Наследницы - Элизабет Адлер

– Вы не правы, миссис Маунтджой, – заметил он сухо. – Не забывайте, что вы получили деньги. Сумма в пятьдесят девять тысяч долларов, которая находится на счете Дэвида в банке Техаса, принадлежит вам одной. – Он пустил по столу в сторону Роузи какой-то документ. – Если вы сейчас его подпишете и я засвидетельствую вашу подпись, наше дело будет завершено.

При упоминании о деньгах Роузи оживилась. Она одарила старика обворожительной улыбкой, демонстрируя тем самым, что увидел в ней Дэвид Маунтджой, затем вывела подпись: «Роузи Маунтджой».

– Это все? – спросила она, вставая и оправляя юбку.

– Все, миссис Маунтджой.

Она снова одарила адвоката улыбкой и направилась к двери, волнующе покачивая бедрами, что вошло у нее в привычку.

– Миссис Маунтджой, – окликнул ее адвокат в тот самый момент, когда она уже была готова переступить порог.

– Да? – спросила Роузи, поворачивая голову.

– Ваша дочь.

Роузи удивленно посмотрела на Ханичайл, утопавшую в большом кожаном кресле.

– Проклятие! – воскликнула она, рассмеявшись. – Я совсем о ней забыла. Иди скорее ко мне, детка, поторопись. Сейчас ты стала богатой и должна заботиться о своей мамочке. Постарайся никогда не забывать об этом.

По дороге домой Роузи купила тайком пару бутылок запрещенного бурбона. Затем, оставив Ханичайл ждать ее в машине, заглянула в известный ей бар, где незаконно торгуют спиртными напитками, чтобы пропустить пару рюмочек, и вернулась только через два часа, слегка пошатываясь. Неуверенно ведя машину, она вернулась домой и закрылась в своей комнате с двумя бутылками.

– Ты проклятый дурак, Дэвид, – заплетающимся языком произнесла она, когда с одной бутылкой было покончено. – Как ты смел умереть так по-дурацки.

Вспомнив мужа, Роузи зарыдала. Ей было тоскливо и одиноко.

– С тобой я провела лучшие годы своей жизни, Дэвид Маунтджой, – говорила она сквозь пьяные слезы. – Мало того, что ты не женился на мне, так ты еще оставил ранчо своему ребенку.

Роузи запустила в стену пустой бутылкой с такой силой, что та разбилась на тысячу мелких осколков.

– Мамочка? – На пороге стояла Ханичайл в белой ночной рубашке. – Зачем ты разбила бутылку?

– Во всем ты виновата, – зарыдала Роузи, уткнувшись в подушку. – Если бы не ты, ранчо принадлежало бы мне. Убирайся отсюда, маленькое отродье. Уходи к черту из моей жизни и не пытайся вернуться ко мне.

Ханичайл убежала в свою комнату. Она подошла к окну и стала глядеть в ночь, словно могла увидеть там отца, возвращающегося домой и зовущего ее. Чувство покинутости подкосило ее колени, и она опустилась на пол.

– Почему это случилось, папочка? Почему ты покинул меня?

Ханичайл долго стояла на коленях, дрожа от холода. Когда слабый рассвет окрасил серым цветом горизонт, она надела свой старый голубой комбинезончик и тихо спустилась в холл, пройдя мимо комнаты матери и через кухню на веранду. Она глубоко вдохнула в себя чистый прохладный утренний воздух. Было еще слишком рано, чтобы Том Джефферсон уже начал работать на конюшне, а сама она была еще мала, чтобы оседлать Лаки, поэтому Ханичайл пошла по проселочной дороге в направлении шоссе.

Она остановилась под сенью старого каштана, который, как говорили, закрыл ее отцу видимость, когда он выезжал на шоссе. Она осмотрела место, где он умер. Крови уже не было, не было и груды покореженного металла; никаких следов разыгравшейся здесь трагедии. От ее отца ничего не осталось.

Ханичайл вышла из тени на уже освещенное солнцем пространство и посмотрела сначала налево, затем направо, затем вдоль пустынного шоссе, уходящего за горизонт. Поджав под себя ноги, она села посреди шоссе и стала ждать, когда приедет грузовик со скотом, чтобы задавить ее тоже. Тогда она окажется на небесах рядом со своим папочкой.

Через пару часов ее нашел Том. Мать в отличие от Элизы даже не хватилась дочери.

Том доехал до конца проселочной дороги, когда увидел Ханичайл, сидевшую со скрещенными ногами посередине шоссе. У него оборвалось сердце, когда он увидел ее опущенную голову на тоненькой шейке, торчащие острые коленки и золотистые волосы, освещенные солнцем. Ему было только четырнадцать лет, но он уже тогда понял, что будет любить эту девочку вечно. Этого момента ему никогда в жизни не забыть. Спешившись, Том привязал лошадь к дереву.

– Ханичайл, – тихо произнес он, подходя к девочке. – Что ты здесь делаешь, деточка?

Он встал рядом с ней на колени, и она посмотрела на него своими большими голубыми глазами.

– Я знаю, – сказал Том, – ты ждешь, когда приедет твой папа и заберет тебя, так?

Ханичайл кивнула. Вздохнув, Том взял ее горячую маленькую ручку в свою.

– Из этого ничего не выйдет, деточка. Господь забирает только тех, кого хочет. И он забирает их точно тогда, когда этого хочет. Он хотел твоего отца, а не тебя.

– Никто меня не любит, – ответила Ханичайл, всхлипнув. – Даже Господь.

– Господь любит тебя, – с нежностью в голосе сказал Том, отбросив волосы с ее заплаканного лица. – Просто он не хочет, чтобы ты уходила отсюда сейчас. И я не хочу. Все на ранчо не хотят этого. Все бросились искать тебя. Моя мама чуть с ума не сошла от беспокойства. Давай вернемся домой и скажем им, что с тобой все в порядке.

Том помог девочке подняться. Они стояли рядом, глядя на то место, где погиб Дэвид.

– Знаешь что, Ханичайл, – неожиданно сказал Том, – почему бы нам не собрать цветов. Ма даст нам каменную вазу, и мы наполним ее водой, чтобы цветы всегда были свежими. Затем вернемся сюда, и ты поставишь ее под деревом в память о своем отце.

– Да, – согласилась девочка, глядя на Тома благодарными глазами. Он посадил ее в седло впереди себя. – Спасибо, Том. Ты мой самый лучший друг.

– Конечно, – ответил он, крепко прижав Ханичайл к себе и в душе надеясь, что так оно и будет всегда.

Глава 13

Роузи вскоре вспомнила о пятидесяти девяти тысячах долларов, которые унаследовала от Дэвида. Она поехала в Сан-Антонио и купила себе новенький сверкающий автомобиль марки «додж» и целый ворох новых нарядов: шелковые платья, кожаные туфли на высоких каблуках и с полдюжины самых модных шляп. Затем она доехала на поезде до Хьюстона, сняла номер в отеле «Уорик» и снова отправилась по магазинам, на этот раз купив себе норковое манто, которое всегда обещала купить себе при первой возможности. Смело отправившись в салон красоты, она подстригла свои длинные светлые волосы, сделала короткую модную прическу и снова прошвырнулась по магазинам, покупая помаду, тени, пудру. Не отказала она себе в удовольствии купить самый большой, какой только был в магазине, флакон французских духов.