На рубежах южных (сборник) - Иван Наживин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не зе-ва-ай! Гля-ди-и! – сгоняя усталость, пронеслось по челнам.
Зоркие казачьи глаза разглядели, что шел купеческий караван.
– Персы-ы!
Там тоже заметили казацкие челны. Видно было, как поднимали паруса, и суда ложились на новый курс, в открытое море.
– Вдого-о-он! – раздалась команда с бота.
Федор узнал по-молодому зазвеневший голос Головатого. Оглянулся на товарищей – их восемь в челне. Налегли они на весла, и челн птицей понесся за караваном.
Вот одно персидское судно стало отставать от других. Потом другое. Видно было, как команды этих судов на шлюпках спешили вдогон каравану.
Дикун следил за небольшим парусником. Он еще уходил от преследования, но нетрудно было заметить, как сокращалось расстояние между ним и челном.
С парусника спустили шлюпку, и она стала уходить от него.
В пылу погони ни Дикун, ни другие казаки, плывшие с ним в одном челне, не заметили, что вырвались далеко вперед. Их товарищи, захватив ближние суда, поворачивали обратно.
Челн подошел к паруснику, слегка толкнулся о борт и, покачиваясь на волнах, остановился. По свисавшей веревочной лестнице казаки вскарабкались на палубу. Половой и Дикун, держа на изготовку пищали, осторожно пошли вдоль борта.
– Ни одной живой души…
– Похоже на то…
Два казака спустились в трюм.
– Идите сюда! – позвали они остальных. – Тут персы!
При появлении казаков четыре перепуганных насмерть перса забились в угол.
– Та они как мыши трясутся!
– А шо с ними делать?
– Як шо? Потрясем мошну, та й в воду, – ответил за всех один из казаков. – Гроши есть? – нахмурил он брови.
Персы, не понимая, чего от них хотят, затравленно озирались.
– Ах вы, нехристи! Гроши, кажу, гроши!
– Та брось ты их, Коляда, – заступился пожилой казак со шрамом через всю щеку. – Чи не бачишь, шо у них и так в чем душа держится…
– Не твое дело. На, держи! – Передав пистоль другому казаку, Коляда, поигрывая кинжалом, подступил к персам. – Зараз вы у меня забалакаете.
Стремительным, ловким движением он ткнул кинжалом в горло седобородому персу. Тот всплеснул руками, захрипел и бессильно осел на грязный настил.
Остальные персы упали на колени и визгливыми голосами стали умолять казака.
Спускаясь в трюм, Дикун услыхал этот полный ужаса визг. Увидев Коляду с окровавленным кинжалом, Федор на мгновение оторопел:
– Ты что?
Все повернулись к нему. Коляда равнодушно произнес:
– А ты чего лезешь, куда тебя не просят?
Он нагнулся, вытер кинжал о халат убитого и полез к нему за пазуху.
Дикун схватил его за грудь, приподнял.
– Геть, – прохрипел Коляда. – Не твое засыпалось, не твое и мелется.
– Иди отсюда, аспид! – Федор толкнул его.
– Верно! – поддержали его другие. – Мало ты в Астаре пошарпал? Чего душегубствуешь?
– И чего вы за бусурманов заступаетесь? – поддержал Коляду казак, державший его оружие.
Спор прекратил Ефим. Он закричал сверху:
– Браты, челн угнало!
Казаки, толкаясь, ринулись к выходу. Далеко, ныряя в волнах, маячил их челн.
– Эх, привязать-то забыли!
– А наши аж вон где!
– Стреляй, может, услышат…
Дружный залп прокатился над морем. Еще один. Половой, вскарабкавшись на мачту, замахал красным кушаком, снятым с перса.
А ветер гнал парусник.
– Кажись, услышали! – радостно крикнул Ефим. – Вижу, на боте вроде сигналят.
– А больше ничего не бачишь? – оборвал его Дикун. Он первым заметил, как от ближнего парусника отвалили две шлюпки. – Слезай, Ефим, отбиваться будем.
Казаки зарядили пистоли, стали вдоль борта. Сорвались первые крупные капли дождя, с шумом ударили по палубе.
– С дождичком вас, – попробовал пошутить Ефим. Он снял папаху, подложил под локоть.
– Ефим, – повернулся Дикун, – выгони персов, нехай якорь спустят.
Через минуту, тарахтя цепью, в воду опустился якорь, и парусник, вздрогнув, как необузданный конь, встал.
– Теперь, может, продержимся, пока наши подойдут.
Шлюпки подходили к паруснику. Видны были бритые головы персов, гребцы откидывались назад в такт взмаху весел.
Ефим спокойно проговорил:
– Ось мы трошки полякаем персов, а потом они нам трошки шкуру на барабан спустят. У них, говорят, казачьи шкуры в цене.
Персы приближались без предосторожностей. Вот их шлюпки подошли на ружейный выстрел.
– Бей! – негромко бросил Федор.
Грянул залп, и над бортом парусника взметнулось седое облачко. Когда оно разошлось, все увидели, что персы поспешно повернули назад.
Кто-то из казаков пронзительно свистнул.
– Кишка тонка!
– Бот к нам звернул! – радостно крикнул казак со шрамом.
– Aгa, услышали! – облизал пересохшие губы сосед Дикуна.
Подгоняемый попутным ветром, бот несся к ним на всех парусах…
На исходе следующего дня казачий флот уже причалил к острову Сары.Смерть косила казаков направо и налево. Не в бою, а из-за угла забирала костлявая. На песчаном мысу растет и растет число деревянных крестов. Смутно в лагере. Уже осень кончается, зима на подходе, а жара не спадает.
Не узнать и Головатого – совсем дряхлым стариком выглядит войсковой судья. Вести одна другой тяжелее подтачивают его. С каждым днем редеет войско. И не в боях, не в схватках с врагом, а на этом проклятом острове.
Ходит, ходит казак, здоровый, веселый. И вдруг начинает бросать его то в лютый холод, то в нестерпимый зной. Желтизной наливаются лицо и тело, синеют губы. И, глядишь, уже тащат казака на проклятый мыс, и еще один песчаный бугорок с маленьким, тонким крестом появится там…
Каждый день читает Головатый новый и новый скорбный список жертв желтой смерти.
Несколько раз войсковой судья посылал нарочных к графу Зубову, просил того пожалеть казаков, разрешить уйти с дьявольского острова или в новый поход отправить. И каждый раз приходил один ответ: «Стоять и ждать».
В конце концов Антон Андреевич решил отписать обо всем кошевому, пускай он к друзьям своим вельможным обратится, может, те шепнут нужное слово матушке-императрице.
Написал войсковой судья подробное письмо, собрался печать свою ставить. Вдруг в шатер, пошатываясь, вошел усталый казак и протянул Головатому пропотевший пакет.
«Из Екатеринодарской крепости!» – определил Головатый. И, махнув рукой казаку, сломал печати.
От первых же строк письма войсковой судья тяжело рухнул на грубый табурет и схватился за седую голову. Скупые и горькие слезы потекли по его загорелому, морщинистому лицу.
Да, опоздал Головатый со своим письмом. То ли годы подошли старому казаку Захарию Чепеге, то ли раны старые сказались. Нет больше кошевого Захария Чепеги, прозванного «Харько». Скончался атаман в сентябрьские дни в Екатеринодарской крепости. Схоронили казаки своего атамана под раскидистым дубом, близ войскового правления.
