Белый шайен. Длинный Нож из форта Кинли. Их мечтой была Канада. Золото гор Уичита. Токеча - Сергей Юров

Отдохнув, я снова тронулся в дорогу. Вскоре начались поросшие лесом хребты Биг-Хорнс. Я углубился в первозданную чащу под свист проснувшихся птиц и начал искать пути к верхним этажам хребта. Скоро я нашел, что искал. Это была узенькая звериная тропа, терявшаяся в нагромождении скал и холмов. Я стал медленно по ней подниматься. Она была едва заметной и вилась по крутому склону на вершину утеса, покрытого березой, осиной и карликовым вязом.

Взобравшись на него, я бросил внимательный взгляд на восток, на свой пройденный путь. Сейчас он был безлюден, как и любое другое место восточных отрогов Биг-Хорнс. Потом я огляделся в надежде отыскать что-то похожее на убежище. Вдруг мой взгляд упал на горную куропатку, которая, не замечая меня, преспокойно кормилась чем-то вблизи обрыва. Голод гут же дал о себе знать. Подняв с земли увесистый камень, я осторожно стал подкрадываться. Когда до птицы оставалось не более двадцати ярдов, я резко метнул в нее камень. Удар был точен, но куропатки пропал и след: вместе с камнем она упала с обрыва.

– Проклятье! – вырвалось у меня. – Придется за ней спускаться.

Подойдя к краю обрыва, я заглянул вниз. Вместо того чтобы увидеть птицу на дне ущелья, я обнаружил ее в ветвях карликового вяза, торчавшего из расщелины. Это цепкое дерево росло в восьми футах от края обрыва, а чуть выше торчал узкий выступ горной породы.

Я закинул пояс с ножом и томагавком за спину и осторожно опустился на этот выступ. Когда я лег на него, чтобы снять с ветвей птицу, моим глазам открылась незабываемая картина. Прямо под выступом, скрытое от мира густой кроной карликового вяза, зияло отверстие пещеры.

Ох, и порадовался я этой находке! Вот где было то самое искомое место.

Я без труда достал куропатку, заткнул ее за пояс и, ухватившись руками за крепкий ствол вяза, спрыгнул на порог пещеры.

Она была небольшой, всего несколько футов в диаметре.

«Вполне подходящее укрытие для такого бедолаги, как я», – подумалось мне.

Немного передохнув, я начал размышлять над тем, как мне приготовить завтрак из подбитой куропатки. Ни кремня, ни тем более спичек у меня не было. Разве что попробовать добыть огонь самым древним способом? О нем мне когда-то рассказывал Том Уокер. Желание отведать жаркое стоило того, чтобы сделать попытку.

Я поднялся на вершину утеса и, раздобыв все необходимое, тем же способом спустился в пещеру.

Прежде всего, я заострил ножом сухой сук сосны, превратившийся в добротное сверло. Затем в куске сухой березы проделал неглубокую дырку. Наложив вокруг нее древесных волокон, я приступил к осуществлению своего замысла. Взяв в руки деревянное сверло, я воткнул заостренный конец сквозь волокна в дырку и, крепко зажав между ладоней тупой конец, быстро начал вращать сверло. После продолжительных усилий сначала появился легкий дымок, а потом и крошечный язычок пламени. Вскоре у меня горел аккуратный костерок, на котором было приготовлено вкуснейшее жаркое. Во время жарки я не спускал глаз с востока, готовый в любой момент затушить костер. Но преследователей нигде не было видно, и я довел дело до конца.

Утолив голод, я свалился прямо на дно пещеры и крепко заснул.

Я проснулся, когда солнце уже опускалось за западные горы. Опять посмотрел на восток и увидел то, чего так страшился: едва видимые точки в безлесных предгорьях, которые двигались. Четверо пауни шли той же дорогой, что и я, а значит – по моим следам!

Мои предчувствия оказались верными.

К счастью, над хребтами Биг-Хорнс уже опускались сумерки. Я мог чувствовать себя в безопасности до наступления утра.

А что же потом?

Следя за движущимися индейцами, я прокрутил в голове складывающуюся обстановку. Итак, как я и предполагал, среди пауни нашлись воины, проследившие мой путь. Без сомнений, они были опытными ищейками. Если они сели мне на хвост, то будут держаться до последнего. Вот это меня и тревожило. Первоначальная радость того, что я обрел для себя убежище, постепенно сменилась неподдельным беспокойством. В любом случае, пауни выйдут на утес утром. Что же они обнаружат? Естественно, мой след, терявшийся на бровке обрыва Но даже будь они самыми темными людьми в своем племени, следопыты вряд ли поверят в мое вознесение на небеса с отвесной скалы. Они посмотрят вниз и увидят выступ горной породы…

– Черт побери! – выругался я, с внутренней дрожью представив, как расписанное боевыми красками лицо пауни заглядывает в мою пещеру.

Я продолжал следить за индейцами, пока темная стена лесов не поглотила их.

Затем я прилег, но не для того, чтобы уснуть, нет, спать я не имел права. В моей голове зрели кое-какие задумки, и я рассчитывал, что до наступления рассвета они выстроятся в четко разработанный план.

За два часа до зари я стряхнул с себя сонливость и встал на ноги. Они по-прежнему болели. Но нужно было забыть о боли, ибо на карту ставилась моя жизнь.

Я поднялся на утес и спустился в лес той же тропинкой, что привела меня наверх.

Я осторожно пошел по лесу. Луна мягко разливала бледный свет сквозь густой шатер листвы. Предутренний ветерок слегка шевелил кронами деревьев, словно боясь потревожить глубокий сон лесных обитателей. В эти часы все живое, казалось, вымерло. Ни звука, ни движения, ничего, кроме темной громады леса, купавшегося в мягком лунном сиянии.

Я шел туда, где, по моим расчетам, четверо пауни разбили свой ночной бивак. Запах от дыма костра безошибочно вел меня в нужном направлении.

Только мерцающие звезды и бледная луна могли видеть мою темную фигуру, неслышно, но уверенно приближавшуюся к лесной опушке. И одинокий койот, быстро исчезнувший с пути ночного скитальца.

Морщась от постоянной боли, я медленно, но неотвратимо брел между вековых деревьев к цели. Я старался ступать, насколько это было возможно, беззвучно, вздрагивая всякий раз, когда ломался под моими ногами сучек или стебель.

Наконец я достиг того места, где темная стена леса отступала перед высокими травами лесной опушки. Пробравшись к краю низкорослого подлеска, я выпрямился во весь рост. Моим глазам открылась круглая поляна, в центре которой горел небольшой костер. Трое пауни, протянув к нему ноги, спали, закутавшись в одеяла.

«Откуда на них одеяла? – Возник у меня вполне закономерный вопрос. – Ведь во время гонки на них ничего не было, кроме легин и летних охотничьих курток!».

Четвертый индеец, прислонившись спиной к огромному валуну, торчавшему в дальнем от меня конце поляны, стоял на страже.

Идиллическая картина индейской стоянки! Но я пришел за тем, чтобы нанести на нее последний, нужный мне штрих.

Я пристальнее присмотрелся к часовому, и холодок страха заморозил мне рот. Индеец, не отводя глаз, смотрел на меня! Я затаил дыхание, боясь даже моргнуть, и вздохнул с облегчением, когда пауни, сменив позу, отвернулся.

«Черт возьми, как он заметит меня, если я стою в тени леса?!»

Мысленно выругав себя за беспричинный страх, я отступил в чащу подлеска и с той же осторожностью обогнул поляну, чтобы выйти на нее позади валуна.

Сначала надо было расправиться с часовым, а потом уж приниматься за спящую троиц) у костра. Однако снять часового во враждебной для него стране – нелегкое дело. Ждать, пока он задремлет, не имело смысла: в малочисленных военных отрядах ночная стража всегда исполняла свой долг исправно. Здесь нужна была хитрость, и после недолгих размышлений мне на ум пришли некоторые соображения.

Вокруг лежало множество небольших камней, и я. подобрав один из них, неслышной поступью приблизился к задней стенке валуна. Бросив камешек в сторону и услыхав его падение, я тут же выглянул из-за валуна. Краснокожий не был глухим. Он тоже услышал падение камешка. Он смотрел в противоположную от меня сторону, его тело, до этого такое расслабленное, напружинилось. Его поза напоминала стойку пумы, готовой к прыжку. Армейское одеяло, облегавшее мускулистую фигуру, у меня на глазах медленно сползло на землю. Это был тот момент, когда нельзя было терять и секунды. Я рванулся к индейцу и погрузил лезвие ножа ему в спину. Он резко выгнулся и захрипел. Я зажал ему рот ладонью и не отпускал до тех пор, пока его тело не вытянулось на земле.

Вытащив нож, я лег на землю и пополз к спящим пауни. Приблизившись к самому ближнему, я неслышно поднялся на колени. Он спал глубоким сном. Его грудь методично вздымалась и опускалась. Узкое скуластое лицо, расписанное боевыми красками, хранило безмятежное выражение. Отличительный знак племени – выбритая на висках голова со скальповой прядью – была утыкана короткими орлиными перьями. Я недолго любовался им и точным ударом ножа в сердце отослал его дух во владения Ти-ра-вы, верховного божества народа пауни.

Он умер тихо, как и двое других индейцев, отдавших божеству души после моих выверенных ударов. Не прошло и минуты, как все было кончено.

Немного успокоившись, я увидел, что пауни были снабжены не только одеялами. Возле одного лежали кожаные парфлеши, набитые пеммиканом. Подле другого – кисеты с трубкой и табаком. Рядом с третьим покоилось огнестрельное оружие – карабин системы «спенсер», похожий на тот, что остался в седельной кобуре Маркиза! Откуда все это?