По странам и страницам: в мире говорящих книг. Обзор аудиокниг - Дмитрий Александрович Померанцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итог романа зыбок и неуловим, как дым. Жизнь героев возвращается на круги своя, заведомо несбыточные надежды развеиваются по ветру. И даже ожидаемый – живо напомнивший мне финал «Хроники объявленной смерти» Гарсиа Маркеса – хеппиэнд, не успокаивает и не удовлетворяет. Любовь? А была ли она? Планы по переустройству России? Полноте, да возможно ль переустраивать то, что так и не было выстроено. Тургенев исполнен скепсиса, если не пессимизма.
«Дым» – не самое выдающееся достижение русской литературы XIX века. Пожалуй, критики правы, когда, говоря о творчестве Ивана Сергеевича, заключают эту книгу в скобки. Но есть в романе и нечто такое, что не дает пройти мимо, деликатно потупив взор. Некая щемящая искренняя нота, позволяющая вернее и глубже заглянуть в суть так и не разгаданного до конца феномена, именуемого русским характером.
Лично меня более всего потрясла последняя фраза, сухо и почти равнодушно известившая читателя о смерти юной воспитанницы Потугина. Этот маленький персонаж постоянно маячил на периферии повествования, вызывая недоумение своей явной никчемностью, однако под конец вот так вот взял да выстрелил. Гибель ребенка – самое крайнее, самое страшное выразительное средство писателя, ведь дети – символ будущего. Так неужели ж автор дошел до такой степени отчаянья и безысходности, что решился его применить? Или же собственное ужасное детство ожесточило сердце того, кто, прочим между, написал в свое время изумительный «Бежин луг», и так и не сгодившаяся ни на что маленькая героиня была брошена за ненадобностью под ноги читателю, точно перчатка?
Теперь о втором из вышеназванных романов.
Когда-то давно моя одноклассница рассказала мне историю происхождения своей фамилии. Мол, пахал ее предок-крестьянин непаханые земли, и кто-то спросил его: чего, мол, делаешь? Тот ответил: деру новь – в смысле, целину подымаю. Так и привязалось к нему и его потомкам прозвище, а затем фамилия Деруновы. Фамилия у моей одноклассницы давно уже другая, а вот семейное предание наверняка бережно сохраняется и будет передаваться последующим поколениям. На том стоим.
Не сомневаюсь, что главная (на мой взгляд) шарада последнего тургеневского романа не ускользнула от пристального внимания ценителей слова и была разгадана ими еще при жизни писателя. Однако никакого упоминания об этом у критиков и литературоведов не встречал, а посему – ничтоже сумняшеся – запишу пока это открытие на свой лицевой счет.
В романе «Новь» (1877) Тургенев предпринимает смелую попытку показать «новых людей» – всех этих славных революционеров-разночинцев, противопоставляя их выдохшемуся, бесплодному, бесперспективному дворянству, только и способному, что поносить столь любезную сердцу автора цивилизацию да вставлять палки в колеса прогресса.
Начинается роман за здравие – с многообещающего, почерпнутого из записок некоего хозяина-агронома эпиграфа: «Поднимать следует новь не поверхностно скользящей сохой, но глубоко забирающим плугом».
Герои книги чрезвычайно просты – все в них подчеркнуто грубо, неопрятно и бедно (эти определения употребляются автором едва ли не в каждом втором предложении) – и манеры, и одежда, и руки, и лица. «В этих неряшливых фигурах с крупными губами, зубами, носами… сказывалось что-то честное, и стойкое, и трудолюбивое». Таким образом, писатель даже внешне отличает «новых» людей от «старых», как бы выводя иную породу со своими уникальными морфологическими признаками.
Под стать поведению и облику героев и их искренние и неуклюжие высказывания: «Мы только с врагами нашими знаться не хотим, а с людьми нашего пошиба, с народом мы вступаем в постоянные сношения».
Главный герой романа, Алексей Дмитриевич Нежданов, является чем-то вроде промежуточного или же связующего звена между двумя противоборствующими расами. Будучи плоть от плоти «старых» (незаконнорожденный сын богатого аристократа), обладая характерными приметами вырождающейся породы (маленькие руки, тонкие черты, мечтательность, склонность к поэзии и меланхолии), он тем не менее всею душой устремляется навстречу новому – в светлое, братское завтра.
Нежданов – первый среди равных. Он, если угодно, – тот самый «глубоко забирающий плуг». К его мнению, несмотря на юный возраст, с уважением прислушиваются. Его ценят. Это не кремень, вроде Базарова или Инсарова, но и не робкий, держащийся за папенькину штанину Аркаша Кирсанов. И уж конечно, не клонящиеся к закату Лаврецкий или Рудин.
В личном плане Нежданову повезло, как никому из тургеневских героев: в его жизни было сразу три женщины. Если, конечно, слово «было» уместно применить к тем, кого на самом деле как бы и не было вовсе.
Первая из женщин – соратница Нежданова, пламенная революционерка Фекла Машурина, пожалуй, единственная, кто любил его по-настоящему. Вторая, Марианна, только думала, что любит, как говорится, «была влюблена в любовь». Третья же – лощеная и пошлая барынька Валентина Михайловна – ничего такого даже не думала и только играла с ним в кошки-мышки, где мышкой была определенно не она.
Именно любовные переживания постепенно разоблачают, обнажают героя – сдирают с него парадные одежды борца за идею, мученика. Мучеником он, впрочем, остается, однако причиной его страданий оказываются не царящие в стране произвол и насилие, но глубокие внутренние противоречия. Нежданов просто не знает, куда себя деть.
Особенно ярко и наглядно этот раздрай проявляется в его отношениях с Марианной. «Жажда деятельности, жертвы – жертвы немедленной – вот о чем она томилась». А что же наш герой? «Он первый раз в жизни сошелся с девушкой, которую – по всей вероятности – полюбил. Он присутствовал при начинании дела, которому – по всей вероятности – посвятил все свои силы. И что же?» В этой фразе – весь Нежданов. Сплошной вопросительный знак. Сплошное сослагательное наклонение.
В итоге долгожданная встреча героев приводит не столько к нежному объяснению, сколько… к появлению на свет еще одного несгибаемого страдальца за народное дело. Жертвенность Марианны не оставляет Нежданову выбора. Он становится ведомым, бразды правления берет в свои руки она – «эта девушка, которая полюбила его – его, бездомного горемыку, которая ему доверяет, которая идет за ним и вместе с ним к одной и той же цели». Общность идей, таким образом, оказывается важней и превыше и душевной близости, и плотского влечения.
«Они даже не поцеловались, это было бы можно, но почему-то жутко, так по крайней мере чувствовали
