Колдовской Мир - Андрэ Нортон

Его пергаментная кожа была смуглой и гладкой, как будто искусство бальзамировщика превратило ее в дерево. Черты полускрытого лица свидетельствовали о могучей воле и душевной силе, орлиный нос преобладал над остальными чертами. Подбородок маленький, заостренный, закрытые глаза посажены глубоко. Как будто далеким предком этого человека был не примат, а птица.

К тому же его одежда под слоем пыли была сделана из материала, похожего на перья. Стройную талию охватывал пояс, а на коленях лежал топор такого размера, что Саймон усомнился, мог ли мертвец поднимать его.

На голове сидящего была усыпанная драгоценностями корона. На пальцах, сжимавших рукоять топора, блестели кольца. И на всем этом лежала печать такой чуждости, что Саймон остановился, не доходя двух шагов до помоста.

— Вольт! — возглас Йивина походил на вопль. Он заговорил что-то на непонятном языке; Саймону показалось, что это молитва.

— Подумать только, легенда оказалась правдой! — Корис стоял рядом с Трегартом. Глаза его ярко горели, как ночью, когда они уходили из Салкаркипа.

— Вольт? Неужели? — повторил Саймон, и человек из Горма ответил нетерпеливо:

— Вольт-Топор! Вольт, гремевший громами! Вольт, которым и теперь пугают детей по вечерам! Эсткарп древен, его знания восходят к доисторическим временам. Но Вольт старше Эсткарпа! Он из тех, кто жил до человека, каким человек стал сегодня. Род его вымер до того, как человек вооружился дубиной и камнем против зверей. Но Вольт пережил свой род и знал первых людей, и они знали его — и его топор! Вольт в своем одиночестве пожалел людей и топором прорубил дорогу к знаниям и величию, прежде чем тоже ушел от них. В некоторых местах Вольта вспоминают с благодарностью, хотя и боятся его, как всего непонятного. А в других — ненавидят великой ненавистью, потому что мудрость Вольта боролась с их глубочайшими желаниями. И мы вспоминаем Вольта с молитвами и проклятиями, он и бог, и демон. И вот мы убеждаемся, что он был живым существом и в чем-то похожим на нас. Впрочем, может, с другими способностями, свойственными его расе.

— Вольт! — Длинная рука Кориса взметнулась в салюте. — Я, Корис, капитан Эсткарпа и его гвардии, приветствую тебя и сообщаю, что люди не очень изменились с тех пор, как ты ушел от них. Мы по-прежнему воюем, и мир у нас редок. А сейчас, возможно, наступает окончательная ночь. Она идет из Колдера. И поскольку море лишило меня оружия, прошу тебя отдать мне твое! И если нам удастся снова встать лицом к лицу с колдерами, я докажу, что взял топор не напрасно!

Он поднялся на ступеньку и протянул руку. Саймон услышал приглушенное восклицание Йивина, шумное дыхание Танстона. Но Корис с улыбкой взялся за рукоять топора и осторожно потянул его к себе. Сидящая фигура казалась такой живой, что Саймон невольно подумал: вот-вот она сожмет руки и потянет оружие назад. Но топор подался легко, как будто тот, кто много поколений держал его, отдавал охотно. Саймон ожидал, что рукоять рассыплется в руках Кориса. Но капитан взмахнул топором и опустил его, остановив лишь в дюйме от каменного помоста. В его руках оружие ожило, стало податливым и прекрасным.

— Спасибо, Вольт! — воскликнул Корис. — С ним я одержу немало побед, никогда раньше руки мои не держали такое оружие. Я Корис из Горма, Корис-безобразный, Корис-злополучный. Но с твоими добрыми пожеланиями, о Вольт, я стану Корисом-завоевателем, и твое имя снова прозвучит по всей земле!

Возможно, звук его голоса поколебал столетиями неподвижный воздух; это было единственное рациональное объяснение, которое Саймон смог дать последующему происшествию. Сидящий человек, казалось, кивнул, один раз, второй, как бы соглашаясь со словами Кориса. Затем тело, которое лишь секунду назад казалось таким прочным, на их глазах начало распадаться.

Йивин закрыл лицо руками, Саймон подавил восклицание. Вольт — если это был Вольт — исчез. Лишь пыль на кресле и топор в руках Кориса остались от него. Танстон, этот невозмутимый человек, заговорил первым, обращаясь к своему командиру:

— Его долг выполнен, капитан. Теперь начинается ваш. Хорошо, что вы взяли оружие. И я думаю, оно принесет нам счастье.

Корис еще раз взмахнул топором, искусно повернув в воздухе лезвие. Саймон отвернулся от пустого кресла. С самого своего появления в этом мире он был свидетелем волшебства его обитателей и принимал его как должное. Принял он и последнее событие. Но даже обладание знаменитым топором Вольта не принесло им ни воды, ни пищи, и он сказал об этом.

— Верно, — согласился Танстон. — Если другого выхода отсюда нет, придется вернуться к берегу и попробовать что-нибудь иное.

Но выход был. За креслом в стене виднелся арочный проход, забитый землей и обломками камня. Они принялись работать, используя ножи в качестве орудия. Даже для отдохнувших людей это была тяжелая работа. И лишь недавний ужас перед морем удерживал Саймона. В конце концов они расчистили небольшой проход и оказались перед дверью.

Дверь была сделана, должно быть, из местной, очень прочной древесины. Она казалась не тронутой гниением. Наоборот, какой-то естественный химический процесс превратил ее в камень. Корис жестом велел всем отойти.

— Это мое дело.

Снова взлетел топор Вольта. Саймон едва не закричал, боясь увидеть, как прекрасное лезвие раскалывается при ударе о камень. Послышался звон, топор снова взмыл в воздух и обрушился со всей силой мощных рук капитана.

Дверь раскололась, часть ее упала вперед. Корис отошел, а трое оставшихся очистили проход. В лицо им ударил яркий дневной свет, свежий ветер разгонял затхлый воздух склепа.

Убрав остатки дверей и пройдя сквозь стену из сухих ветвей, спутанной паутины и высохших насекомых, они оказались на вершине утеса. Прямо перед ними начинался спуск к ручью. Ни слова не говоря, Саймон устремился вперед, надеясь промыть высохшее горло, облегчить мучения просоленной кожи.

Чуть позже, приподняв от воды мокрую голову и плечи, он обнаружил, что Корис исчез. Но Саймон был уверен, что капитан вместе с ними покинул склеп Вольта.

— Где Корис? — спросил он Танстона. Тот протирал лицо пригоршней влажной травы, вздыхая от удовольствия. лежал на спине возле ручья, закрыв глаза.

— Он делает необходимое для воина внизу, — ответил Танстон. — Гвардеец не должен оставаться открытым ветру и воде, если его офицер может о нем позаботиться.

Саймон вспыхнул. Он совсем забыл об этом искалеченном теле на берегу. Хотя он по своей воле вступил в гвардию Эсткарпа, но еще не чувствовал себя ее частью. Эсткарп слишком древен, его жители и волшебницы — слишком чужды. Но что обещал ему Петрониус, предлагая бегство? Что человек, воспользовавшийся его услугами, будет перенесен в тот мир, которого жаждет его душа. Саймон солдат, и вот он в мире постоянной войны. Но это не его способ воевать, и он по-прежнему чувствует себя бездомным.