Энн в Грингейбле - Монтгомери Люси Мод

— Ну, не знаю, — с сомнением сказала Марилла и вздохнула.

— Все равно, когда я стану взрослой, я всегда буду разговаривать с детьми так, словно они тоже взрослые, и никогда не буду смеяться, если они станут употреблять умные слова. Знаю по горькому опыту, как это обидно. И когда я уходила, миссис Барри сказала, чтобы я приходила к ним когда мне только захочется, а Диана стояла у окошка и посылала мне воздушные поцелуи. Ох, Марилла, сегодня мне хочется поблагодарить Бога от всего сердца. Я придумаю для такого случая новую и замечательно прочувствованную молитву.

Глава девятнадцатая

ЕЩЕ ОДНО ЧИСТОСЕРДЕЧНОЕ ПРИЗНАНИЕ

— Ой, Марилла, ты представляешь! — воскликнула Энн, возвратившись от Дианы. — Ты ведь знаешь, что завтра у Дианы день рождения? Так вот, ее мама разрешила пригласить меня домой сразу после школы и чтобы я осталась у них ночевать. Завтра из Ньюбриджа приедут ее кузины и кузены на больших санях и вечером отправятся на концерт в Клуб саморазвития. Они хотят взять с собой меня и Диану — конечно, если ты позволишь. Ты ведь позволишь, Марилла, правда? Я вся сгораю от нетерпения.

— В таком случае, охлади свой пыл — никуда ты не поедешь. Где это видано, чтобы девочки разъезжали ночью по каким-то концертам, вместо того чтобы спать у себя в постели?

— Но это же особый случай! — взмолилась Энн, чуть не плача. — У Дианы день рождения бывает только раз в году. Это же праздник, Марилла!

— Я, кажется, ясно сказала — никуда ты не поедешь. Раздевайся и марш спать. Уже половина девятого.

— Я забыла сказать тебе самое главное, Марилла, — произнесла Энн с видом игрока, пускающего в ход последний козырь. — Миссис Барри обещала Диане, что позволит нам спать в спальне для гостей. Подумай, какая это честь — твою маленькую Энн положат спать в специальной комнате для гостей.

— Ничего, обойдемся без этой чести. Иди спать, Энн, мне надоело с тобой препираться.

Когда девочка поплелась вверх по лестнице, обливаясь слезами, Мэтью, который все это время, казалось, дремал на кушетке, открыл глаза.

— Послушай, Марилла, отпусти Энн на концерт.

— И не подумаю, — отрезала Марилла. — Как мы договаривались, Мэтью, кто воспитывает девочку — ты или я?

— Ну, ты, — признал Мэтью.

— Тогда не вмешивайся.

— А я и не вмешиваюсь. Но может у меня быть собственное мнение? Так вот, я считаю, что ты должна отпустить Энн на концерт.

— Ты бы ее и на Луну отпустил, если бы ей вздумалось туда слетать! Я бы, может, и разрешила ей переночевать у Дианы, но мне совсем не нравится эта выдумка с концертом. Она обязательно простудится в санях и, уж во всяком случае, этот концерт на неделю вышибет ее из колеи. Я лучше тебя знаю, что полезно Энн, а что нет.

— А я считаю, что ты должна отпустить ее на концерт, — упрямо повторил Мэтью. Он был не очень-то силен в подыскивании доводов, но зато его трудно было сбить с принятой позиции. Марилла умолкла — что толку его убеждать?

На другое утро, проходя через кухню, Мэтью задержался в дверях и снова бросил Марилле:

— Я считаю, что Энн надо отпустить на концерт.

Лицо Мариллы застыло, а с губ готовы были сорваться слова, которые она не могла позволить себе произнести в присутствии ребенка. Помолчав минуту-другую, она смирилась с неизбежным.

— Ну что ж, если ты так настаиваешь, пусть идет.

— Ой, Марилла, — воскликнула Энн, которая мыла посуду в комнатке рядом, — повтори, что ты сказала!

— Хватит и одного раза. Можешь благодарить Мэтью — это он настоял, а я ни при чем. Но если подхватишь воспаление легких, когда выйдешь из жаркого зала на мороз, на меня не пеняй.

— Ой, Марилла, мне так хочется пойти на концерт! Я сроду не бывала на концерте, девочки в школе ни о чем другом не говорят. Мне было так обидно — все поедут, а я нет. Ты этого не поняла, а вот Мэтью понял. Мэтью меня понимает. Это так приятно, когда в доме есть родственная душа, которая тебя понимает.

В школе на следующий день Энн не могла ни на чем сосредоточиться и позволила Джильберту одержать над собой верх в правописании и устном счете. Она с нетерпением ждала, когда кончатся уроки и начнется празднование дня рождения Дианы. Миссис Барри накрыла «замечательно элегантный» стол к чаю, а затем девочки ушли в комнату Дианы причесываться и одеваться. Ближе к вечеру приехали кузены и кузины Дианы, все устроились на подстилке из соломы в больших санях и укрылись овчинами. Полозья мягко поскрипывали по свежему снегу, и Энн была просто наверху блаженства. Закатное небо рдело багрянцем, а окруженный заснеженными холмами залив Святого Лаврентия казался чашей, украшенной жемчугом и сапфирами и заполненной искрящимся рубиновым вином.

— Диана, — прошептала Энн, сжимая руку подруги под толстой овчиной, — правда, это похоже на прекрасный сон? Посмотри-ка — у меня такой же вид, как всегда? Мне кажется, что я стала совсем другой и внутри и снаружи.

— Ты очень хорошо выглядишь, — улыбнулась Диана, которой ее кузен только что сделал комплимент, и она решила, что и Энн не отказалась бы от комплимента. — У тебя такие розовые щечки!

По крайней мере один человек, присутствовавший в тот вечер на концерте, принимал каждое выступление с восторгом независимо от качества исполнения и без устали хлопал в ладоши. Единственный номер программы, к которому Энн не проявила ни малейшего интереса, — выступление Джильберта Блайта. Когда он вышел на сцену, Энн взяла в руки книгу, прихваченную с собой кузиной Дианы, и читала ее до тех пор, пока Джильберт не закончил. А затем сидела с демонстративной неподвижностью, глядя, как Диана изо всех сил хлопает в ладоши.

Домой они вернулись в одиннадцать часов, полные впечатлений и к тому же предвкушая подробное обсуждение всего увиденного и услышанного. Все в доме уже спали. Энн и Диана на цыпочках прошли в длинную узкую гостиную. Здесь было тепло, в камине поблескивали угасающие угольки.

— Давай разденемся здесь, — предложила Диана. — Тут так тепло и приятно.

— Как все было замечательно! — с восторгом проговорила Энн. — Как ты думаешь, Диана, нам когда-нибудь придется вот так же выходить на сцену?

— Конечно, когда-нибудь да придется. Старшие школьники всегда участвуют в концертах. Джильберт Блайт уже несколько раз выступал, а он только на два года старше нас. Как ты могла притворяться, что не слушаешь, Энн? Он же несколько раз посмотрел прямо на тебя.

— Диана, — твердо сказала Энн, — ты моя закадычная подруга, но я все равно не разрешаю даже тебе упоминать имя этого человека. Давай побежим наперегонки — кто раньше прыгнет в кровать!

— Давай, — с готовностью согласилась Диана.

Две девочки в белых ночных рубашках промчались по длинной и узкой комнате, вбежали в спальню для гостей и вместе прыгнули на кровать. Под ними вдруг что-то зашевелилось, кто-то охнул и придушенно проговорил:

— Господи, что это?

Энн и Диана позже даже не могли вспомнить, как выскочили из спальни — они пришли в себя, только когда на цыпочках поднимались по лестнице на второй этаж, где Диана обычно спала с младшей сестренкой.

— Кто это был? — спросила Энн, стуча зубами от холода и страха.

— Да это тетя Жозефина, — со смехом ответила Диана. — Только непонятно, как она там оказалась. Она жутко рассердится. Все получилось крайне неудачно — но правда же, очень смешно, Энн?

— А кто эта Жозефина?

— Это папина тетя, она живет в Шарлоттауне. Ей, наверное, целых семьдесят лет. Мне просто не верится, что она когда-то тоже была девочкой. Мы ждали ее в гости, но попозже. Тетя вечно делает всем замечания, а уж теперь нам совсем не поздоровится. Ну что же, придется нам лечь вместе с Минни — знала бы ты, как она брыкается во сне.

К завтраку мисс Жозефина Барри не вышла. Миссис Барри ласково улыбнулась девочкам.

— Ну как, хорошо повеселились? Я хотела вас дождаться и предупредить, что приехала тетя Жозефина и вам придется спать наверху, но я так устала за день, что заснула до того, как вы пришли. Надеюсь, вы не побеспокоили тетю Жозефину, Диана?