Вторая реальность - Алла Сергеевна Демидова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во время репетиций «Гамлета» Давид Боровский, художник спектакля, принес эскизы костюмов. Решение мне понравилось – фактура шерсти, а шерсть вязали во все века. Эти костюмы натуральны, и для нашей «Таганки» они были естественны. Различались они в основном цветом. Для Короля и Королевы – цвет патины. И на фоне серого занавеса эти королевские костюмы на эскизах выглядели как две старые бронзовые фигуры. Красиво. Я потом об этом вспоминала, когда была несколько лет спустя в Париже и смотрела на собор Парижской Богоматери. Был прекрасный пасмурный день. Серый камень Нотр-Дама, а наверху, на фоне такого же серого неба, – бронзовые фигуры в патине.
Идея Боровского была хорошей. Но когда связали костюм, выкрасили и принесли в театр, от этой идеи не осталось ничего.
Мое платье было отвратительного бледно-зеленого цвета. Как пишут в прейскурантах: «цвета морской волны». Глядя на этот костюм, никакую патину вспомнить было нельзя, а в памяти возникали послевоенные детские трико непонятного цвета. С Верой в «Герое нашего времени» я проиграла, не сумев переубедить Любимова, поэтому здесь, в «Гамлете», начала издалека. Я не говорила, что мне не нравится платье. Но, например, объясняла: «Юрий Петрович, я прочитала у Цвейга в “Марии Стюарт”, что королевский траур – белый. И венчаются они в белом. Поэтому оправданны будут слова Гамлета “не износив башмаков” и “с похорон пошел на свадьбу пирог поминный”, то есть это значит, что не прошло и месяца, как в том же платье, в котором шла за гробом, Королева была на свадьбе. Нужно белое платье». Еще через неделю (а Офелии, естественно, сделали белое платье, ручная вязка, угрохали кучу денег, поэтому репетирует Офелия в белом платье, а я пока – в своем «цвета морской волны»): «Юрий Петрович, это ж трафарет. Всегда Офелию играли в белом платье. Возьмите любую постановку “Гамлета”. А невеста-то кто? Гертруда. Офелии еще долго до невесты. Вы посмотрите, как прекрасно играет Наташа Сайко. Она играет такую незаметную мышку. Она мышка. Ее в этом серо-коричневом занавесе и не видно. Она не выпячивает себя. Это вот Король и Королева… А Офелии не видно». И так постепенно я добилась, что для Сайко – Офелии сделали платье, в цвет занавеса, оно слилось с ним, а мне – белое. Но когда я надела белое платье, которое выбила с таким трудом, то поняла, что и в нем не могу играть: чтобы выйти на сцену в белом вязаном платье, надо обладать фигурой Афродиты. И тогда (а уже денег нет, потому что и костюм перевязывали, и наш занавес – из чистой шерсти, ручной работы) я взяла два белых платка, которые еще не успели покрасить, сшила – и получилось подобие пончо, но до полу, со шлейфом, и оно прикрыло мое платье. И еще надела тяжелые медные, как вериги, цепи.
Этот костюм мне очень помог в роли Гертруды. Как и костюм Аркадиной в картине «Чайка». Когда утверждали эскизы и мне их показали, я сначала согласилась из-за вечного сомнения: «а вдруг это правильно». Сшили крепдешиновое платье, мне оно понравилось: оно было цвета увядшей травы, и я подумала – когда будем снимать на натуре, это будет красиво, а при моей худобе я попробую в этом крепдешине сыграть излом, «декаданс», вечное актерство. Но приехали на натуру – это было под Вильнюсом, – я увидела декорацию и поняла, что костюм мой не годится. На берегу озера была выстроена маленькая-маленькая дачка, возле нее – курятник, тут же косят и убирают сено. Рядом рыбалка, лошади, коровы – хозяйство, а я – нате, в крепдешине. Для меня Аркадина – хорошая актриса, актриса со вкусом. Она не может ходить в крепдешиновом платье рядом с курами… Были слезы – но что делать, не поедешь же в Москву перешивать костюм. Я пошла в магазин, купила материал – штофный, тяжелый. Мы за ночь с художницей по костюмам Г.В. Ганевской (к счастью, она прекрасный мастер своего дела) сшили платье. Оно получилось немного театральное, немного актерское – не то халат, не то вечернее (вечернее не праздничное, а вечернее, потому что вечер): широкие рукава, складки на спине, бордовый шарф. И походка самоуверенной премьерши – от этого платья.
Те же муки с костюмом были в «Шестом июля».
Сохранилась кинохроника со Спиридоновой. Она была дочерью генерала. Всегда ходила в корсете, в большой шляпе с какими-то перьями, с огромными полями. Красиво. Я согласилась. Спиридонова по хронике – брюнетка с широкими черными бровями. На меня надели черный парик, красивую шляпу, корсет – портретно похоже. Но я подумала, что такой костюм меня уведет к классическим ролям женщин, совершенно не связанных с политикой. И тогда я попросила сшить костюм не на студии, а в современном ателье. Потому что мне нужно было, чтобы это был костюм с современными линиями, из современного материала, но силуэт костюма должен быть из того времени. Размер – на два номера больше, чем я ношу. Мне казалось, что складки, спущенные плечи платья подсознательно вызовут у зрителя чувство обреченности героини.
Или, например, «Тартюф»… Для того времени спектакль оформлен был забавно. Рисованные, в больших рамах персонажи спектакля. М. Аникст и С. Бархин принесли прекрасные эскизы костюмов. Но у меня, Эльмиры, во втором акте – сцена раздевания, а ведь платье не снимешь! Поэтому я придумала плащ, который можно снять. Придумала деталь – такое фигаро с пышными рукавами, которое тоже можно легко скинуть. После «раздевания» я оставалась в вечернем платье на бретельках, в котором не стыдно показаться перед зрителями. В то же время – целых две детали сняты, и всё на глазах у публики! После этого зритель поверит и в другие предлагаемые обстоятельства.
Из дневника
17 июня, 1987
Вечером за чаем у Иветты Николаевны – Тамара Синявская, Володя Спиваков, Володя Васильев, Катя Максимова и я. Решили организовать благотворительный концерт, чтобы собрать деньги на реставрацию церкви, где венчался Пушкин…
Тогда слово «благотворительность» еще не произносилось, слово это было забыто после 17-го года.
Но чем привлечь зрителей, ведь билеты дорогие, – не только же именами? И мы решили сделать «премьеру премьер», то есть то, что никто никогда у нас не делал.
Катя Максимова с Володей Васильевым подготовили семь новых номеров. Я помню их репетиции. Когда репетируют другие, миниатюрная Катя сидит на сцене под роялем и возится там со своими балетными туфлями, потом она встает – и становится царицей, а после опять,
