Марко Поло. От Венеции до Ксанаду - Лоуренс Бергрин

Продвигаясь на восток, Марко Поло попал в «провинцию Тендук», которую ошибочно счел прежними владениями мифического пресвитера Иоанна. Основываясь скорее на легендах, нежели на фактах, он объясняет, что хотя «большая часть (населения) — христиане, есть там и люди смешанной расы». (Он подразумевает отпрысков родителей разной веры или культуры.) Люди эти, известные как «аргон», — идолопоклонники (вероятно, буддисты) с одной стороны и мусульмане — с другой. Несмотря на смешанное происхождение, и они заслужили похвалу Марко. «Они самые белые люди в стране, и красивее других жителей страны, принадлежащих к неверным, и самые умные и умелые торговцы, каких можно найти во всей провинции».

Еще большей натяжкой является отождествление владений пресвитера Иоанна с «землями, которые мы в нашей стране зовем Гог и Магог». Сомнительная, но для Марко вполне заслуживающая доверия ссылка на библейского деспота Гога, правившего в стране Магог. С этого места в повествовании Марко безнадежно запутывается в легендах и обрывках древней истории. Основанная на его личном опыте история была весьма правдива, но рассказчик слишком доверчиво полагался на полузабытые предания и легенды.

Переходя от истории к соколиной охоте, Марко возвращается к свойственной ему живости и точности рассказа о зрелище, которое восторженно наблюдал собственными глазами. Соколиная охота была забавой для избранных и у европейцев, и у монголов, и Марко вполне оценил ее величие и элитарность. Хубилай-хан, — сообщает он читателям, — каждый год приезжал в эти места на охоту. «Он охотится с кречетами и соколами, — пишет Марко, — и берет достаточно птиц для великой радости и великого празднества». На охотничий сезон великий хан останавливался в селении «из нескольких домов, построенных из дерева и камня, где они ночуют и где держат великое множество ка-тор, которых на нашем языке зовут куропатками, и перепелов». Более того, «великий хан всегда велит, чтобы просо… и другие семена, какие любят эти птицы, высевали для них летом на склонах холмов и никто не смел собирать урожая, чтобы те могли вволю кормиться».

Роскошное поместье Хубилай-хана служило всего лишь местом летнего отдыха. С наступлением зимы охотничьих соколов рассаживали по клеткам, слуги навьючивали верблюдов и трогались в путь. «Дивно и поразительно видеть, сколь велики его потребности!» — восклицает Марко, говоря об этом прославленном правителе.

Трехдневный путь по степи приводил монгольского владыку в его знаменитый летний дворец, Шангту, или Ксанаду, как его назвал в своей знаменитой поэме Сэмюэль Тейлор Кольридж.

Хотя описания дворца порой выглядят как поэтический вымысел, Ксанаду существовал в действительности, реальный, как земля под ногами, и Марко довелось хорошо его узнать. «В этом городе, — говорит он читателям, — Хубилай-хан построил огромный дворец из мрамора, искусно обработанного, и из иных красивых пород камня». Марко открылись виды, описание которых воспламенило подпитанное опиумом воображение Кольриджа.

Марко пишет: «Залы, и комнаты, и переходы все позолочены и дивно расписаны изнутри картинами и изображениями зверей, и птиц, и деревьев, и цветов, и многих вещей, так хорошо и искусно, что видеть их — радость и чудо. В сторону от дворца идет стена, одним концом смыкающаяся с городской стеной, а другим концом замыкающая шестнадцать миль земли. Дворец укреплен, как замок, в котором имеются фонтаны и реки проточной воды, и очень красивые лужайки и рощи».

В этом своеобразном Элизиуме помещался роскошный королевский зверинец. «Великий хан держит там все виды животных, как то: оленей, и ланей, и антилоп, и напускает на них кречетов и соколов, которых держит в клетках. Он часто делает это для забавы и удовольствия. Посреди парка, где расположена прекраснейшая роща, великий хан» — все еще остававшийся невидимым, хотя присутствие его все явственнее ощущалось с каждой милей — «устроил себе для жилья чертог или галерею, целиком из тростника (то есть бамбука)… и на верху каждой колонны большой дракон, весь позолоченный, обвивает хвостом колонну и поддерживает крышу головой, и простирает лапы, одну вправо, чтобы поддерживать крышу, а другую таким же образом влево… крыша этого дворца также сделана из тростника и позолочена и отлакирована так хорошо и густо, что вода никак ей не вредит, и росписи никогда не смывает, и это самое удивительное в мире, чего не может постичь тот, кто его не видел».

Отточивший наблюдательность Марко описывает это чудо монгольского прикладного искусства — здание, которое Кольридж пятьсот лет спустя увековечит как «величественный дворец Кубла-хана». «Тростник, из которого построено это жилище, имеет более трех или четырех ладоней в толщину и от десяти до пятнадцати футов в длину. Их разрезают по узлам, от одного узла до другого, и расщепляют вдоль, и так делают черепицу. Из этого тростника, столь толстого и большого, сделаны колонны, балки и перегородки, (так что) можно разобрать все здание и выстроить заново. Этот дворец Хубилай-хана, о котором я говорил, сделан полностью из тростника. Каждая черепица закреплена гвоздем для защиты от ветров, и они так хорошо составили и подогнали этот тростник, что он не пропускает воду, и дождь сливается вниз».

Еще более занимательно, что все строение поддавалось разборке и переноске, совсем как скромные юрты, в которых жили кочевые монголы. Как-никак, культура оставалась кочевой сверху донизу. «Хубилай-хан велел устроить все так, что его можно легко снять и легко установить, сложить и доставить по кускам, куда он пожелает, потому что, когда он сложен и возведен, более двух сотен крепких шелковых веревок удерживают его. как палатку, со всех сторон, чтобы легкий тростник не снесло ветром.

И скажу вам, что Хубилай-хан проводит в том парке три месяца в году, то есть июнь, июль и август, иногда в мраморном дворце, а иногда в тростниковом. Причина, по которой он остается там, — желание избежать жгучего зноя, потому что там воздух весьма умерен и хорош, не горяч, а очень свеж». Хотя речь Марко богата поэтическими образами и европейцы, вплоть до Кольриджа, читали его книгу как развлекательную фантастику, это описание сделано по личным наблюдениям.

Хубилай-хан, очевидно, был сам себе законом, грозным и всесильным, он ослеплял подданных своим величием, но в принятии важных решений зависел от предсказателей судьбы. «Когда Хубилай-хан остается в этом дворце, и случается дождь, или туман, или плохая погода, при нем есть мудрые звездочеты и чародеи, которые выходят на крышу дворца, где живет Хубилай-хан, если в воздух поднимается грозовая туча, начинается дождь или туман, и своей мудростью и заклинаниями разгоняют все тучи и дождь, и всю непогоду, хотя повсюду кругом погода остается плохой».

Присмотревшись, Марко заметил, что при дворе имеются два типа звездочетов: одни из Ткбета, а другие из Кашмира, практиковавшие черную магию и, по-видимому, искусно манипулировавшие Хубилай-ханом. «Им ведомо дьявольское искусство, они больше всех людей знают заклинаний и повелевают дьяволами, — говорит Марко, — так что я не считаю их величайшими чародеями мира… Всего этого они добиваются дьявольским искусством, а другим внушают, что это благодаря их добродетели, и святости, и Божьей воле». Словно обнажая свою сущность, «они ходят грязными и немытыми, не заботясь ни о своей чести, ни о тех, кто их видит: они оставляют грязь на лицах, никогда не моются и не причесываются, но всегда ходят нечистыми».

Словом, звездочеты из Кашмира — «самый злой род некромантов и чародеев» — были попросту отвратительны.

В подтверждение их дурного характера Марко приводит историю, несомненно, ужасавшую его слушателей: «Когда они узнают, что кто-то приговорен к смертной казни за свои злодеяния и ожидает смерти от властей той земли, того обреченного отдают им, и они берут его и съедают его; но если он умирает своей смертью, они не станут его есть ни за что на свете». Чтобы в полной мере продемонстрировать их дьявольское могущество, Марко выдумывает небылицу, безотказно действовавшую на читателей несколько веков: «Когда великий хан сидит за обедом или за ужином в своем великом зале, за огромным столом, имеющим более восьми локтей в высоту, и золотые чаши для питья стоят посреди возвышения на другом конце зала в десяти шагах от стола, полные вина, молока и других добрых напитков, тогда эти мудрые чародеи… добиваются своими чарами и искусством, чтобы полные чаши сами собой поднимались с возвышения и по воздуху переносились к великому хану, при том, что никто их не касается. Когда же он выпьет, чаши возвращаются на прежнее место». На случай, если бы слушатели усомнились в этом сообщении, Марко настаивает, что все это происходило на виду у всего двора. «Они проделывают это иногда на глазах у десяти тысяч человек, и в присутствии любого, кто пожелает это видеть, и это правда, достойная доверия, а не ложь, потому что это происходит за столом повелителя каждый день».