Дрянь погода - Карл Хайасен

Уезжая, он заметил, что костяшки на руке чем-то вымазаны.

Похоже, помадой.

Щелкунчик не испытывал ни стыда, ни раскаяния – вообще ничего.

Эди Марш начала понимать страдания настоящих жертв урагана. За день трижды принимался дождь, оставляя повсюду в доме Торреса грязные лужи. Ковры под ногами чавкали, по комнатам прыгали зеленые лягушки, а в раковине ванной обосновался выводок москитов. Ливень прекратился, но с голых стропил все равно часами капало. Даже в какофонии соседских молотков и пил этот шум сводил Эди с ума. Она вышла во двор и без энтузиазма покликала пропавших такс, но мгновенно бросила это занятие, углядев толстую бурую змею. Эди так завизжала, что прибежал сосед; он взял швабру и выгнал тварь. Потом спросил о Тони и Нерии.

– Они уехали из города, – ответила Эди, – и попросили приглядеть за домом.

– А вы?…

– Кузина, – ответила Эди, понимая, что похожа на латиноамериканку не больше Голди Хоун.[34]

Сосед ушел, а Эди поспешила в дом и забралась с ногами в кресло. Включила радио и положила рядом монтировку. Стемнело. Молотки и пилы смолкли, и стало слышно, как по соседству вопят младенцы, хрипят радиоприемники, хлопают двери. Эди боялась, что сейчас появятся грабители, насильники или неизвестный хищник, который счавкал бедняжек Доналда и Марлу, будто кругляшки «Тик-Так». К приходу Фреда Эди превратилась в комок нервов.

Страховщик принес букетик гардений. Точно собрался вести девушку на выпускной бал.

– Ты это серьезно? – спросила Эди.

– А что такого? Роз не нашел.

– Фред, я больше не могу здесь. Сними мне комнату.

– Все будет хорошо. Посмотри-ка, я взял вина.

– Фред!

– И ароматизированные свечи.

– Фре-е-ед!!!

– Что?

Эди усадила его на промокший диван.

– У нас деловые отношения, а не любовной роман. – Фред надулся. – Милый, мы просто разок перепихнулись. Не волнуйся, все за то, что мы сделаем это снова. Но у нас не любовь и не страсть, а финансовое партнерство.

– Ты меня соблазнила, – заметил оценщик.

– Конечно, соблазнила. И ты был неподражаем.

Фред горделиво приосанился – душа приготовилась к взлету.

– Но больше никаких цветов, никакого вина, – выговаривала Эди. – Просто сними для меня комнату в своей чертовой «Рамаде», ладно?

– Хорошо, – серьезно согласился Фред. – Завтра утром.

– Милый, ты посмотри, что здесь творится – ни крыши, ни стекол в окнах. Хуже пляжной кабинки!

– Ты права, Эди, здесь тебе оставаться невозможно. Я перепишу свои представительские.

– Ну что ты мелочишься, Фред! Мы собираемся ободрать твою компанию на сто сорок одну тысячу баксов, а ты жмешься из-за шестидесятидолларовой комнаты в мотеле. Ну сам подумай.

– Не сердись, пожалуйста.

– Ты оформил заявление на выплату?

– Да, вот бумаги.

Посмотрев документы, Эди Марш приободрилась. Она развязала букетик и поставила цветы в кофейник с тепловатой дождевой водой. Затем пара откупорила бутылку «шабли» и выпила за успех предприятия. После четвертого бокала Эди сочла уместным спросить напарника, что он собирается делать со своей долей.

– Куплю яхту и поплыву в Бимини, – ответил страховщик.

– А женушка?

– Кто? – переспросил Фред, и оба рассмеялись. Оценщик тоже поинтересовался, как Эди распорядится семьдесят одной тысячей.

– Хайянис-Порт, – ответила Эди, не уточняя.

Когда «шабли» кончилось, Эди притащила в гостиную высушенный матрац и, вывернув лампочку, зажгла принесенную Фредом свечку, которая пахла солодовым молоком. Раздеваясь, Эди услышала, как партнер копошится в портфеле – искал презерватив. Фред зубами надорвал фольгу и сунул пакетик подружке в руку.

Эди считала презервативы абсолютно дурацким изобретением – они ее и трезвую-то смешили, а в подпитии вызывали просто бурю веселья. На сегодня ухарь Фред выбрал красненькую резинку, только натягивать ее было, собственно, не на что. Хихиканье партнерши сбило Фреда с панталыку, испортив чудное настроение, созданное вином. Распростершись на спине, оценщик отвернулся. Эди шлепнула ему по ногам, чтобы раздвинул, и умостилась между.

– Чего ты сразу сдался? – попеняла она. – Соберись, миленький. Ну-ка! – И Эди крепко ухватила Фреда между ног.

– Не могла бы ты…

– Нет. – Хихикать при минете всегда считалось дурным тоном, к тому же Фред из тех, кто может никогда не оправиться от эмоциональной травмы. – Сосредоточься, – наставляла Эди. – Вспомни, как нам было хорошо вчера.

С помощью Эди презерватив уже начал развертываться в боевую позицию, когда внезапно смолк электрогенератор. Бензин кончился, подумала Эди. Но это терпит, главное – Фред-младший начал подавать признаки жизни.

Что-то тихо щелкнуло, и украшенный нарядной шапочкой член Фреда вдруг оказался в луче яркого света. Эди выпустила неслуха и села. Сосредоточенно зажмурившийся Фред прошептал:

– Не останавливайся.

В дверях стоял человек с мощным фонарем.

– Свечки, – проговорил он. – Офигеть, как уютно.

Фред Дав перестал дышать и зашарил рукой, ища очки.

Эди встала, прикрыв грудь руками.

– Спасибо, что постучал, придурок, – сказала она.

– Я вернулся за машиной. – Щелкунчик водил лучом вверх-вниз по ее телу.

– Ищи на улице, где ты ее бросил.

– А куда торопиться? – сказал Щелкунчик и шагнул в дом.

Бонни пришла в комнату Августина в половине второго. Забралась под одеяло, не коснувшись хозяина двуспальной кровати, что было совсем непросто.

– Вы спите? – прошептала Бонни.

– Без задних ног.

– Извините.

Августин повернулся к ней.

– Подушка нужна?

– Лучше обнимите.

– Не пойдет.

– Почему?

– Я, признаться, слегка голый. Не ждал гостей.

– Еще раз извините.

– Закройте глаза, миссис Лэм.

Августин встал и натянул просторные брюки. Рубашку не надел, спокойно отметила Бонни. Августин скользнул под одеяло и обнял ее. Какая у него теплая и гладкая кожа. Вот он шевельнулся, и у Бонни под щекой прокатились тугие мышцы. Макс сильно отличается сложением, подумала Бонни и тотчас прогнала эту мысль. Нечестно сравнивать, кто лучше обнимается. Сейчас, по крайней мере.

Она спросила, был ли Августин женат.

– Нет, – ответил он.

– А помолвлены были?

– Трижды.

– Врете! – Бонни подняла голову.

– К сожалению, нет. – В полутьме комнаты было видно, что Бонни улыбается. – Вас это забавляет?

– Скорее интригует. Три раза?

– Нареченная успевала одуматься.

– Это были разные женщины? Без повторов?

– Разные.

– Я должна спросить, что произошло. Отвечать не обязательно, но не спросить не могу.

– Ну, первая вышла за преуспевающего адвоката. Он занимался делами о личном ущербе и вел в суде групповой иск по силиконовым имплантантам. Вторая основала архитектурную фирму и сейчас в любовницах у венесуэльского министра. А третья снимается в популярной кубинской мыльной опере, она там играет Мириам – ревнивую шизофреничку. Пожалуй, – заключил Августин, – все они поступили мудро, прервав отношения со мной.

– Готова спорить, обручальные кольца остались у них.

– Ой, это всего лишь деньги.

– И вы до сих пор смотрите ту мыльную оперу?

– Она очень хорошо играет. Весьма убедительно.

– Необычный вы парень, – сказала Бонни.

– Вам уже лучше? Как правило, мои проблемы других ободряют.

Бонни опустила голову:

– Меня беспокоит завтрашняя встреча… с Максом.

– Вполне естественно, что вы нервничаете. Я и сам немного дергаюсь.

– Ружье возьмете?

– Посмотрим. – Августин сильно сомневался, что губернатор объявится, да еще с мужем Бонни.

– Вы боитесь?

Августин чувствовал ее легкое дыхание на своей груди.

– Не боюсь, – сказал он. – Тревожусь.

– Эй.

– Что – эй?

– Вы возбуждаетесь?

Августин смущенно поерзал. Чего она еще ожидала?

– Теперь моя очередь извиниться.

Но Бонни не стала отстраняться. Августин глубоко вздохнул и постарался думать о чем-нибудь другом… Например, о сбежавших обезьянах дяди Феликса. Далеко они забрались? Как им на свободе?

Но отвлекающие размышления Августина прервала Бонни:

– А вдруг Макс изменился? Может, с ним что-то случилось.

Случилось – это уж точно. Можешь не сомневаться, подумал Августин, но сказал другое:

– Ваш муж держится. Сами увидите.

12

– Хочешь жабку? – спросил Сцинк.

Шоковый ошейник сделал свое дело: Макс Лэм стал безоговорочно сговорчив. Раз капитан хочет, чтобы он курил жабку, будем курить жабку.

– Это не приказ, а предложение, – пояснил Сцинк.

– Тогда, спасибо – нет.

Макс вглядывался в теплую просоленную ночь. Где-то во мраке к нему пробирается Бонни. Макс не волновался и не лелеял надежд, хотя, наверное, следовало; он сам удивлялся, отчего так. Все происходившее не вызывало в нем душевного отклика, словно испытание пленом выжгло основные нервные центры. Например, он даже не попытался робко возразить, когда Сцинк выпустил азиатского скорпиона на поле для гольфа в Ки-Бискейне. Капитан осторожно положил ядовитую тварь на лужайку у восемнадцатой лунки.