Ищи на диком берегу - Джин Монтгомери

Синие мундиры солдат казались серыми от пыли, серыми были и их лошади.

Солдат, державший под прицелом Захара, повел ружьем, показывая на нож, отрывисто скомандовал что-то, обнажая черные корешки зубов.

Захар посмотрел в сторону моря. Шлюпка уже подгребала к «Елене». Поднятые паруса наполнялись. Итак, береговая партия была брошена на произвол судьбы. Неужто капитан умышленно отправил их в западню? Мысль о подлом предательстве оглушила Захара, подавила волю к сопротивлению.

Он уронил нож, скинул веревку с плеч. Тайин уже отшвырнул топор.

Два солдата спешились, проверили, нет ли у них оружия, пинками и затрещинами заставили их стать в один ряд.

А потом их погнали. Руки связаны за спиной, лодыжки спутаны сыромятными ремнями, которые не давали им идти широким шагом. Связанные одной длинной веревкой, пленники шли цепочкой на расстоянии полутора-двух шагов друг от друга. Первым оказался Тайин, за ним шел Захар.

Впереди ехали два солдата. Чернозубый (похоже, он был у них за старшего) привязал конец веревки к луке своего седла. Двое остальных замыкали колонну.

Они начали подниматься вверх по склону. Чтобы не отставать от всадников, приходилось бежать рысцой. Захар был в рубахе, штанах и в сапогах, которые защищали его лодыжки от ремней. На алеутах же были старые штаны, обрезанные у колен, да рваные рубахи. Захар все время видел перед собой короткие мускулистые ноги Тайина с мозолистыми подошвами. Путы из плетеных ремешков при каждом шаге врезались в его щиколотки.

Час за часом испанцы гнали их вперед под палящим солнцем. Пыхтя, пленники взбирались на очередной холм, вниз спускались бегом, чтобы не отставать от лошадей. Захар брел спотыкаясь, отупевший от жажды, горячий воздух обжигал пересохшую глотку. От разгоряченных лошадей несло потом.

Когда жара стала совсем невыносимой, люди начали падать. Упавшие с трудом поднимались на ноги; чтобы помочь им встать, остальные всем телом наваливались на веревку. Один из солдат то и дело проезжал вдоль колонны и подстегивал валившихся с ног людей плетью.

Захар упал на вершине каменистого холма. Цепочка людей дернулась и остановилась. Захар стоял на коленях, свесив голову на грудь, тяжело дыша. Тут же словно огненный язык лизнул его спину. Захар закричал от боли и вскочил. Солдат поглядывал на него с лошади с легкой жестокой усмешкой, от которой задрался кверху клинышек его черной бородки.

— Вамос![9] — скомандовал погонщик, и новый удар плетью ожег Захара.

Захар потащился вперед, неловко переставляя спутанные ноги…

По дну лощины, поросшей ольхой, лениво катился ручей. Чернозубый спешился, чтобы стеречь пленников, пока остальные испанцы набирали воду в большие плоские фляги. Потом они ввели в воду лошадей. Пленники облизывали пересохшие губы, глядя, как лошади тянут воду.

Захар стоял с опущенной головой и пытался стряхнуть с бровей пот, заливавший глаза. Его одежда пропотела насквозь, струйки пота стекали по спине и ногам.

Наконец лошади напились досыта. Солдаты вывели их на берег и привязали к деревьям. Чернозубый махнул рукой, и цепочка людей спустилась к воде.

Тогда Тайин заговорил. Он что-то сказал по-испански Чернозубому, стоявшему над ними на берегу. Тот удивленно взглянул на него.

Тайин торопливо произнес в сторону Захара:

— Я ему говорю: развяжи руки, дай напиться.

Чернозубый возразил что-то. Тайин отвечал серьезно, убедительно. Захару он объяснил:

— Он говорит: поклянись, что не убежишь. Я клянусь. Он глупый: куда бежать?

Солдат спустился вниз, прошелся вдоль цепочки, сдернул веревки с рук.

Как только Захару развязали руки, он бросился в ручей. Вода еще не успела отстояться, со дна клубами поднималась муть. Захар зажмурился и припал к воде. Он пил жадно, захлебываясь, поднимая голову только для того, чтобы перевести дыхание. Наконец он поднялся, чувствуя, что больше в него не войдет ни глотка. И тут же его стошнило. Задыхаясь, мучительно кашляя, он извергал из себя мутную воду. Позже, когда ему полегчало, а вода в ручье посветлела, он напился снова, но более осторожно. Потом оторвал от подола рубахи полоску, смочил ее и повязал вокруг лба.

Пленным разрешили передохнуть. Солдаты сняли седельные сумки, расположились в тени и принялись за еду. Ружья лежали у них под рукой.

Захар смочил водой запястья, на которых веревка оставила глубокие следы, и повернулся к Тайину. Тот растянулся навзничь на грязном глинистом берегу, усыпанном галькой. Остальные алеуты тоже распластались на берегу и, казалось, спали. Полуприкрытые веками глаза Тайина мерцали желтым блеском.

— Откуда ты знаешь испанский? — вполголоса спросил Захар. Общая беда заставила Захара забыть неприязнь к Тайину. Не открывая глаз, Тайин ответил:

— Испанский корабль разбился. Дома, на Кадьяке. Я брал матроса домой. Мало-мало научился.

Захар отжал мокрые волосы, расчесал их пальцами и стал разглядывать солдат. Судя по всему, испанцы долго были в пути и заранее к нему приготовились. Переметные сумы были набиты припасами. К задним лукам их высоких седел приторочены скатанные одеяла; палаши, пики, чехлы ружей туго притянуты к седлам ремнями. Плоские широкополые шляпы надежно защищали солдат от солнца. Мундиры, чепраки, чехлы фляг были темно-синего цвета, на прочей экипировке виднелись синие значки.

Захар повернулся к Тайину:

— Как ты думаешь, это те самые? Те, что стреляли в нас тогда, у водопада?

Тайин уселся и стал разглядывать испанцев, задумчиво щуря желтые глаза.

— Может быть.

— Провалиться мне на этом месте, если это не они! Они все время шли за нами берегом. Мы ведь всегда видали четверых. Помнишь?

— Может быть. — Глаза Тайина заблестели. — Дэмбостон видел. В трубу.

— Ты думаешь, он знал, что испанцы близко? — Захар с шумом втянул в себя воздух. — И послал нас на берег, чтобы они нас взяли?

— Капитан всегда смотрит в трубу. Зачем, как думаешь? Золото ищет, да?

Захар засопел.

— Годви решил от нас избавиться после того вечера у Сан-Франциско. И послал нас прямо в лапы к испанцам.

— Погоди, Дэмбостон, мы еще увидимся! — проворчал Тайин. Он выругался на своем родном языке, руки его заходили ходуном.

Захар глядел на эти короткие сильные пальцы, на ладони, блестящие от мозолей, на толстые безволосые запястья, покрытые красными рубцами. В душной тени, испещренной солнечными пятнами, Захара пробрала дрожь: ему казалось, он видит, как Тайин скручивает шею Дэмбостону, отрывает ему голову.

Испанцы велели им стать в ряд, снова связали их в цепочку, погнали быстрым шагом, то и дело переходящим в бег. После короткой передышки жара казалась еще невыносимее.

Захар изнемогал. Спотыкаясь, он брел вслепую, ориентируясь только по стуку копыт, дребезжанью уздечек и скрипу кожаных седел. Когда к нему пришло второе дыхание, он попытался разглядеть окрестности. Они шли на юг, удаляясь от берега. Тайин, мерно топавший перед ним, тоже внимательно изучал эти выгоревшие рыжие холмы. Захару они казались совершенно одинаковыми.

К вечеру люди едва держались на ногах. На привале пленники свалились кто где стоял, только Тайин еще держался. Захар упал на колени, перекатился на бок и словно провалился в обморочный сон.

Среди ночи Захар проснулся от холода, оцепенения и боли. Вокруг раздавался храп. Лошадь заржала, забренчала уздечкой. Оранжевым глазом подмигивал сквозь тьму тлеющий костер. Невыносимо болели онемевшие руки, скрученные за спиной. Щекой он ощущал твердость каменистой почвы. Захар чуял воду где-то поблизости, но не было сил добраться до нее. Когда он перекатился на другой бок, руки захрустели под тяжестью собственного тела. Но еще тяжелее давило ощущение безнадежности. Одни предали его, другие поймали и погнали бог знает куда. Захар заплакал. Слезы стекали со щек прямо на землю. Потом он уснул.

На рассвете птицы разбудили его веселым щебетом. Оказалось, они ночевали в дубовой роще, на берегу ручья. Солдаты развязали им руки, позволили напиться и умыться.

Они тронулись в путь. Второй день был страшнее первого. Испанцы гнали их в немыслимом темпе. И, как ни странно, они это вынесли. На вечернем привале у родника большинство из них еще могло держаться на ногах. Им развязали руки и впервые дали поесть.

Каждый получил по пригоршне сушеных кукурузных зерен. Захар набил ими рот и заработал челюстями. Не успел он опомниться, как проглотил всю порцию. Он напился воды из родника и сидел, разочарованно уставившись на пустые ладони.

А Тайин все еще ел. С убийственной медлительностью этот желтоглазый алеут брал с ладони по одному, по два зернышка. И жевал их, жевал, словно у него был полон рот мяса. Кукурузу он то и дело запивал водой. Это была долгая трапеза. Захар наблюдал за ним, и во рту у него сбегались слюни. Когда наконец с ладони Тайина исчезло последнее зернышко, Захар протяжно вздохнул.