Женская гениальность: История болезни - Александр Шувалов

Имя Львовой, начиная с её первых шагов в литературе и кончая последним днём её короткой жизни, неразрывно связано с именем поэта-символиста В.Я. Брюсова. Сложившиеся у них отношения не удовлетворяли Львову. Прямая, открытая натура, она хотела большего. Тайные встречи становились всё более редкими, в письмах проскальзывали упрёки. Чем дальше, тем тяжелее становилось молодой девушке. Ей хотелось владеть сердцем поэта безраздельно, хотелось, чтобы кроме неё для него не существовала ни одна женщина. Всё чаще стали посещать Львову мысли о самоубийстве. В одном из последних писем она пишет Брюсову: «Я очень устала… Всему есть предел… Всё во мне умерло». И в состоянии душевной депрессии Львова (в возрасте 22 лет) кончает с собой выстрелом из револьвера.

Широкий интерес к её произведению «Старая сказка» пробудился именно после гибели Львовой, которая наложила особый отпечаток на восприятие книги. «Жёсткий» тип самоубийства (использование огнестрельного оружия) не характерен для молодых женщин в случаях истеро-аффективных расстройств, а именно психическое нарушение подобного типа представляется на первый взгляд наиболее вероятным у Львовой. Вспоминается ещё один аналогичный пример: самоубийство возлюбленной Есенина Галины Бениславской, застрелившейся на могиле поэта в годовщину его смерти. В случае Львовой можно говорить о развитии депрессивного эпизода тяжёлой степени.

Цветаева Марина Ивановна (1892–1941) — русская поэтесса и прозаик. С 1922 г. находилась в эмиграции, в 1939 г. вернулась на родину. Эпиграфом ко всей жизни Цветаевой могли бы послужить её собственные строки: «Не умереть хочу, а умирать».

С подросткового возраста Марина была недовольна своей наружностью: форма лица казалась ей слишком круглой, а румянец слишком ярким. В связи с этим Цветаева одно время ходила стриженная наголо, в чёрном чепце и чёрных очках. Пытаясь изменить себя, она голодала, изнуряла себя ходьбой, стремилась придать аскетичность своему облику. Носила причёску, наполовину закрывавшую лицо, много курила, и папироса вскоре стала неотъемлемым штрихом её портрета.

Это пример типично депрессивного отношения к себе человека, находящегося на грани самоуничтожения. Более решительный поступок не заставил себя ждать. В 17 лет Цветаева попыталась покончить с собой. Суицидальная попытка произошла на представлении «Орлёнка» любимого ею французского поэта Ростана. Но револьвер дал осечку.

О, дай мне умереть, покудаВся жизнь как книга для меня…И дай мне смерть — в семнадцать лет!

Почти неизменным состоянием Цветаевой была тоска. Тоска — и чувство протеста: против всех. Выходя замуж, она не удосужилась поставить отца в известность, так как «не признавала формальностей брака». Всё это было крайне не похоже на общепринятые нормы семейной жизни. Цветаева была плохой матерью всем своим детям. Возможно, поэтический дар и внутренняя одержимость не оставляли места для терпеливого спокойствия и уравновешенности, так необходимых в повседневном общении с детьми.

Психиатр М.И. Буянов пишет: «Цветаева была изломанной от рождения, дисгармоничной, аномальной личностью: нечёсанная, немытая, одетая чёрт знает как, погружённая в свои поэтические образы, она была не от мира сего. Не умела готовить, не могла заставить себя стирать, шить, заметать и т. д., т. е. делать то, что от природы положено делать женщине. Бесчисленные любовные письма, адресованные первым попавшимся людям, вызывают тоску. Она не останавливалась ни перед лесбийством, ни перед другими извращениями. И именно такой никчёмной, не приспособленной к жизни психопатке был дан божественный поэтический дар».

Пока в реальной жизни влечения Танатоса уравновешивались влечениями Эроса (любовь к семье), на долю влечений к смерти оставалось содержание её сочинений. По этой причине они были пронизаны или призывами к смерти, или её описаниями, и нет возможности перечислить все примеры, подтверждающие это наблюдение. Для многих стихотворений Цветаевой характерен мотив обращению к читателю «из-под земли», то есть после своей смерти:

Посвящаю эти строкиТем, кто мне устроит гроб.Приоткроют мой высокийНенавистный лоб.Изменённая без нужды,С венчиком на лбу,Собственному сердцу чуждойБуду я в гробу.

Вырвавшись в 1922 г. из Совдепии, попав в свою любимую Германию, воссоединяясь с давно не виденным мужем, казалось, можно было бы и порадоваться, глядя с балкона гостиницы на чистенькую берлинскую улицу. Но и в этот момент взгляд Цветаевой — взгляд потенциального самоубийцы:

Ах, с откровенного отвеса —Вниз — чтобы в прах и в смоль!

«Некрофильные» метафоры Цветаевой пронизаны смертью: не стихи, а прямо-таки рифмованная суицидомания. На произошедшее в это время самоубийство Сергея Есенина она откликается с естественным сочувствием и неестественно скрываемой завистью:

Помереть в отдельной комнате! —Скольких лет моих? Лет ста?Каждодневная мечта.

Парадоксально, но личное счастье отнимало у Цветаевой поэтический дар. 1927 г. был, по разным причинам, временем наитяжелейшей тоски. Из великого страдания, душившего Цветаеву, и возникла одна из самых странных и загадочных её поэм — «Поэма Воздуха». Но Цветаева была не одинока в своей «парадоксальности». Вспомним пушкинское: «Прошла любовь, явилась муза, и прояснился тёмный ум». Поэтесса была убеждена, что беда углубляет творчество, она вообще считала несчастье необходимым компонентом творчества.

В 1920-х гг. творчество Марины Ивановны достигло небывалого расцвета, а любовные увлечения сменяются одно другим. И каждый раз они заканчиваются драматически, а сама Цветаева «разбивается вдребезги». «Я всегда разбивалась вдребезги, и все мои стихи — те самые серебряные, сердечные дребезги…» Но если бы она не разбивалась, то не было бы и стихов.

На основании анализа стихотворного и эпистолярного наследия Цветаевой можно сделать вывод, что влечение к смерти у неё могло явиться одним из подсознательных источников творческого процесса. Тема смерти пронизывает большую часть поэтического наследия Цветаевой, своеобразно окрашивая его в депрессивные тона.

Карин Бойе (1900–1941) — шведская писательница и поэтесса.

Путь к осознанию своей гомосексуальности для неё был долгим. Однополая любовь несомненно давала Бойе мощный заряд творческой энергии. Этой же теме посвящены многие её произведения. Конечно, круг интересов Бойе, как у любого выдающегося литератора-гомосексуалиста, не сводился только к однополой любви. Страстная и увлекающаяся, она не раз меняла убеждения и взгляды: сначала это был буддизм, потом христианство, потом социализм, а в последний период жизни — фрейдизм. Последовательница Зигмунда Фрейда, Карин всерьёз занималась психоанализом, неоднократно сама проходила курс терапии. В 1932 г. немецкий психоаналитик Вальтер Шиндлер счёл психическое состояние своей пациентки очень тревожным и предсказал, что она покончит с собой не позднее чем через десять лет.

Непосредственной причиной самоубийства писательницы послужил трагический любовный треугольник: Бойе была безответно и безнадёжно влюблена в свою подругу Аниту Натхорст, умиравшую от рака, но при этом продолжала поддерживать связь со своей многолетней сожительницей Марго Ханель. В конце концов, в приступе депрессии Бойе ушла в лес, захватив с собой пузырёк со снотворным. Тело обнаружили лишь несколько дней спустя.

Приведём одно из последних стихотворений Бойе:

Подумать только! Умереть и оставить позадистрадания, ужас, одиночество, неизбывную вину.Есть в том, что нас окружает, глубинная суть.Нас ожидает милость — дар, которого никто не отнимет.

Бойе начала писать стихотворения ещё в гимназические годы и к моменту выхода в свет первого сборника «Облака» (1922 г.) уже имела за плечами значительный поэтический опыт. Сложную и противоречивую роль в её жизни было суждено сыграть фрейдизму. С одной стороны, психоанализ помог Карин Бойе, как и некоторым другим художникам, найти новые темы, создать новые образы и решить, хотя бы временно, личные психологические проблемы. С другой стороны, несовершенная психоаналитическая процедура была способна углубить душевный кризис и усилить страдания писательницы. Карин Бойе ушла из жизни, находясь на вершине своей славы как поэт и прозаик. Огромный успех имел её роман-антиутопия «Каллокаин», изданный в 1940 г.

В данном случае можно, разумеется, предполагать развитие реактивной депрессии, связанной с проблемами экстравагантного «любовного треугольника». Однако этот вид депрессии, имеющей психогенное происхождение, чаще сопровождается психомоторной заторможенностью и имеет благоприятный прогноз даже при затяжном течении. Если же мы предположим у Бойе депрессию, протекающую в рамках биполярного аффективного расстройства, то её самоубийство становится в клиническом смысле более понятным. У писательницы, по-видимому, развивались и маниакальные состояния, о чём свидетельствуют такие её характеристики, как «страстная и увлекающаяся», стремящаяся «к неограниченной личной свободе вопреки любым запретам», подверженность частой смене убеждений и взглядов. Дополнительным подтверждением того факта, что Бойе страдала выраженными аффективными колебаниями, служит и упоминание о «неоднократных курсах терапии». Данные о сексуальной аномалии шведской писательницы позволяют с полным правом отнести её в первую группу знаменитых женщин.