Журнал «Вокруг Света» №12 за 1979 год - Вокруг Света

Инструкция требовала, чтобы курсы корабля, ведущего съемку, прокладывались в четырех милях от берега; Давыдов же считал, что нужно ходить не дальше двух миль — при такой дистанции лучше будет изучен берег и ошибок будет меньше. Но чтобы уберечь судно от гибельного риска, необходим особый талант мореплавателя.

«Есть два берега, — говорил Давыдов, — один крутой, «честный», к нему можно подходить близко; и есть другой — «шептун», «подлый» берег: он спускается к морю небольшими обрывчиками, около него видны надводные камни и буруны, — тут будь осторожен!» Но, бывает, не только в море и на земле надо выбирать между двумя берегами...

Когда во Владивостоке были созданы Советы, Давыдов, как все офицеры, снял погоны. Но скоро к власти вернулись белые, и погоны опять появились на мундирах, не успев потускнеть. Один Давыдов явился в Морское собрание без них.

— Где же ваши яркие звездочки, господин полковник? — язвительно спросил кто-то.

— Милый человек, — сказал Давыдов, — я не мальчик. Если я снял погоны, то не для того, чтобы нацепить их через неделю...

После окончательного установления Советской власти в Приморье Давыдов был назначен начальником Управления по безопасности кораблевождения на Дальнем Востоке. А вскоре вышла в свет его «Лоция побережий Охотского моря и восточного берега Камчатки», которая охватывала береговую линию в одиннадцать тысяч километров и базировалась на 111 астрономических пунктах, 106 из которых были определены самим автором. Давыдов был награжден золотой медалью имени Литке — высшей научной наградой, присуждаемой за особо выдающиеся заслуги в области географии.

В мае 1924 года он получил срочное правительственное задание: возглавить экспедицию к острову Врангеля, на котором в то время появились канадцы. Это плавание — одно из самых героических в истории полярных экспедиций. В невероятно тяжелых условиях на маленькой канонерской лодке «Красный Октябрь» Давыдов пробился к острову, поднял советский флаг и тем самым подтвердил права нашей страны на владение островом. Канонерка была награждена орденом Красного Знамени, она вошла в список легендарных кораблей нашего флота. Но для самого Давыдова это плавание стало последним. Вскоре после возвращения Борис Владимирович простудился и слег. Подорвав здоровье в походе, он не смог побороть болезнь.

Незадолго до смерти Бориса Владимировича Академия наук решила ходатайствовать о переименовании острова Врангеля в «остров Давыдова». Но сам он решительно воспротивился этому, одной из его заповедей была: «Никогда не менять названий на старых картах».

Имя Давыдова увековечено в пяти географических названиях, а сейчас, в наши дни, где-то в Мировом океане ходит экспедиционное океанографическое судно «Борис Давыдов»: ученый словно продолжает плавание к своему «честному» берегу.

Виталий Шенталинский

Красные цветы Матьо

Мы въехали в Мезёкёвешд вечером. Шоссе незаметно стало главной улицей городка, и воздух наполнился запахом белой акации. Этот запах преследовал нас всюду. И в местном этнографическом музее, где выставлены образцы старинных праздничных костюмов, и в кооперативе «Матьохаза», где шьют цветастые блузки, жилеты, фартуки, делают сувенирные куклы. И в саду Иштванне Када, знаменитой местной вышивальщицы.

Белый домик с открытой верандой под ветвистой акацией ничем не отличается от других на этой чисто выметенной улочке. За столом сидит женщина средних лет. Увидев нас, она откладывает кусок черного сукна, наполовину расшитый ярко-красным. Руки у нее крепкие и загорелые. Волосы уложены в аккуратный пучок. На ней синее платье с черным сатиновым фартуком. Фартук этот — шурц, — давняя и очень важная часть одежды здешних крестьян.

Этот край, где равнина переходит в предгорья Матры, долгое время считался в Венгрии глухоманью. Не было здесь хороших дорог, а каменистая земля с восхода до заката держала крестьян в поле. Тут сложились особый быт, особые обычаи и особые — богато расшитые — костюмы. Традиция вышивать праздничную одежду началась, наверное, с того, что не на что было купить нарядное платье или блузку. Вот человек и пытался сделать их своими руками, проявляя при этом отменное терпение и выдумку. Трудности в приобретении выходных брюк и сапог, очевидно, привели здешних мужчин к мысли носить по праздникам нарядно расшитый фартук-шурц, длинный и узкий. Он и заплатки на коленях закроет, и вид праздничный придаст. Еще в Мезёкёвешде парни носили короткие куртки из овчины, расшитые цветами, а под них надевали рубашки из белого полотна с широченными длинными рукавами, изукрашенными по краю красным крестом. Летом овчину заменял черный суконный жилет, тоже ярко расшитый розами и тюльпанами. И шелковые кисти пестрого фартука-шурца закрывали стоптанные сапоги.

Со временем, когда провели железную дорогу и мезёкёвешдские мужчины стали ездить в город на заработки, они стали стесняться этой традиционной и очень важной части своего праздничного костюма. Шурцы обращали на себя слишком пристальное внимание горожан, вызывая у них иронические улыбки. Но дома — по праздникам — фартук, конечно, надевали.

У женщин самой красивой частью одежды тоже был фартук — из черного бархата, шелка, сукна или — подешевле — сатина. Каждая девушка до замужества должна была сделать семь таких фартуков. Семь фартуков надлежало иметь и парню, и лишь самому последнему бедняку позволялось ограничиться двумя шурцами.

Даже обручались здесь не кольцами, а шурцами. Девушка дарила фартук жениху на празднике, а жених ей бросал через окно ночью. Обручальные шурцы имели, говорят, чудодейственную силу. Если ребенок капризничал и долго не засыпал, его покрывали этим фартуком, и он успокаивался.

— Мне было года три, когда мама впервые привела меня на праздник, — рассказывает Иштванне Када. — Я глаз не могла оторвать от вышивки на праздничной одежде людей. Длинные рукава мужских рубах и шурцы переливались разными цветами перед глазами. С той-то поры, наверное, я заболела вышивкой.

Муж мастерицы — полноватый шустрый мужчина в белоснежной рубашке, застегнутом на все пуговицы черном суконном жилете — принес кувшин домашнего вина, расставил стаканы.

— Сколько помню, наши вышивки всегда назывались «матьо». Наверное, потому, что у нас каждый третий мужчина Матиаш, — смеется Иштванне Када. — Матьо — уменьшительное от Матиаша. Имя это считалось подходящим для деревенщины. И когда господа говорили: «Ну, это матьо» — это означало неотесанного мужика.

Еще до встречи с мастерицей, в местном этнографическом музее я узнала, что у матьо три основных вида вышивки.

«Лапош» — цветная гладь по черному фону, как правило, по сукну. Каждый лепесток нарисованной на ткани розы мастерица плотно и точно, с большой аккуратностью заполняет поперечными стежками красных, бордовых или темно-розовых ниток. Светлые и темные тона расположены таким образом, что вышитая роза производит впечатление выпуклой. Так же вышивают георгины, тюльпаны, мелкие цветы и листья.

«Шубрика» — мережка по белому полотну в сочетании с разноцветной гладью. Мастерица убирает поперечные нити из куска полотна, затем сшивает продольные нити ткани в строго определенном порядке, так, чтобы получилась мережка — кружево в полотне.

«Торда» — цепочная вышивка красными или темно-розовыми нитками крестом в комбинации с мелкой гладью. Такую вышивку местные крестьянки клали по краю простынь, наволочек, покрывал, рукавов мужских сорочек и женских блузок.

Основные детали матьо легко узнать в любом орнаменте, какими бы нитками и на каком бы материале они ни были вышиты. Детали отработаны до миллиметра вышивальщицами многих поколений Мезёкёвешда.

— Больше всего я люблю лапош, — рассказывает Иштванне Када, — но знаю, конечно, и торду и шубрику. Три девушки учатся у меня шубрике. Теперь мало кто хорошо умеет это делать. Работа трудоемкая, нужен расчет и аккуратность большая.

Мастерица вынимает из ящика стола несколько желтых блестящих палочек.

— Вот этими карандашами я рисую узоры на ткани. Делаю их сама из стеарина.

Мастерица расстилает на столе кусок черного сукна, берет палочку, и я вижу, как желтые закругленные линии образуют лепесток, другой, третий; и вот уже на гладкой черной поверхности ткани появился матьо-георгин, второй, сбоку прибавились желтые бутоны, листья, венчает букет знакомая уже мне матьо-роза. Все это сплетается под рукой художницы в симметричный букет. Закончив рисовать, мастерица поворачивается к деревянной подставке для ниток и выбирает ярко-красный моток блестящих хлопчатобумажных ниток. Они называются здесь жемчужными. Вдев в иглу нитку, приступает к вышивке.