Крест и свастика. Нацистская Германия и Православная Церковь - Михаил Шкаровский

Поражение РКМ в вопросе определения судьбы бывшей Польской Православной Церкви имело серьезные последствия. Практически речь шла о начале изменения всей прежней политики в отношении Русской Церкви (определенного покровительства той части РПЦЗ, которая находилась на территории Германии, и содействия расширению епархии Берлинской и Германской на все присоединяемые к рейху области и государства). Теперь против этого курса выступили многие важные партийные и государственные органы, которые раньше так или иначе терпели его. Впервые возобладал враждебный подход как к Русской Церкви в целом, так и ко всем образовавшимся вне России «юрисдикциям», в том числе РПЦЗ. Именно этот подход стал доминировать и определять соответствующую политику в 1941–1945 гг.

В качестве примера влияния ситуации в Генерал-губернаторстве на ухудшение отношения к Русской Церкви на других территориях можно привести циркуляр РСХА своему уполномоченному при германском после в Братиславе от 23 октября 1940 г. В нем говорилось: «Установлено, что панславянские круги в Православной Церкви Генерал-губернаторства находятся в тесной связи с монастырем Владимиров в Словакии… Характерной чертой этой панславянской Православной Миссии являются попытки отколоть украинские группы от общеукраинской массы. Это пытаются сделать прежде всего на Лемковщине с помощью русофильского течения в православном духовенстве. Глава этого русофильского течения — священник Павлишин… Намечен перевод священника Павлишина из Кзарне в округ Радома, вследствие чего может быть ослабление связей с Владимировом». Уполномоченному было поручено произвести подробное обследование монастыря и объема его работы [222].

Изменения же в Православной Церкви Генерал-губернаторства не ограничились возвращением к управлению митр. Дионисия. Племянник и бывший адъютант Петлюры Степан Скрыпник, который 14 лет являлся депутатом польского сейма, в качестве вице-президента Архиерейского Синода стал во многом определять церковную политику. Автокефалия была узаконена и получила совершенно иную, чем ранее, интерпретацию. Она была истолкована в смысле поддержки национальной Украинской Церкви. Именно так ее расценивали даже самые радикальные украинские националисты. Например, 22 октября 1940 г. представитель бандеровского течения в ОУН Чучман во время беседы в службе «Восток» благодарил ее руководителя Лейббрандта «за помощь, которую он оказал Украинской Церкви в Генерал-губернаторстве при учреждении ее автокефалии» [223].

Генерал-губернаторство было разделено на три епархии, и проведены намеченные архиерейские хиротонии. Этим фактом, как казалось украинским сепаратистам, была «создана каноническая предпосылка» для автокефальной Церкви — Архиерейский Синод с тремя членами. Во главе Варшавской епархии остался митр. Дионисий. И. Огиенко стал управлять Холмской и Подляшской епархией. Его хиротония, после принятия монашеского пострига с именем Иларион, состоялась 2 ноября 1940 г. Совершили хиротонию 3 архиерея: митр. Дионисий, еп. Тимофей и архиеп. Савватий, который приехал из Праги. Приезд последнего организовал МИД. Он считал, что поскольку Савватий находится в юрисдикции Константинопольского патриарха, то участие этого архиерея в хиротонии будет означать косвенное признание ее Вселенским престолом. Уже в ноябре Иларион был возведен в сан архиепископа[224].

Он сразу же стал играть активную роль в церковной политике. В декабре 1940 г. архиеп. Иларион получил от Вильдена и Лейббрандта разрешение возобновить издание газеты «Ридна Мова» на украинском языке. 11 декабря 1941 г. он даже отправил письмо Сербскому патриарху с просьбой о передаче ему чудотворной Ленинской иконы Божией Матери и содействии в возвращении на Холмщину монахинь православного Леснинского монастыря, здания которого архиепископ надеялся получить при содействии германских властей. Монахини Леснинской обители действительно проживали тогда в оккупированной Сербии, но переселяться в Генерал-губернаторство, конечно, не пожелали, так как принадлежали к РПЦЗ. Да германские органы и не передали письмо патриарху, так как он находился под арестом. В мае 1943 г. в Холме была открыта духовная семинария, возникли типография и издательство братства Божией Матери. На всей Украине в период германской оккупации не существовало другого такого центра издательской деятельности. В семинарии обучалось 30 студентов, ректором ее был профессор Смерека. При всей своей «национальной ориентированности» архиеп. Иларион не принадлежал к радикалам. Кроме того, он был вынужден учитывать, что старшее поколение православных священников не только окончило российские духовные семинарии, но и большей частью было русским по происхождению. Поэтому Огниенко сохранил богослужение на церковнославянском языке и издал распоряжение духовенству, что оно должно постепенно и осторожно вводить только украинский выговор церковнославянского текста литургии[225].

Последним из намеченных епископов был хиротонисан 9 февраля 1941 г. архимандрит Палладий (Выдыбида-Руденко) для Краковско-Лемковской епархии. Он, как и Иларион (Огниенко), поклялся в верности генерал-губернатору. Утверждая епископа, губернатор Варшавы Фишер писал: «Германские органы власти будут оказывать Вам в Вашей работе защиту и поддержку, насколько это необходимо. В то время как прежнее польское правительство угнетало меньшинства, из которых, по существу, состояла Православная Церковь, и не позволяла им самостоятельно организовывать их религиозную жизнь, германские ведомства Генерал-губернаторства рассматривают в качестве своей задачи содействие свободному развитию религиозной жизни меньшинств»[226].

В образованной Краковско-Лемковской епархии ранее все украинское население принадлежало к униатам. Однако в 1918 г. 25 тыс. близких к украинцам лемков перешли в православие. Кроме того, к епархии принадлежала община из 400 верующих в Кракове. Находившаяся в этом городе кафедральная церковь размещалась в бывшей синагоге, которую епархии передали немецкие власти. Краковская церковь была освящена 7 декабря 1941 г.[227].

Холмская епархия являлась важнейшей. Она охватывала к 1941 г. 170 общин, в то время как Варшавская — только 10, а Краковско-Лемковская — 35. Число православных приходов росло довольно быстро. В качестве мест паломничества большое значение имели женский монастырь в Турковицах и мужская обитель в Яблочине. Помимо духовной семинарии в Холме была открыта и вторая в Варшаве. Вплоть до 1944 г. ведомства Генерал-губернаторства продолжали искать в украинцах противовес полякам и старались привлечь их на свою сторону. Например, когда православные крестьяне были переселены из-под Замостья, чтобы освободить место немецким колонистам, на новом месте им сразу же предоставили здание бывшей польской католической церкви. 5 февраля 1942 г. уполномоченный МИД писал своему руководству: «В отношении обеих Украинских Церквей в Генерал-губернаторстве — православной и униатской — со стороны правительства генерал-губернатора занята доброжелательная позиция. Это следует уже из того, что в то время как выплачиваемые бывшим польским государством Римско-католической Церкви дотации были упразднены, обе Православные Церкви в Генерал-губернаторстве в ограниченном объеме и без признания официальных обязательств получают государственные дотации»[228].

Польский историк признавал, что украинцы на территории Генерал-губернаторства в целом находились даже в лучшем положении, чем до 1939 г., и упоминал при этом «довольно большую свободу» для Церкви[229]. Однако Франк не допускал каких-либо существенных проявлений самостоятельности украинцев, рассматривая их прежде всего в качестве «противовеса полякам». В то время как главный конкурент генерал-губернатора в будущем управлении восточными землями рейхсминистр А. Розенберг в период подготовки нападения высказывался за раздробление Советского Союза на сепаратные национальные государства, в том числе украинское. Франк 12 сентября 1940 г. предостерегал от того, чтобы «отвоевывать украинской нации великоукраинскую империю» и требовал «необходимой дистанции» от украинцев, «которые хотя и друзья, однако не близки немецкому народу»[230].

Власти Генерал-губернаторства далеко не во всем шли навстречу митр. Дионисию. Так, 15 декабря 1940 г. митрополит обратился к Франку с просьбой разрешить проживавшему в Париже прот. Илариону Брендзану приехать в Варшаву и сообщить о положении дел в украинской православной эмиграции. Брендзан состоял в юрисдикции митр. Дионисия, возглавлял украинские эмигрантские приходы в Париже и Берлине и еще в сентябре 1940 г. ходатайствовал о разрешении проезда в Варшаву. Но этот въезд ему запретили, так как протоиерей якобы в действительности хлопотал о том, чтобы стать епископом в Генерал-губернаторстве, и к тому же был пропольски настроен[231].