Ольга Калашникова: «Крепостная любовь» Пушкина - Михаил Филин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом Михайла, числясь на оброке по «покормёжному письму», управлял имением Берёзки Подольского уезда Московской губернии, которое принадлежало Сонцовым, пушкинским родственникам[266]. В 1841–1842 годах, когда опека, высочайше учреждённая над детьми и имуществом камер-юнкера А. С. Пушкина, выкупала у совладельцев псковское имение, Сергей Львович оставил Михайлу Калашникова (а также «холостого» Гаврилу-Габриэля и двух других крепостных) «за собою». Их причислили «к собственному населённому недвижимому имению Нижегородской губернии Лукояновского уезда в село Болдино»[267]. Впоследствии Михайла Иванов получал из Болдина от И. М. Пеньковского по 200 рублей ежегодно[268].
В 1843 году старика отпустили из Подольского уезда в Москву, «для приискания себе места в услужение»[269]. Чем завершились эти поиски, неясно. А умер ветхий Михайла Калашников, как сообщил писатель и библиограф П. А. Ефремов, в Петербурге, в бедности, «у своих недостаточных детей», осенью 1858 года[270]. Тогда ему, пережившему обоих Пушкиных и познакомившемуся с «первым пушкинистом» П. В. Анненковым, было 83 или 84 года.
Об Ольге же и её мытарствах после Болдина мы не знаем решительно ничего. Популярное у современных литераторов сказание о поездке нашей героини на могилу Александра Пушкина, к сожалению, никак не подтверждается имеющимися документами. Возможно, она входила в конце 1850-х годов в кружок упомянутых «недостаточных детей» Михайлы Калашникова[271], а может, уже покинула это семейное сообщество навсегда, упокоилась на смиренном кладбище. Когда и где завершила свои дни всё потерявшая и никого после себя не оставившая титулярная советница Ольга Михайлова Ключарёва, которая в далёкой молодости звалась «белянкой черноокой», так и не установлено.
Кладбище есть. Теснятся тамК холмам холмы, кресты к крестам, Однообразные для взгляда;Их (меж кустами чуть видна,Из круглых камней сложена)Обходит низкая ограда.Лежит уже давно за нейМогила девицы моей.И кто теперь её отыщет,Кто с нежной грустью навестит?Кругом всё пусто, всё молчит;Порою только ветер свищетИ можжевельник шевелит[272].
Наверное, не найти теперь ни кладбища, ни могилы пушкинской Эды, прожившей переменчивую жизнь вне Большого времени.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
Абрамович — Абрамович С. Л. Пушкин в 1833 году: Хроника. М., 1994.
Аринштейн — Аринштейн Л. М. Пушкин: Непричёсанная биография. М., 1998.
Вересаев — Вересаев В. В. Загадочный Пушкин. М., 1996.
ВЛ — Вопросы литературы.
ГАНО — Государственный архив Нижегородской области.
ГАПО — Государственный архив Псковской области.
Документы-1 — Александр Сергеевич Пушкин: Документы к биографии. 1799–1829. СПб., 2007.
Документы-2 — Александр Сергеевич Пушкин: Документы к биографии. 1830–1837. СПб., 2010.
Куприянова — Куприянова Н. И. К сему: Александр Пушкин. Горький, 1988.
Летописи ГЛМ. Пушкин — Летописи Государственного Литературного музея. Книга первая: Пушкин. М., 1936.
Летописи ГЛМ. Опека — Летописи Государственного Литературного музея. Книга пятая: Архив Опеки Пушкина. М., 1939.
ПВС-1, ПВС-2 — А. С. Пушкин в воспоминаниях современников: В 2 т. М., 1974.
ПД — Пушкинский Дом (Институт русской литературы).
РА — Русский архив.
Стлб. — столбец.
Тархова-2, Тархова-3, Тархова-4 — Летопись жизни и творчества Александра Пушкина: В 4 т. / Сост. М. А. Цявловский, Н. А. Тархова. Т. 2–4. М., 1999.
Фамильные бумаги-1 — Фамильные бумаги Пушкиных-Ганнибалов. Т. 1: Письма Сергея Львовича и Надежды Осиповны Пушкиных к их дочери Ольге Сергеевне Павлищевой. 1828–1835. СПб., 1993.
Фамильные бумаги-2 — Фамильные бумаги Пушкиных-Ганнибалов. Т. 2: Письма Ольги Сергеевны Павлищевой к мужу и к отцу. 1831–1837. СПб., 1994.
Ходасевич — Ходасевич В. Поэтическое хозяйство Пушкина. Л., 1924.
Цявловский — Летопись жизни и творчества А. С. Пушкина: 1799–1826/Сост. М. А. Цявловский. Л., 1991.
Щёголев — Щёголев П. Е. Пушкин и мужики: По неизданным материалам. М., 1928.
ПРИЛОЖЕНИЕ
В. Ходасевич ИЗ КНИГИ «ПОЭТИЧЕСКОЕ ХОЗЯЙСТВО ПУШКИНА»[273]
43.<…> После отъезда прочих членов семьи из Михайловского Пушкин остался там наедине с няней. Так обстояло дело к концу ноября 1824 года. Вскоре мы застаём, однако, несколько иную картину, о которой можно судить по намёку в «Записках» И. И. Пущина. Почему-то на этот намёк не захотели обратить внимания. Между тем, в связи с другими обстоятельствами, он даёт возможность сделать немаловажные выводы.
Пущин пробыл в Михайловском один день: 11 января 1825 года. Описывая тот день, он между прочим рассказывает: «Мы обнялись и пошли ходить… Вошли в нянину комнату, где собрались уже швеи. Я тотчас заметил между ними одну фигурку, резко отличавшуюся от других, не сообщая, однако, Пушкину моих заключений. Я невольно смотрел на него с каким-то новым чувством, порождённым исключительным его положением[274]: оно высоко ставило его в моих глазах, и я боялся оскорбить его каким-нибудь неуместным замечанием. Впрочем, он тотчас прозрел шаловливую мою мысль, улыбнулся значительно. Мне ничего больше не нужно было; я, в свою очередь, моргнул ему, и всё было понятно без всяких слов. Среди молодой своей команды няня преважно разгуливала с чулком в руках. Мы полюбовались работами, побалагурили и возвратились восвояси».
В этом отрывке нельзя не видеть прямого, недвусмысленного указания на роман Пушкина с одной из крепостных девушек, обитательниц Михайловского. Сцена описана очень тонкими, но отчётливыми чертами. «Значительная улыбка» Пушкина в ответ на «шаловливую мысль» подмигивающего Пущина является несомненным подтверждением пущинской догадки.
Итак, мы имеем дело с любовной историей, ещё не отмеченной биографами поэта. Однако если мы станем искать следов этого романа в тогдашних лирических стихах его или в письмах, — то не найдём ничего. Только если мы развернём четвёртую главу «Евгения Онегина», то в XXXVI–XXXIX строфах, писанных, приблизительно, вскоре после пущинского визита, — прочтём:
Онегин жил анахоретом;В седьмом часу вставал он летомИ отправлялся налегкеК бегущей под горой реке.………………………………Прогулки, чтенье, сон глубокой,Лесная тень, журчанье струй,Порой белянки черноокойМладой и свежий поцалуй,Узде послушный конь ретивый,Обед довольно прихотливый… и т. д.
Упоминание о «белянке» здесь не случайно: оно определяет то место, какое в тогдашней жизни Пушкина могла занимать девушка, замеченная Пущиным. Онегинская «черноокая белянка» — это отчасти её портрет. То была лёгкая, неглубокая связь. От неё и остался такой же лёгкий, набросанный мимоходом, образ крепостной красавицы. Связывать же лёгкий очерк онегинской девушки с героиней пушкинского романа мы можем, основываясь на ясных словах самого поэта: «В 4-ой песне Онегина я изобразил свою жизнь» (письмо к Вяземскому, 27 мая 1826 года).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});