Говорящая собака - Марк Барроуклифф

— Я совсем не это подразумевал…

— Нет, такое надо отметить. Давай закажем что-нибудь выпить.

Пес уже перескочил на противоположную сторону бульвара, где нарезал круги по лужайке. Оттуда доносились его восхищенные выкрики. Увидев, что мы вышли на бульвар, он устремился за нами, напевая себе под нос что-то вроде: «Тум-ти-ти-ти-тум, тара-лала шиабанго!» — какую-то веселую бессмыслицу.

— Есть проблема, — сказал я.

— Какая проблема? — насторожилась Линдси.

— Это нечестная сделка. Афера.

— Иы-ы-ы-х! — Пес пронесся мимо, как аэроплан на бреющем полете, зацепив мою штанину.

— Что это значит? — нахмурилась Линдси.

Линдси такая девушка, что не пожелает связываться с криминалом. Правда, в отличие от меня, она не столь бескомпромиссна и умеет обходить некоторые моральные постулаты, но все же никогда не пошла бы на обман, тем более на обман престарелой леди.

И я посвятил Линдси в подробности нашего с Тиббсом разговора. Правда, ни словом не обмолвился об игре, о том, что я просадил девять тысяч, на которые можно было купить несколько комплектов мебели для кухни, о которой она так мечтала. Зато рассказал все остальное, включая приглашение стать членом «Бумажного Сообщества», которое я без зазрения совести описал ей как клуб по интересам: банкиров, бухгалтеров, адвокатов, покрывающих махинации друг друга.

— Теперь ты видишь, почему я не стал связываться, — закончил я.

— Погоди, но как же… а полиция?

— Полицейские чины тоже состоят в этом клубе. И никто не прольет свет на преступление, а приюты для бездомных собак останутся без миллионов фунтов.

— Эй, плосконосый, а я твою метку перечеркнул! — послышалось рядом. Это Пучок дразнил проходившего мимо боксера.

— Собачьи приюты? — удивилась Линдси, словно впервые слышала о таких.

— Не просто приюты, — ответил я, — а кинологический центр в Пэтчеме. Ну и разные другие приюты, фонды помощи бездомным собакам и прочее.

— Миллионы фунтов? В фонд помощи бездомным собакам? — лицо ее вытянулось от удивления.

— В общем, сплошные пожертвования, — пояснил я, затем украдкой посмотрел на Линдси. Я никогда еще не видел подобного выражения на ее лице, такого ярко выраженного отвращения. Я думал, сейчас она взорвется, но вместо этого услышал:

— Значит, нам ничего не достанется?

— На помощь! — завизжал Пучок, которого преследовал боксер.

Я мягко положил ей руку на колено.

— Ничем хорошим это не кончится, если мы позволим втянуть себя в эту авантюру. Не жди добра от того, кто творит зло. Я встречался с этими людьми, это не люди, а какие-то инопланетяне. Нам их никогда не понять, точно так же, как им — нас.

— Да, — отрывисто сказала Линдси, и по щекам ее потекли слезы, — мы не такие. Мы не живем в больших особняках, предпочитая ютиться в малогабаритных квартирах и снимать комнаты, мы не ездим в отпуск на тропические острова, когда захотим, в любое время года, мы не можем позволить себе загорать где-нибудь на пляже в разгар зимы и кататься на лыжах в середине лета. Мы даже не можем брать выходные, когда захотим, и не уверены, что способны оплатить свои долги. Мы даже в Мастик ни разу не были. Все в нашей жизни и любви подчинено условностям, у нас связаны крылья, и нам никогда не подняться туда, наверх. Мы никогда не прорвемся сквозь эти силки, если не ухватимся за первую благоприятную возможность, если не воспользуемся случаем. Только так люди поднимаются над обыденностью, только так — хватаясь за колесо Фортуны. Ты должен хватать птицу удачи, пока она идет к тебе в руки, Дэйв, иначе ты останешься в дураках. — Она положила свою руку поверх моей.

Я уставился на нее. Глаза Линдси были полны слез.

— Хулиган! Он преследует меня! — доносились крики с лужайки. Пучок пронесся мимо сплошным комком рыжей шерсти. — Спасите, он хочет добраться до моих костей!

Боксер тем временем, как я заметил, довольный до ушей, затрусил за хозяином по бульвару в противоположном направлении.

— Я не могу так поступить, Линдс. Это противоречит моим принципам, более того — самой моей природе.

Такой несчастной я ее еще никогда не видел, даже когда мы попали в пробку в первый день январской распродажи в «Мобен» — шестьдесят процентов скидки для первых десяти покупателей. Мы оказались пятнадцатыми.

Она порывисто вздохнула.

— Но почему?

— Тут не о чем и говорить. Я не такой. И подобными вещами не занимаюсь, и никогда заниматься не буду. Это бесчестно.

Линдси посмотрела на пса, который как раз подбежал к крошечному йоркширскому терьеру.

— Эй, коротышка, прочь с дороги! — рявкнул он. — Это моя территория, понял? Что, нюх потерял, информационных точек уже не замечаешь? Распустилась, шантрапа!

— Что бесчестно? — спросила Линдси спокойно и твердо.

— Это не наши деньги. И миссис Кэдуоллер-Бофорт имеет право поступать с ними так, как ей вздумается, и получить за поместье столько, сколько полагается.

Линдси уже не смотрела на меня. Она уставилась на море, сверкавшее в лучах солнца. По волнам задумчиво скользила холеная крутая яхта. В общем, был не самый подходящий момент для того, чтобы разглагольствовать о моральных ценностях.

— Безнравственно — это когда обретаешь выгоду за счет других людей, причиняя им страдания, — сказала она.

— Да, именно.

— Значит, если я верно поняла, дело обстоит так. Поправь, если я ошибаюсь. Старая леди продает свой дом. Собаки получают двести тысяч, если не больше… Больше они, должно быть, никогда и не получали и не получат, а мы получаем… — Она положила вторую свою руку поверх моей и взглянула мне прямо в глаза. — Свободу или хотя бы ее начало. С трудом могу представить себе, кто при таком раскладе пострадает.

— Не надо впадать в истерику, сэр! — заявил Пучок, на которого, захлебываясь, тявкал йоркширец. — Я только указал вам, что пришел сюда первым.

Я не знал, что ей ответить. Она могла выдвинуть сколько угодно аргументов, объяснить, что не все делится на черное и белое, что мир на самом деле разноцветен и помимо добра и зла в нем существует масса различных цветовых сочетаний и тональностей, где правда и ложь тесно переплетены. Она могла сделать все что угодно, кроме одного — разубедить меня, потому что если есть на свете вещи, которых вы не можете сделать, то вы их не делаете. Нельзя ждать от слона, что он взлетит, сколько ни воодушевляй его на такой поступок.

На дороге появился человек с коробочкой жареных «чикенов» в руках. Пучок стал крутиться возле него, исполняя какой-то замысловатый танец и напевая, видимо, чтобы не сбиться с ноги, под нос: «Брось коробку, брось коробку, брось коробку, урна далеко, так что лучше брось».

— Может, просто оставим эту тему? — предложил я.

— А я бы хотела, — вздохнула она, — оставить эту дыру, в которой мы живем.

— Эй, погоди, — вмешался я. — Ты называешь дырой то, что мне дорого. Я люблю эту дыру.

Но сбить ее оказалось непросто.

— Ты мог бы получить пятьсот тысяч, а может, даже миллион, если бы этот тип вернулся к своему второму предложению. И еще неизвестно, сколько ты мог бы зарабатывать впоследствии, вращаясь в их клубной тусовке. А что сделал ты? Что вообще ты смыслишь в жизни? К чему ты стремишься? Кем ты хочешь стать? Неудачником или человеком, который может что-то предложить другим, человеком, с которым хочется остаться рядом? — Она добавила: — И даже, может быть, навсегда.

Это был удар ниже пояса. Вообще-то, я хотел, чтобы мы поженились, особенно с тех пор, как узнал, что это могло порадовать больную маму, но Линдси тогда сказала, что она еще не готова.

— Линдси, — сказал я, — если ты хочешь провести всю жизнь рядом с человеком, способным на подобные поступки, то нам с тобой не по пути.

Это прозвучало несколько более ультимативно, чем хотелось.

— А дистрофики Бурунди поют: «Вернись! Джейсон Кенди!», — пел пес, бегая взад-вперед по бульвару. Он явно радовался, что шерсть его при этом развевает ветром. Такая вентиляция была ему по душе.

— Сколько ты просил за тот автомобиль? — вдруг спросила Линдси.

Я продал старый «Цивик» года два назад.

— Это к делу не относится, Линдси.

— Ну сколько?

— Ну, две пятьсот.

— А сколько предложил перекупщик?

— Две триста пятьдесят. — Она знала, чем меня уязвить.

— Так, значит, ты зарядил цену на полторы сотни выше его реальной стоимости.

— Я немного завысил цену, чтобы торговаться. Просто он не торговался.

Я долго не мог прийти в себя. Он просто вошел, посмотрел на машину, выложил деньги наличными, сел за руль и уехал. Позже мою машину нашли в Лондоне с двумя «Калашниковыми» и полуфунтом взрывчатки «семтекс» в багажнике, и было еще много разных неприятных разговоров с полицией, когда они вычислили мой адрес по номерным знакам.