Машина Времени. Полвека в движении - Михаил Михайлович Марголис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Перед саундчеком в день концерта, рассказывает Сапунов, – к нам в «Олимпийский» приехал заместитель гендиректора телеканала «Россия» Геннадий Гохштейн и сообщил, что сейчас подъедет министр печати Михаил Лесин, чтобы кое о чем нас попросить. Лесин приехал и сказал: «Сегодня сюда собирается Владимир Путин. Хочется, чтобы он вышел на сцену и спел вместе с вами «Поворот». Нужно ему быстро текст песни подготовить». Мы чего-то там оперативно напечатали и передали Лесину. При этом какого-то особого волнения, повышенной собранности из-за визита премьер-министра у «Машины» не было. В гримерке все происходило, как обычно. Рюмку водки никто в кадку с цветами не выливал из-за боязни захмелеть перед выступлением».
«Персонального приглашения Путину на наш юбилей мы не делали, – поясняет Макаревич. – Но рядом с ним всегда есть люди, занимающиеся его пиаром и определяющие, какой публичный ход разумен. Видимо, большой концерт «Машины» сочли подходящим событием для появления на нем премьера. Поскольку негативных чувств к этому человеку я в те годы не испытывал, приезд Путина и последующее личное общение с ним у меня никаких возражений не вызвали. Если бы речь шла, предположим, о Жириновском, я нашел бы способ уклониться от такой встречи. И неважно, какую бы он при этом должность занимал».
Выйти на сцену в тот вечер Владимир Владимирович не рискнул, но там и без него хватало политиков-меломанов. Букеты любимому рок-коллективу 17 декабря 1999 года, за двое суток до очередных выборов в Госдуму, несли «реформаторы»: Немцов, Кириенко, Чубайс…
А утро после праздника в «Олимпийском» началось для «Машины» с изгнания из своих рядов весельчака Подгородецкого. Экс-наркоман и залихватский клавишник моментально превратился в самого язвительного недруга своих вчерашних компаньонов. Многослойную и противоречивую версию своей недобровольной отставки Петр пространно изложил в собственных мемуарах. Одной лаконичной, но емкой цитаты по данной теме там не найти. Поэтому для тех, кто прозу Подгородецкого не читал, отмечу, что, кроме личных вредных привычек, распиздяйства и, разумеется, Макара, экс-«машинист» винит в своей опале еще и некоторых госдеятелей-букетоносцев, чьи имена перечислены абзацем выше.
«Петя был нашим товарищем, – говорит Макар, – в связи с чем мы закрывали глаза на его специфическую исполнительскую манеру, обусловленную просто недостатком вкуса. То есть кабак из него периодически вылезал. Но со временем Подгородецкий превратился в совершенную свинью, и общаться с ним стало бессмысленно. То, что с Петром надо расставаться, понимали все «машинисты», и решение о его увольнении было общим.
Никакого прощального диалога лично я с Подгородецким вести не стал. Мы просто попросили Вову Сапунова после выступления в «Олимпийском» подойти к Пете и сказать, что группа больше в его услугах не нуждается. Таких людей я вычеркиваю из своей жизни. И жалею, как правило, лишь о том, что не сделал этого раньше. Тяну, тяну, надеюсь, что все обойдется, образуется, человек исправится. Хотя никто не исправляется. Отрубать надо сразу. За то время пока я тяну, внутреннее прощание с этим человеком у меня уже происходит. И когда мы расстаемся, что называется, на практике, я к этому абсолютно готов. Если я доведен до бешенства, как в случае с Зайцевым, то сам сообщаю человеку об увольнении. А в ситуации с Подгородецким мы поручили эту роль Вове, примерно как «битлы» попросили Брайана Эпстайна известить Пита Беста о его замене на Ринго Старра.
О пристрастии в тот период Пети к наркотикам говорить не хочу, ибо лично ему никаких веществ не подносил. Просто для меня недопустима ситуация, когда у нас, например, назначены съемки, а один из членов команды вдруг на пару дней выпадает из жизни, у него выключены все телефоны, и мы гадаем: умер он или нет? Это неуважение к себе и к нам. Делать музыку с таким человеком уже не хочется, потому что ее создание – процесс интимный, требующий обоюдного доверия».
«Подгородецкий приносил много неприятностей коллективу, – подтверждает Сапунов. – Но, когда с ним расставались, я все же сказал Макаревичу: «Андрюш, я его не принимал на работу. И неплохо было бы тебе самому Пете сообщить о вашем решении». Но Макар не захотел. Пришлось эту миссию выполнить мне: «Спасибо, Петя, за все, что ты сделал для нас, но мы в твоих услугах больше не нуждаемся». Он удивился: «Как?!» Я объяснил, что такова позиция всего коллектива, а я, как директор, лишь ее оглашаю».
«Через несколько дней после увольнения Подгородецкого я катался на лыжах в Подмосковье, – говорит Капитановский, – и встретил там Ефремова, тайком осваивавшего сноуборд. Он мне рассказал, почему «Машина» рассталась с Петей. Мол, дважды он опоздал на самолет за границу, в Сити-Холле зрителям «фак» показывал, а кокаиновую дорожку порой чуть ли не на клавишах выкладывал. И Валера выдохнул: «Согласись, Макс, ну это ж уже невозможно…»
«Меня в «МВ» всегда все устраивало, – объясняет Ефремов, – и по части музыки, и во взаимоотношениях с теми, с кем я играю, за исключением, возможно, Пети. С ним у меня кое-какие конфликты происходили. Причем строились они на том, что он пытался каким-либо образом лезть в мою личную жизнь, влиять на нее, что-то кому-то про меня рассказывать достаточно грязные истории. Или поступал так, как вменяемые люди не поступают. Угонял, например, мою машину. Брал ключи без спроса и ехал кататься».
«После 30-летия «Машины Времени» я общался и с Петей, – продолжает Капитановский. – Он сетовал, что все «машинисты» – непрофессионалы, не знают нотной грамоты, а он в группе был единственным участником с музыкальным образованием. Однако его хорошие песни Макаревич отодвигал, не ставил в программу, а ставил свои плохие. Ну, то есть Подгородецкий имел в виду, что у Макара есть песни хорошие и плохие. И вот, вместо последних в репертуаре «Машины» вполне бы сгодились Петины сочинения. В общем, существуют две правды – «машиновская» и Подгородецкого. А истина, как обычно, где-то посередине».
Через много-много лет после расставания с «МВ», накануне своего 60-летия, Петр в одном из наших разговоров вновь вернулся к тем давним событиям. «После написания книги я ни с кем из «машинистов» не встречался, и что они думают о «Машине» с евреями»
