«Мы от рода русского…» - Андрей Сахаров

Если вычесть из договора сюжеты, связанные с недавней греко-персидской войной, которые - что вполне естественно - доминируют в соглашении, то мы увидим знакомую картину: те же вопросы торговли, посольских обменов, установление порядка разбора имущественных споров и т. д. И в этом смысле Русь четко восприняла международные нормы, хотя рассмотренные соглашения были отделены друг от друга долгими столетиями. За эти века Русь поднялась в своем развитии до высот, на каких уже прежде стояли крупные государства прошлого, и договор 911 года закономерно отразил ее достижения в области экономики, развития социальных отношений, формирования «закона русского» в других сферах социально-экономической, политической, культурной, военной жизни. И в этом смысле значение первого письменного для Руси договора трудно переоценить.

Но руссы не остановились на уровне греко-персидского договора. Они пошли дальше. Договор стал поистине вершиной тогдашней дипломатии. Кто определил эту его вершинность? Греки, руссы? Трудно сказать. Конечно, мы не должны забывать об огромном международном опыте византийцев, об их невероятной искушенности в дипломатических делах, и все же мы чувствуем, как Русь вливала свое дипломатическое вино в старые мехи великой империи - привносила в статьи договора свой расчет, свои государственные интересы, свой масштаб.

Если мы даже бегло сравним два этих договора, то сразу же заметим, что они разнятся по своей структуре. Греки и персы по существу отделили конкретные статьи от соглашения о мире, которое было оформлено особым документом. Утвердительная часть договора вошла в состав конкретных статей.

По-иному выглядит русско-византийский договор: здесь есть введение, в котором названы послы, заключившие договор, лицо и государство, интересы которых они представляют, а также государство и лица, с которыми заключено соглашение. Здесь же сформулирована общеполитическая цель договора - мир, добрососедские отношения между двумя странами. Затем идет непосредственное содержание самого договора, его статьи, а также порядок его утверждения и клятвы сторон. Третья часть договора заключительная; она содержит дату подписания документа. Эта «классика» на долгие столетия сохраняется как неотъемлемая часть дипломатических соглашений, и договор 911 года, вобрав в себя предшествующий опыт веков, одновременно явился в этом смысле предтечей позднейших дипломатических документов.

Мы помним, что в 907 году греки еще великодушно даровали Руси хрисовул - льготы, где помечены лишь обязательства Византин.

Прошло лишь четыре года, но как разительно изменились отношения между странами: здесь нет ничего похожего на односторонне дарованные льготы. Напротив, договор проникнут идеями равноправия, Русь пытается встать вровень с великой империей.

Еще раз всматриваемся в статьи договора: два государства представлены во введении договора - «;Русь:» и «-Грекы:». Русь обязуется поддерживать мир, и, хотя текст договора идет от русской стороны, поскольку это русский вариант, в нем говорится: «Тако же и вы, гре-кы, да храните тако же любовь ко княземъ нашим светлым рускым».

Главы о «проказах» также пронизаны обязательствами каждой из сторон. В первой же главе, посвященной наказаниям за преступления, идет речь о том, что в случае его недоказанности обе стороны должны клясться по своей вере. Убийство карается смертью и для русса, и для грека. И в ответственности за воровство, грабеж и побои вновь предстают две стороны - руссы и «христиане», т. е. греки («аще украдеть что любо русин у хрестьянина, или паки хрестьянинъ у русина…»). В случае кораблекрушений обязанность помогать потерпевшим возлагается на обе стороны. Мы могли бы этот список продолжить: Русь и Византия выступают равноправными партнерами в статьях об ответственности за взятый долг, о выкупе пленных («аще полоняникъ обою страны держим есть или от Руси, или от грекъ…:») и в других. Некоторые статьи содержат лишь обязательства греков, но это связано с их содержанием. Так, Византия разрешает руссам служить в императорской армии после оказания союзной помощи. В другом случае видим обязательства лишь Руси - в статье, которая касается возвращения руссами захваченных в плен греков за выкуп по установленной цене в 20 золотников.

И в конце договора мы снова видим обе договаривающиеся стороны. Там говорится, что «мир» записан «на двою харатью:-1-, т. е. оформлен в виде двух грамот. Одна из них удостоверена византийским императором и передана русским послам. На другой же клялись русские послы, и она была передана византийцам. Любопытно, что и в случае с греко-персидским договором, абсолютно равноправным для обоих государств документом, и греки, и персы также изготовили два варианта договора - на греческом и персидском языках. С этих двух оригиналов были сделаны копии; затем каждый передал другой стороне заверенный оригинал на своем языке. Но для памяти каждый взял себе и копию этого экземпляра.

То же и здесь: вырабатываются два варианта - на русском и греческом языках. Византийский император Лев VI подписывает греческий оригинал и передает его Карлу и его товарищам, а те, в свою очередь, подписав русский вариант договора, передают его грекам, но оставляют себе копию этого документа. Эта копия, видимо, и была взята летописцем из княжеского архива и вписана в текст «Повести временных лет».

Теперь нам становится понятным начало грамоты- «Мы от рода рускаго…»; проясняются и другие подобные же пассажи, идущие от русской стороны: «да умиримся с вами, грекы…», «мы же кляхомся (клянемся) ко царю вашему…» и т. д.

Мы никогда не видели и, наверное, никогда не увидим самого оригинала этой грамоты, как и оригинала византийского документа, но можем предположить, что греческий вариант договора шел от имени трех византийских императоров, «мы» - там были греки, и подписан он был правящим императором Львом VI Философом. Наверняка этот греческий оригинал находился в русском великокняжеском архиве и безвозвратно погиб и пламени пожара вместе с русской копией, драгоценный тегхт которой сохранил для нас великий Нестор и другие летописцы, работавшие над «Повестью временных лет» вслед за ним.

А теперь хочется вернуться к статье договора, которая говорит о разрешении русским воинам ссвоею волею» оставаться на службе в Византии после того, как они отбудут там службу государственную, службу Руси.

Здесь совершенно очевидно сохранились следы военно-союзного русско-византийского договора. Когда он был заключен? Видимо, в 907 году возобновилась договоренность прежняя, пятидесятилетней давности. Но там мы лишь предполагали этот сюжет, конструировали его, исходя из реальностей тогдашних русско-византийских отношений. Теперь же он приобрел законченную форму письменной статьи нового договора: «Егда же требуетъ на войну итн…» По просьбе византийского императора руссы должны были направить в помощь грекам свое войско. В свете этой договоренности становится понятным появление в византийской армии, ведущей борьбу с арабами, русского отряда в 911 году, удар русской рати на Закавказье, где действовали сателлиты Арабского халифата - противника Византии - в 912/13 году. Становится понятна и угроза, с которой обратился в адрес Болгарии константинопольский патриарх Николай Мистик, пообещавший наслать на болгар -..скифские племена» и среди них «Русь».

И все же, хотя успех был налицо и Русь многого добилась в смысле упрочения своего суверенитета в переговорах, возвышения собственного государственного престижа, ей и в 911 году не удалось полностью встать вровень с Византией. Византийские послы не появились в Киеве, Олег не ратифицировал самолично договор. Да и в тексте соглашения Олег неоднократно именуется просто «светлостью», «светлым князем». Случайно ли это? Думается, что нет. Вопрос о титуле главы того или иного государства в древности и средневековье играл принципиальную роль, и неспроста греки в своих обращениях к окрестным владыкам тщательно дозировали степень своего уважения. В византийской дипломатии существовал тщательно разработанный ритуал таких обращений, который греки неукоснительно проводили в жизнь. И изменить этот порядок можно было только силой.

Что касается Руси, то в своем труде «О церемониях:) император Константин VII Багрянородный, тот самый, который в год приезда русского посольства ребенком вступил на престол, учил позднее своего сына и соправителя Романа, как следует обращаться к великому киевскому князю: «Грамота Константина и Романа, христолюбивых императоров римских, к архонту Руси». Титул архонта был невысок. Скажем, к франкскому владыке было рекомендовано обращаться совершенно по-иному: «К светлому царю франков». А титул архонт, дошедший в Византию из древнегреческих полисов, соответствовал владетелю невысокой руки. И русский архонт - князь Олег - именовался просто «светлостью». Не более.