Шесть мессий - Марк Фрост

— Как вас зовут?

— Дитер. Дитер Бох, сэр.

— Вы хороший человек, Дитер.

— Спасибо, сэр.

Светящиеся следы вывели их по лестнице на заднюю палубу, и в студенистом сумраке Дойлу показалось, что он разглядел фигуру крупного человека, стоявшего в дальнем конце палубы, у самого кормового ограждения. Дойл потянулся за пистолетом, но очередная волна сильно качнула судно. Он зашатался, пытаясь сохранить равновесие, а когда справился с качкой, у поручня уже никого не было. Механик, как оказалось, вообще никого не видел. Они двинулись дальше. Большие пробелы между следами беглеца указывали на то, что человек в черном мчался со всех ног. Отпечатки вели прямо к краю верхней палубы и там резко обрывались.

— Он выпрыгнул за борт?

— Похоже на то, — сказал Дойл.

— Прямо в воду? — спросил Бох, беспокойно глядя на возвышавшиеся гребни волн. Как многие моряки, он жил в постоянном страхе перед океаном. — Но зачем было этому человеку так делать?

«Действительно, зачем? Почему двое покончили с собой, вместо того чтобы сдаться в плен? И все это из-за книги?»

Они спрятали книгу в надежный корабельный сейф и приставили к нему круглосуточную охрану. Подвязав раненую руку, Хоффнер вернулся на мостик, собрал своих офицеров и велел провести покаютный обыск. Как и предсказывал Дойл, одного из помощников капитана нигде не смогли найти, хотя многие утверждали, что видели его — молодого привлекательного блондина — на палубе после того, как начался шторм.

Механики набились в машинное отделение, им наконец удалось завести аварийный генератор. Свет загорелся, и, как только двигатель заработал на четверть мощности, капитан направил «Эльбу» прямо в пасть шторма.

В то время как команда прилагала усилия к тому, чтобы починить главный генератор, пассажирам было предписано оставаться в своих каютах и запереться изнутри; в качестве объяснения этим мерам безопасности были предложены шторм и падение мощности генератора. Об убийцах, которые, как предполагалось, еще находятся на борту, разумеется, не было сказано ни слова. Охранники, выставленные в коридорах, контролировали любые возможные передвижения, а Дойл, Иннес, Штерн и Пинкус (Дойл предпочитал терпеть общество журналиста, чем упустить его из виду) собрались в каюте Штерна вокруг керосиновой лампы и тела покончившего с собой убийцы в черном одеянии.

Когда с него сняли маску, оказалось, что это был мужчина около тридцати лет, с подстриженными прямыми черными волосами и смуглым широколобым лицом — как предположил Дойл, яванец или филиппинец. На сгибе левой руки имелась небольшая, но отчетливая татуировка: кружок, разорванный тремя зигзагами молнии. Этот рисунок в точности соответствовал изображению, нацарапанному на стене над телом Зейлига. Тщательно изучив кожу мертвеца, Дойл, однако, понял, что это вовсе не татуировка, а след ожога — клеймо вроде того, какие ставят на скот.

Одежда человека была изготовлена из простого черного хлопка. При нем оказалось шесть единиц рассованного по рукавам и штанинам оружия — ножи, двуствольный крупнокалиберный пистолет, из которого он застрелился, а также тонкая проволока, обмотанная вокруг его пояса, — смертельная гаррота. Шрамы рассекали его расплющенные костяшки пальцев, на теле имелись следы ножевых ран. Бывалый воин, умение которого вести рукопашный бой испытали на себе Иннес и Дойл. Вывод был прост — это холодная, расчетливая машина для убийства, и нет никаких оснований полагать, будто его оставшиеся в живых сообщники менее опасны.

Дойл накрыл труп простыней. Из-за шторма всем четверым приходилось постоянно хвататься за переборки или койки.

— Вы так ничего и не объяснили, мистер Дойл, — сказал Штерн. — Как книга Зогар оказалась в вашей каюте?

— Вместе с таблетками, зашитыми в подкладку пиджака мистера Зейлига, я нашел этот ключ. — Дойл продемонстрировал всем названный предмет. — Очевидно, это не ключ от вашей каюты или какой-то другой каюты, хотя на нем есть штамп «Эльбы». — Он указал на крохотную эмблему корабля.

— От чего же он? — нетерпеливо спросил Пинкус.

— Я вставлял его в каждый замок, который мог найти подходящим в этой каюте. Позади гимнастического зала находится редко используемое складское помещение — его ни за что не заметить, если только не искать специально: у входа туда каждое утро громоздятся шезлонги и подушки для сидений. Ключ открывает эту дверь. Внутри небольшого помещения я обнаружил сдвигающуюся деревянную панель, а за ней, в нише, несгораемый шкаф. Вчера вечером мистер Зейлиг вытащил книгу из ее первоначального тайника — матраса, кстати, неудивительно, что он так неохотно покидал каюту, — и положил ее в этот шкаф. Это было сделано после того, как — этот разговор я случайно услышал — капитан отказался поместить книгу в корабельный сейф.

— Я понятия не имел… — начал Штерн.

— Конечно. Должно быть, он перепрятал ее, когда вы пытались договориться со мной перед сеансом, вчера вечером, примерно за час до убийства.

— А как же злодеи смогли убить его, не прикоснувшись к нему? — спросил Иннес.

Дойл достал из кармана два маленьких бумажных пакета и, открыв их, показал остальным.

— Когда вчера вечером мы обнаружили тело мистера Зейлига, я нашел маленький комок глины внутри каюты, у двери. А сегодня вечером такой же комочек глины был мною обнаружен в одном из гробов.

— И какое отношение имеет этот маленький комочек к цене на пиво? — спросил Пинкус с бесцеремоностью бывалого журналиста.

— Мистер Зейлиг был более религиозным человеком, чем вы, я правильно понял, мистер Штерн? — спросил Дойл.

— Да.

— Значит, я не ошибусь, предположив, что как верующий иудей он хорошо разбирался во многих аспектах иудейской истории и мифологии?

— Совершенно верно.

— Справедливо ли будет с моей стороны также сказать, что мистер Зейлиг относился к изучаемому предмету не с чисто академическим интересом, но принимал эти знания очень близко к сердцу?

— Определенно — но к чему вы клоните?

Дойл понизил голос и подался вперед над фонарем, отчего свет снизу очерчивал его лицо самым зловещим образом.

— Мистер Штерн, вы знакомы с легендой о големе?

— Големе? Да, конечно, я имею в виду — поверхностно; отец много раз рассказывал мне эту историю, но в детстве.

— Голем? А что это такое? — заинтересовался журналист, от которого, хоть его целый час отчищали жесткой щеткой, продолжало исходить зеленоватое свечение.

— Слово «голем» происходит от древнееврейского слова, обозначающего зародыш или утробный плод. Говорят, именно так назвал Яхве Адама, когда в Эдеме вылепил его из праха земного.