Отраженная угроза - Михаил Тырин

– Случайно завалявшийся гиперпередатчик мы точно не найдем, – усмехнулся Вельцер. – А обычная аппаратура – какой с нее прок? Пока сигнал дойдет, мы состаримся.

– И улететь отсюда не на чем, – произнес Карелов. – На летном поле только пара челноков.

– Ясно, – сказал Сенин. – Итог таков: надеяться нам не на кого. И защищать людей надо своими силами.

– А сил не так много, – печально заметил Гордосевич.

– Какие у кого соображения?

Бойцы задумались. Молчал и Валенски, который из всех присутствующих знал о грибнице больше всех. Сенин первым нарушил молчание.

– Я склоняюсь к тому, – сказал он, – чтобы провести работу среди поселенцев. Мы сможем их убедить, у нас теперь есть, чем их убедить. Правда, не представляю, что начнется, если предъявить им двух Кармен – живую и мертвую…

– Я тоже думаю, что мы вшестером не сможем контролировать всё поселение, – присоединился Карелов. – Люди сами смогут о себе позаботиться.

– И хорошо бы взять под контроль все дырки, через которые могут вылезать эти черти, – добавил Муциев. – Это тоже можно поручить кому-то, народу здесь хватает. И патрули на улицах не помешают.

– Предупрежден – значит вооружен, – задумчиво произнес Сенин. – Это какой-то древний мудрец сказал. Беда всех, кто здесь был убит, – они ничего не знали. На них нападали неожиданно. Но если предупредить людей, картина может поменяться.

– Взорвать это чертово гнездо, – буркнул Гордосевич. – Кого тут жалеть? Этих выродков?

– Не прав ты, парень, – покачал головой Сенин. – Тут еще не все выродки. И вообще, выродки или нет – это не нам сейчас решать. Они люди – они просто живут, работают, веселятся и никому не причиняют зла. Напрямую не причиняют. Они даже не осознают, кто они на самом деле. Верно, Валенски?

Биолог вздохнул и обвел бойцов печальным взглядом.

– Мне придется внести в наш разговор долю пессимизма, – сказал он. – Вы не сможете провести работу с поселенцами. Вернее, вы просто ничего не добьетесь. Любая паника здесь очень быстро гасится, я это уже видел. Вас просто сочтут паникерами, как и меня в свое время. Хорошо, если не сумасшедшими. И мы не сможем контролировать все выходы из тоннелей, их сотни. И отстреливать подражателей на улицах – это лишь полумера. Потому что взамен убитого двойника грибница произведет нового, она не успокоится, пока не сделает свое дело. Ну, а взрывать реактор – это вообще безумие. Да и не уверен я, что это убьет грибницу.

– А что ее убьет? – спросил Карелов.

– Я уже говорил, у меня есть одна разработка. Это контркультура – безвредный для человека грибковый организм, который размножается и разрушает ткани грибницы. Иными словами, болезнь узконаправленного действия.

– И где она, твоя болезнь?

– Пока у меня есть только технологическая формула. Воплотить ее здесь невозможно, не те условия.

– А если очень постараться? – спросил Сенин. Валенски снисходительно улыбнулся.

– Попробуйте сделать пересадку сердца, имея только молоток и зубило. Не сделаете, даже если очень постараетесь.

– Хорошо, Валенски, скажи, где найти необходимые условия?

– В любом стационарном исследовательском комплексе среднего масштаба. Это недолгая процедура, она хорошо отработана, и я часто этой методикой пользуюсь. На опорной базе Сектора нужная аппаратная схема точно найдется.

– Далековато, – заметил Вельцер.

– Всё равно это придется сделать, и скорее всего, в масштабах всей планеты. Грибница проснулась, когда заработал реактор – она стремится к теплу. Вот почему ее много в южных широтах. А теперь представьте, что будет, когда здесь запустят климатические станции.

– Я бы так далеко не загадывал, – произнес Сенин. – Я вообще не представляю, что будет с этим миром и чем закончится вся эта история. Ладно. – Он хлопнул ладонью по подлокотнику кресла. – Мы ушли от темы. У нас нет твоего вируса, Валенски, и у нас нет возможности быстро его получить. Да он нам сейчас и не поможет. А действовать надо.

– Надо, – согласился Валенски, но всем своим видом показал, что не знает, как именно действовать.

– Черт меня подери, но ведь вывести людей из-под удара вовсе не трудно! – воскликнул Сенин. – Достаточно, чтобы люди не ночевали поодиночке!

– Ага, – тут же развеселился Муциев. – Вот мы давно уже поодиночке не ночуем, да, пацаны?

Никто не поддержал веселья. А Валенски встал и начал кружить по комнате.

– Уважаемый Ганимед, я еще раз постараюсь вам объяснить. Ну, хорошо, допустим, вы как-то убедили поселенцев – в чем я сильно сомневаюсь. Допустим, они на ночь собираются в кучки, а мужчины даже патрулируют поселок. Так проходит день, другой, может, даже третий. Ничего не происходит, потому что подражатели – они тоже не дураки. Да и коконов пока слишком мало. Люди успокаиваются, теряют бдительность – в это время где-то подражатель наносит осторожный, незаметный удар. Поймите, это невидимый, не оставляющий следов враг. И слушать вас перестанут очень и очень скоро. Я был таким же наивным энтузиастом, и что в результате?

– Ты же сам первый кричал мне, что отсюда надо всех вывозить, – сказал Сенин. – Разве нет?

– Извините, я думал, что вас много, что за вами сила и власть. А вам сейчас, дай бог, самим бы уберечься.

– Значит, ничем помочь не можешь? – спросил Карелов.

– Ну… – Валенски беспомощно развел руками. – Мое дело – убить грибницу, и я сделаю это, когда смогу. А вы думайте. Если что надо – спрашивайте.

– Ладно, спросим. – Карелов встал и взял бушлат.

– Ты куда собрался? – удивился Сенин.

– Пойду посплю. Ночь мне придется провести на улице. А вы решайте сами.

– Сядь, – хмуро сказал Сенин. – Что еще за выходки такие?

Он некоторое время размышлял, хмуря брови

– Конечно, ты прав, Ганимед, – сказал он наконец. – Надо идти всем и закрывать улицы. Хоть какое-то время выгадаем. Но вы же не собираетесь стрелять в каждого встречного?

– Постараемся не ошибиться, – сказал Гордосевич.

– «Постараемся» не годится. Ошибки недопустимы, здесь нам не простят убийства, даже случайного. Во-первых, ходить будем по двое и оптимальные маршруты определим сразу. Во-вторых, как вы понимаете, подозрительных нужно не расстреливать на месте, а задерживать…

Валенски при этих словах заворочался и что-то недовольно пробормотал.

– …и на автоматы всем надеть гелевые насадки, – добавил Сенин. – А властям я скажу, что всё это в связи с сегодняшним происшествием.

Он посмотрел на часы. На сон осталось часа четыре, а спать хотелось просто мучительно. Значит, придется помучиться.

Ночь не принесла новостей, впрочем, это было хорошо. До рассвета бойцы добросовестно обходили поселение по своим маршрутам и искали чужих. Но ни одной тени не мелькнуло в подворотне, ни единого постороннего движения не показали детекторы.

Сенин ходил наравне со всеми, но затем стал валиться с ног. Шедший с ним в паре Валенски посмотрел с нескрываемым сочувствием и сказал:

– Идите спать, Ганимед. Вы всё-таки еще больны.

– А как же правило? Мы ведь решили по одному не ходить.

– Да мне бояться нечего, вы же знаете. Я еще похожу.

– Ну, походи, Валенски. Только оружия я тебе не дам.

Почему-то Сенин долго не мог уснуть. И это при том, что от усталости ему даже ворочаться было тяжело. В эту ночь они много разговаривали с Валенски, и говорили не о деле, а о чем попало. Впрочем, говорил в основном биолог, рассказывал о себе, делился какими-то мыслями.

Ему, оказывается, всего двадцать восемь лет. Он уже много налетал и немало увидел. С детства неистово мечтал быть исследователем и работать в разведке. Он не только мечтал, но и готовился: занимался собой, тренировался, читал, ходил на курсы, а когда пришло время, поступил в академию. Потом прошел отбор в высшую школу астронавтов.

И уже обучаясь там, пошел на нелегкий шаг – модификацию организма, которая сделала его малочувствительным к токсинам. Не все соглашались на такое. Даже пилоты рейсеров предпочитали плющить и калечить свои органы в перегрузках, но не позволяли медицине вмешаться в собственное тело и подогнать его под профессиональные эталоны. Наверно, это важно – ощущать себя человеком на сто процентов, а не частично.

Валенски был фанатиком. Он не жалел себя. Можно представить, что он чувствовал, когда его мечты рухнули. На последнем этапе его забраковали психологи. Тесты показали прогрессирующую неспособность работать в группе. В разведке это важно. А перестроить психику оказалось куда сложнее, чем клетки организма.

Сенин не знал, что отторгает биолога от людей, он не мог бы объяснить, почему не чувствует его полноценным членом своей команды. Вроде бы парень крепкий, образованный, не дурак и не трус.

А всё-таки не взял бы Сенин его в напарники. Не пожелал бы видеть его лицо каждый день в какой-нибудь долгой экспедиции. Не подпустил бы близко к своему сокровенному.