рассказал им, что мы остались в «мешке» и все уже посчитали нас плененными или погибшими.

К концу дня связь с командованием полка была восстановлена, поступил приказ отойти для пополнения и подготовки к новым боям. Так 31 июля закончились бои в примиусском районе, который мы стали называть «Балкой смерти».

Настроение было скверное: с таким трудом потеснили немцев, столько понесли потерь, и вот пришлось все отвоеванное оставить врагу. Обидно было также, что никого за эти бои не наградили, так как «сверху» разъяснили, что за неудачные операции наград не дают. Узнали, что снят со своего поста командарм Крейзер. Правда, вскоре произошла «переоценка ценностей»: было объявлено, что наша операция способствовала исторической победе советских войск на Курской дуге, так как немцам пришлось оттянуть на нас несколько дивизий и большую часть их 6-го воздушного флота (сообщали, что на наш плацдарм ежедневно совершалось до 2000 самолетовылетов).

Дивизию отвели километров на двадцать от линии фронта.

* * *

За недолгие дни прошедших боев мне столько раз было страшно, что, рассказав об этих событиях, решил поделиться своими мыслями о страхе.

Страшно ли было на войне?

Я не верю в то, что среди людей с нормальной психикой существуют такие, о которых можно сказать, что им неведомо чувство страха. Во всяком случае, все, с кем был рядом в бою, к этой категории людей не принадлежали. Другое дело, как они вели себя в ситуациях, вызывавших страх. В подобных условиях большинство моих однополчан не теряло разума, сохраняло самообладание, не забывало о долге, выполняло приказы. Но были и такие, кто от страха полностью терял способность здраво рассуждать и рационально действовать. Этих людей я называю патологическими трусами. Встречались такие довольно редко.

Вспоминая свое поведение на фронте, я полагаю, что меня можно отнести к большинству, и поэтому решил рассказать о Чувстве страха и его оттенках, которые лично испытывал в разных ситуациях на войне. Я понимаю, что ощущения такого рода очень индивидуальны и зависят от многих факторов, в первую очередь от склада психики того или иного человека. Поэтому мне трудно оценить, насколько я был близок к типичному или, если хотите, к «среднему» представителю этого «большинства». И все-таки, полагая, что я не был исключением в своем восприятии страха, расскажу о собственных ощущениях.

Конечно же, я очень боялся быть убитым или тяжело раненным, с ужасом думал о том, что со мной будет, если попаду в плен. Страшно было оставить врагу пушку, как это случилось в Новой Надежде и в «Балке смерти». Оснований для страха было достаточно, особенно у тех, кто, подобно мне, видел столько смертей вокруг себя.

Перебирая в памяти фронтовое прошлое, я пришел к выводу, что, во-первых, страх не сидел во мне постоянно и, во-вторых, характер страха, который я испытывал, не был всегда одним и тем же, он всегда зависел от ситуации. Число разновидностей «моего» страха было невелико — всего три.

Первый вид я называю «неосознанным» страхом, это не что иное, как ощущение тревоги или предчувствие опасности. Впервые столкнулся с ним, когда мы, приближаясь к Верхне-Погромному, услышали отголоски отдаленной битвы, доносившиеся из Сталинграда. Нечто похожее ощущалось, когда мы после длительного отдыха приближались к траншеям переднего края. Но особенно частой причиной моего «неосознанного» страха было незнание обстановки, когда понимал, что она тревожная, но мог только гадать, как развернутся события. Портилось настроение, шутить и улыбаться не хотелось, курил самокрутки одну за другой. Других признаков этого состояния не припоминаю.

«Осознанный» страх обычно возникал в преддверии или во время боя, когда обстановка была более-менее ясна и можно было как-то предвидеть дальнейшее развитие событий. Этот вид страха возбуждал, обострял чувства, но не лишал меня способности действовать сообразно обстановке, помнить о командах начальников и не забывать о здравом смысле. Правильной оценке обстановки способствовала информация, полученная от командира, но довольно часто помогал собственный боевой опыт.

Совсем другое дело — «бессознательный», он же инстинктивный или животный, страх. Он сам собой возникает в тебе в то мгновение, когда услышишь грозное, все нарастающее шипение смертоносного металла, и вот совсем рядом с тобой разрывается, оглушает и швыряет тебя, как песчинку, мина, снаряд или бомба. Этот страх лишает воли, с непостижимой силой вжимает в землю, которая одна только может тебя защитить.

Невозможно забыть ощущения, пережитые в минуты «бессознательного» страха. В последние часы нашей эпопеи в «Балке смерти», уже избежав пленения, на открытом лугу я вместе с сотнями других попал в «эпицентр» ужасной бомбежки. Прижавшись всем телом к сырой траве и уткнувшись в нее лицом, я «защитил» голову ладонями, плотно зажмурил глаза и, неверующий, молча молился неведомым высшим силам: «Сохраните мне жизнь! Ведь я еще так молод, не имею детей, и, если погибну сейчас, никакого следа от меня на Земле не останется!» Подобное случалось несколько раз, всегда в критических ситуациях, когда от тебя ничего не зависит, ты беззащитен, бессилен, обречен на бездействие и покорно ждешь своей участи. К счастью, продолжительность этого ужасного ощущения всегда была небольшой — секунды, иногда минуты...