Гарем - Владимир Гурвич

Катя пошла его провожать на улицу.

— Спасибо, Дмитрий Борисович, что вы не сказали ничего лишнего.

— Я делал то, что ты хотела.

— Я понимаю, — произнесла Шипова и быстро прикоснулась губами к его щеке. За все время поездки это была единственная их ласка.

33

Неприятные моменты начались уже на следующее утро по приезду. Еще никогда Смурову так сильно не хотелось не ехать на работу, как сейчас. Что он скажет Игорю по поводу командировки? Если расскажет правду, Руденский будет вне себя. А лгать себе дороже. Как он станет потом выкручиваться?

Смуров так и не решил, что ему делать и что говорить партнеру? Это сильно угнетало его. Возникала даже мысль — не сказаться ли больным? Мало ли что с ним могло случиться в такой дали. Но он быстро отказался от нее. Что эта выдуманная болезнь может изменить? Ситуация все равно останется точно такой же. Он лишь выиграет несколько дней. Но при этом все останется по-прежнему.

Но когда Смуров приехал в офис и направился в кабинет Руденского, секретарша остановила его, сообщив, что Игорь Николаевич позвонил и сказал, что будет позже.

Смуров ощутил некоторое облегчение — по крайней мере, неприятный разговор переносится.

Смуров закрылся в своем кабинете и стал размышлять, что ему делать? Отказаться от введения дела? Пусть этот негодяй Трефилов ищет другую адвокатскую контуру, уж чего чего, а недостатка в них нет. Но это убьет Руденского, он так рассчитывает на успех, который принесет им не только приличную сумму, но и новых солидных клиентов, а также ослабит зависимость от жены. Нет, огорчить Игоря ему не хватает сил. Но и делать вид, что ему неизвестна истинная подоплека этой сделки, тоже не может. Смурову вспомнился разговор с Чепаковичем перед самым отлетом в аэропорту ресторана.

Чепакович почему-то выглядел грустным. На вопрос Смурова, чем вызвано такое настроение, бизнесмен ответил прямо:

— Вот вы улетаете, Дмитрий Борисович, а с ними и улетают наши надежды.

— Почему так пессимистично, Станислав Чеславович?

— Когда я узнал, что вы едите вместе с Катериной, у меня, почему-то вдруг появилась надежда, что что-то получится, справедливость восторжествует. И я в это почти верил до самой последней минуты.

— Что же случилось в эту последнюю минуту?

— Не знаю, — подумав, ответил Чепакович. — Но не могу избавиться от чувства, что вы уедете — и все пойдет, как обычно. Слишком неравны силы между мной и Трефиловым. Я средний руки провинциальный предприниматель, а он настоящий олигарх. У него все и всё куплено.

— То есть, вы считаете, что и я куплен?

— Не похоже, — покачал головой Чепакович, хотя я так думал в начале. — Но повторю, уж больно силы не равны. А у нас так повелось, что все служат сильному и богатому. А он и тот и другой. Хотите, скажу вам честно?

— Сделайте одолжение.

— Здесь вы на нашей стороне, это я кожей чувствую. Но когда прилетите в Москву, окунетесь во все свои дела — все изменится. Вы станете поступать по обстановке. А она против нас. И с этим ничего не поделаешь. Это такая дуреха, как Катька, может там, у вас защищать наши интересы. Но вы опытный и уже не молодой человек. Зачем это вам? Лучше быть на стороне сильного. И безопасней и выгодней. Разве не так?

— В общем, так, — вынужден был признать Смуров. Ему вдруг стало тяжело и неприятно.

В этот момент объявили посадку, Смуров поспешно встал и двинулся к выходу на летное поле. Внезапно он обернулся и увидел, как Чепакович смотрит ему вслед. Увидев, что Смуров глядит на него, он помахал ему рукой. Смуров сделал ответный жест. И когда самолет оторвался от взлетной полосы и взмыл в небо, Смуров почувствовал облегчение. Впрочем, он знал, что это ненадолго, только до конца полета.

И вот полет кончился и теперь надо что-то делать, что-то решать. Но решение так и не приходило.

Руденский появился ближе к вечеру. Смуров хотя и не хотел, но был вынужден пойти к нему.

Но первым разговор начал Руденский. Он явно пребывал в приподнятом настроении.

— Знаешь, откуда я приехал? Из Государственной Думы.

— Что ты там делал? — удивился Смуров.

— Ты забыл, что я член рабочей группы по законодательству.

— Помню, но мне казалось, что все это пустые разговоры.

— Так было, но сейчас там началось серьезное движение. Но я не об этом. Я поговорил кое с какими людьми. Они согласны с нами сотрудничать.

— С нами, это с кем?

— С нашей компанией. У них есть выход на важных клиентов. В том числе иностранных. До сих пор у нас иностранцев не было. А чем мы хуже тех, у кого они есть. Я полон энтузиазма, у нас появились новые перспективы.

— Хорошо, если так.

— Поверь мне, именно так. Я это носом чувствую. С хорошим настроением уезжаю в отпуск. А по возвращению займемся всеми этими делами.

— Хорошо, — сказал Смуров. — Я пойду.

— Иди. Да, кстати, как съездил?

У Смурова что-то оборвалось внутри.

— Да, никак, можно было и не ездить.

— Я так и предполагал. Но хоть развелся чуть-чуть?

— Если только чуть-чуть.

Смуров поспешно вышел из кабинета.

34

Смурову вдруг захотелось провести этот вечер с кем-нибудь, поговорить на разные отвлеченные темы, лишь бы не оставаться одному со своими проблемами. Кому позвонить? Ксении нет в Москве, да и она меньше всего подходит для такого рода исповедальных бесед. С Катей он провел два дня, к тому же ему не хотелось, чтобы она бы догадалась об его душевном смятении. Надя самая подходящая кандидатура, хотя они знакомы совсем недавно, но его больше всего тянет именно к ней. Хотя, не только к ней…

Он позвонил Шестаковой. И по ее голосу понял, что она обрадовалась его звонку. Они договорились, что она приедет к нему.

Смуров знал, что она любит чистоту и порядок. Он помчался домой наводить и то и другое. В последнее время он как-то пренебрегал этими занятиями, и сейчас у него в доме царил настоящий бардак.

Приехав домой, Смуров сразу же принялся за уборку. Это занятие он ужасно не любил; когда был женат, этим занималась исключительно жена. Но теперь ее не было, приходилось все делать самому. И ему было трудно себя заставить взяться, к примеру, за швабру или за веник. Но сейчас выхода не было, и он стал подметать и драить пол. И пока это делал, то не переставал изумляться количеству накопленной грязи. Он подозревал, что ее немало, но все же не предполагал, что так много. И откуда только она берется? Вот бы он осрамился, если бы Надя пришла, а он не убрался.

Пока он это делал, то даже на время забыл про свои неприятности, но едва завершил генеральную уборку, как тут же о них вспомнил. И сражу же помрачнел. Он понял, что в ближайшее время эта проблема будет постоянно давить на его психику, мешать наслаждаться жизнью. Более того, процесс уже запущен. Сейчас вместо того, чтобы радоваться от предвкушения встречи с любовницей, он сидит на диване и тупо смотрит перед собою. А надо бы начать что-нибудь готовить, не может же он не угостить ее.

Но желание что-то делать вдруг пропало. Ладно, придумают что-нибудь вместе, есть надежда, что Надежда его простит.

Смуров отворил дверь и впустил женщину. Они поцеловались, и она передала ему увесистый пакет.

— Что это?

— Еда. Ты же, наверное, ничего не приготовил.

— Нет, — чувствуя вину, ответил он.

— Я так и думала. Есть хочешь?

— Хочу.

— И я хочу. Так что за дело.

Смурову было приятно заниматься приготовлением пищи вместе с ней. Он вдруг стал себя ловить на том, что их кухонное содружество чем-то напоминает семейную жизнь. Что-то похожее было у них с Тамарой впервые годы их совместного проживания. Ему тоже нравилось, когда они делали что-либо вместе. Но все же сейчас было как-то по иному, между ним и Надеждой царил какой-то другой дух. Тогда же он начал вскоре выдыхаться, и они с женой постепенно стали обособляться друг от друга. Хотя скорей обособлялся он, Смуров, Тамара, наоборот, делала попытки приостановить этот процесс. Но, в конечном счете, у нее ничего не получилось, и они расстались.

Пока на сковородке жарилось мясо, а в кастрюле весело булькала вода, в которой варилась картошка, они обнимались прямо возле плиты.

— Знаешь, — сказала Надя, — я убеждена, что людям необходимо обниматься. Уж раз в неделю — это по минимуму. Если же этого не делать, появляется дефицит нежности и ласки. А это плохо.

— Плохо, — согласился Смуров, немного удивленный такой постановкой вопроса. В подобном аспекте он никогда не думал об объятиях. — Тогда будем обниматься как можно чаще, чтобы не возник дефицит. Если ты, конечно, не против.

— Я только за. У меня от объятий повышается жизненный тонус. А это мне очень необходимо. Что-то в последнее время у меня стало сдавать здоровье. Крыло болит?

— Какое крыло? — удивился Смуров.